Дети Гамельна, стр. 24

- Вот видишь, капитан, а если бы эта стая пошла на деревню? Сколько бы выжило? - Мирослав, несмотря на выпитое, был трезв и сосредоточен.

- В том-то и дело… - вздохнул капитан. – И как бы нам ни было жаль Старых, мы должны драться за людей…

- И за деньги, - строго дополнил Мирослав, остальные закивали, подтверждая суровую мудрость его слов.

- Куда ж без денег, - согласился Швальбе.

- Да, чуть не забыл, – подал голос Вацлав, - Мир, кто такие «боггарты», про которых судачит вся округа?

Сержант улыбнулся в ответ, улыбкой уже немолодого и повидавшего жизнь человека.

- Пусть судачат, не жалко, - сказал Мирослав. - Это те же кобольды, но говорят они с йоркским акцентом.

История шестая. О Бисклаверте, наемном убийстве и иных загадочных явлениях.

Не спалось сегодня. Что-то тягостно на душе было, как будто не вчера только проповедь читал о недопущении уныния в час сей трудный... «Старею», - мелькнула непрошеная мысль. Епископ поднял глаза на распятие, висящее на столбе посреди палатки. Иисус был строг, задумчив и молчалив. Как обычно, впрочем. У него на глазах могли резать сотнями благочестивых христиан, а на небе даже облачка не появилось бы, что за знамение принять можно.

Впрочем, лучше не думать о подобном. Неисповедимы пути Господни. А опасные мысли могут привести к беде…

Полог шевельнулся, как будто сквозняком потянуло. Епископ сел на кровати, напряженно вглядываясь в темноту. Крысы? Может быть. Но лучше кликнуть служку, пусть светом разгонит окружившую темень. Священник открыл, было, рот, но не успел. Что-то черное метнулось через всю палатку, словно ночные тени обрели плоть. Боль полоснула по горлу, словно острейший кинжал, растеклась по телу чернильной каплей в стакане воды. В предсмертной конвульсии епископ Нюрнбергский взмахнул руками, задев тень, и его ладонь скользнула по густой, жесткой шерсти…

…В последний раз поймать влажным носом тягучий лесной воздух, с наслаждением клацнуть зубами, ловя надоевшую блоху, прыгнуть через пень, чувствуя, как перекручивает тело за краткий миг полета… Боль преображения кратка и ужасна, длится от силы пару мгновений, но они растягиваются, словно часы в геенне. Жидкий огонь растекается по жилам, опаляя с головы до пят адским пламенем, а сразу за ним – столь же обжигающий холод, и тело падает уже не на сильные, послушные лапы, а на враз ослабевшие руки. Поначалу еще неопытные обернувшиеся безвольно валятся на землю, как кули с мукой, но со временем приходит сноровка – и вот падение превращается в перекат, уже не зверь – человек присел на колено среди деревьев, чутко ловя окружающие звуки и запахи.

Человек вздрогнул от холода. Как всегда, тот пришел неожиданно, укусив за голые плечи. Предрассветный лес укутывал промозглым туманом, и, пока не замерз к чертям свинячим, нужно достать из захоронки тючок с одеждой. Поскорее одеться и не забыть выдернуть из трухлявого пня два ножа.

Все, вроде бы готов. Главное, на месте подорожная и кошель, приятно звенящий десятком талеров. Да и два венгерских дуката добавляли мелодичности. А то ведь до Швандорфа не один день пути и не один постоялый двор. С голоду, конечно, умереть сложновато. Человек улыбнулся щербатым ртом, пригладил белобрысые вихры, никак не желавшие лежать в принятом в здешних местах порядке. Свистнул сквозь выбитый в давней драке зуб. Неслышно переступая замотанными тряпками копытами, из-за кустов вышел конь, недоверчиво фыркнул.

- Ну, здравствуй, Серко! – погладил его по морде человек. – Смотрю, совсем привык, что хозяин твой… не совсем хозяин.

Серко лишь, чуть всхрапывая, потерся головой о человечье плечо, выпрашивая чего-нибудь вкусного. Не зря же он всю ночь дрожал от страха, когда хозяин куда-то пропал, а на его месте появилось мохнатое страшилище. А потом то же самое страшилище прибежало и вдруг стало хозяином. Добрым и любимым.

- Держи, хороший мой! – человек покопался в тючке и достал лакомство. Мягкие лошадиные губы осторожно сняли с ладони кусок сухаря.

