Римские фантазии (сборник), стр. 99

— Прости, но с чего ты взял, что он болен?

— Я чувствую это, Мотти. Мне говорит об этом какой-то голос… Мотти, дорогой, он болен! И его бабушка, совсем седая бабуленька, достала из комода свои сбережения, завязала их в узелок и пошла покупать пластинку, чтобы внуку было не так скучно… И вместо этого…

— Пакетик, ты хочешь, чтобы я прослезился?

— Нет, Мотти, не надо плакать. Я сам уже плачу, видишь… Не знаю, что со мной творится. Это все из-за платочка. Он напомнил мне мою бедную маму. Мотти, дорогой, а нельзя было бы хотя бы этот платочек…

— Что, Пакетик? Объясни же наконец толком, а то действуешь на нервы.

— Не сердись, Мотти. Я подумал, что хотя бы раз… Ну что нам стоит отказаться от этой горсти монет в узелке? Там и двух тысяч лир [2] не наберется…

— Ладно, Пакетик. Договорились. Завтра утром вернешься в магазин и сделаешь вид, будто нашел этот узелочек на полу.

— Ну, а как они узнают, что он принадлежит старушке? Ах, Мотти, Мотти, если б ты мог вернуть его ей. Ты такой умный, Мотти! Ты бы просто осчастливил меня.

Пакетик горестно рыдал, вспоминая свою бедную маму, платочек, старушку, краснуху…

Мотти пришлось довольно долго думать, чтобы найти способ осушить эти слезы.

— Пакетик, — сказал он, поразмыслив. — Что было в магазинах, после того как мы ушли?

— По-моему, Мотти, ничего особенного. Вызвали полицию, полиция опросила присутствующих и составила список ограбленных. Вот и все, Мотти, больше ничего, уверяю тебя.

— Значит, в полиции есть и адрес старушки.

— О господи, Мотти! Ну конечно!

— Так вот, если мы вернем только платочек, это вызовет подозрение, и старушка будет иметь неприятности.

— О нет, только не это, Мотти! Ни за что на свете!

— Тогда нужно вернуть все, Пакетик! И не только во второй, но и в первый магазин. Полиция совсем прекратит следствие, и старушку оставят в покое. Ты ведь знаешь этого несчастного комиссара Джеронимо — дай ему хоть какой-нибудь след, дай ему старушку, даже самую маленькую, и он доведет дело до конца. Ну как, решено?

— Решено, Мотти. Ты просто ангел!

На следующее утро владельцы обоих магазинов нашли возле дверей узлы с бумажниками, сумочками и тому подобным.

С помощью списков, составленных бригадиром Де Доминичисом, быстро отыскали пострадавших и вернули им все, что было украдено. И старушке тоже вернули узелочек, хотя у нее не было никаких внуков — ни больных, ни здоровых, она просто любила музыку и экономила на ужине, чтобы купить пластинку с прелюдиями Шопена.

— Поистине загадочный случай, комиссар, — заявил Де Доминичис.

Комиссар Джеронимо не ответил. Он подумал, что никогда не угадаешь, что творится в душе человека, даже если этот человек вор, и закрыл дело.

Кукла на транзисторах

— Ну и что же? — спросил синьор Фульвио у синьоры Лизы, своей жены, и синьора Ремо, своего шурина. — Что же мы подарим Энрике на Новый год?

— Красивый барабан! — с готовностью предложил синьор Ремо.

— Что?

— Ну да, большой барабан. С палочками, чтобы бить в него! Вам! Бум! Вам! Бум!

— Ну что ты, Ремо! — удивилась синьора Лиза, которой он приходился братом. — Такой барабан занимает слишком много места. И потом, что скажет жена мясника?!

— Я уверен, — продолжал синьор Ремо, — что Энрике очень понравилась бы пепельница из цветной керамики в виде лошади, а вокруг нее много других маленьких пепельниц, тоже из цветной керамики, только в виде головки сыра качкавала.

— Энрика не курит, — строго заметил синьор Фульвио. — Ей всего семь лет.

— Ну тогда серебряный череп, — снова нашел выход из положения синьор Ремо. — Или медный ящичек для ящериц, а можно еще открывалку для черепах или пульверизатор для фасоли в виде зонтика…

— Ну, что ты, Ремо, — возразила синьора Лиза, — мы же серьезно говорим.

— Ладно. Буду серьезен. Два барабана. Один, настроенный на до, другой — на соль.

— Я знаю, — перебила его синьора Лиза, — что понравится Энрике! Хорошая электронная кукла на транзисторах, исполняющая множество команд. Знаете, из тех кукол, которые умеют ходить, говорить, петь, записывать телефонные разговоры, ловить стереофонические радиопередачи и ковырять в носу.

— Согласен! — заявил синьор Фульвио со всей категоричностью отца семейства.

— Ну, а мне все равно. Покупайте что хотите. Я пошел спать, — сказал синьор Ремо.

Прошло несколько дней, и наступил Новый год со множеством ярких игрушек, украшающих витрины всех магазинов, со множеством пепельниц в виде маленького флорентийского писца, выставленных повсюду, где только можно, и со множеством волынщиков — подлинных и поддельных, со снегом на альпийских вершинах и туманом в Поданской долине.

Новая кукла уже сидела под новогодней елкой и ждала Энрику. Дядя Ремо — это все тот же синьор Ремо, который синьору Фульвио приходится шурином, синьоре Лизе — братом, а для дворника просто счетовод, для продавца в газетном киоске — покупатель, для городского стражника — пешеход, а для Энрики — дядя (как же много разных людей может соединиться в одном человеке!), так вот, этот дядя Ремо с насмешкой посмотрел на куклу. Надобно вам сказать, что потихоньку от всех он очень серьезно изучал колдовство и мог, к примеру, одним только взглядом расколоть мраморную пепельницу. А теперь он прикоснулся к кукле в нескольких местах, передвинул кое-какие транзисторы, снова усмехнулся и ушел в кафе. Тут в комнату вбежала Эврика и испустила радостный крик, который родители с наслаждением подслушали из-за двери.

— Какая красивая! Какая чудесная кукла! — в совершеннейшем восторге вскричала Энрика. — Я сейчас же приготовлю тебе завтрак!

Она принялась торопливо рыться в углу, где лежали игрушки, отыскала там большие чашки для кофе, блюдца, стаканы, вазочки, бутылочки и так далее и расставила все это на кукольном столике. Затем велела новой кукле пойти на свое место, позвать несколько раз «маму» и «папу», наконец