Белобрысый погладил Серко по широкой голове с не по-звериному умными глазами и взлетел в седло, не коснувшись стремян.

– Ну что, поехали? Нас ждут. Любой клинок просто обязан возвращаться в ножны. Непреложный жизненный закон. А мы с тобою, мон шер, не просто клинок, а подлинное Лезвие Судьбы. Это ежели штилем высоким изъясняться, примешивая к убийству себе подобных отраву романтики, как нынешние трубадуры и прочие певуны ртом любят…

- А вот это – наш лучший! – граф д’Арманьяк как будто с легкой скукой и безразличием указал на невысокого дворянина, поклонившегося герцогу. Даже не показал, а скорее безвольно махнул кончиками холеных пальцев, виднеющихся из-под пышной пены кружев рукава. – Шевалье Антуан де Бобриньяк. Нынче я, набравшись смелости, пригласил его в наш шатер, дабы вы узрели истинных рыцарей нынешней войны. И оценили.

Герцог Энгиенский доброжелательно присмотрелся к объекту беседы и оценки. Самый обыкновенный вояка. Разве что рукоять, похожая на сабельную, торчащая непривычно – не на поясе, как и положено, а наискось над правым плечом, за спиной. Впрочем, воинская дорога предполагает трофеи… И много чего можно найти по солдатским мешкам.

- Прозвище у него – Бисклаверт, – продолжил граф. – Вполне заслуженное, кстати.

- Даже так? - удивился принц. – Неужто сей славный муж чем-то схож с легендарным рыцарем? Он тоже из Бретони? Или по ночам так же оборачивается волком?

- В определенной мере, - улыбнулся граф. - Антуан, продемонстрируйте причину своего прозвища, окажите любезность нашему повелителю.

Так и молчавший все время шевалье потянул из-за спины короткий клинок. Принцу он показался похожим на укороченный фальшион, но с десятком выступов на елмани, разбросанных безо всякого порядка.

- Господа, разъясните суть! – потребовал герцог, явно заинтересованный загадочным оружием.

- Если этой штукой ударить протестанта в горло, то на вид будет похоже, как будто ему волк кусок глотки выдрал, - голос шевалье оказался под стать виду, чуть хрипловатый и несколько надтреснутый, что ли. И еще в его речи ощущалась тень непонятного акцента.

- Только протестанта? – герцог и не заметил, как вытащил надушенный платок. В воздухе завеяло чем-то нехорошим, и рука сама нашла верный путь.

- Я получаю талеры от французов, – пожал плечами странный дворянин. – А среди них католиков больше. Хотя, особой разницы в вере будущего трупа не вижу.

- Так вы наемник, шевалье?! - удивление генералиссимуса было почти искренним. Продавать воинское умение – это вполне понятно и даже почетно, но обычно солдаты удачи не признавались в своей продажности столь откровенно. – А как же прекрасная Франция? Вы же из Гаскони, если я верно понимаю?

- Почти! – улыбка шевалье оказалась такой же неприятной, как и его оружие. – Моя Гасконь за тысячи лиг отсюда.

- Даже так? – сдвинул брови герцог.

- Именно, мой герцог! – шевалье склонился в поклоне. – Прошу простить меня за нарушение правил этикета, но я вынужден откланяться, – и вышел из шатра.

- Нахал! – герцог едва мог сдержать негодование. – Так разговаривать со мной?! С Принцем Франции?! Граф, какого дьявола ваши люди позволяют себе такое?! Кто он вообще такой, чтобы дерзить?!

Д’Арманьяк терпеливо выдержал гнев второго человека в государстве.

- Мой принц, прошу вас не делать скорых выводов. Шевалье имеет право на некоторую дерзость в речах…

- Некоторую?! – взорвался герцог. – Это же прямое оскорбление Франции!

- Он незаменим, – граф ловко выдернул пробку и наполнил бокалы.

- Незаменимых не бывает! – обиженный герцог был категоричен.

- Бывают. Кстати, прошу вас испробовать! – граф протянул бокал. – Кое-что новенькое из моих подвалов. Ставлю, знаете ли, опыты над благородной лозой. Многие говорят, что недурно выходит.

- Они правы, черт вас побери! – принц по заслугам оценил напиток. - Но вот этот ваш гасконец... Оставляет поистине странное послевкусие. Надеюсь, он действительно настолько хорош и полезен.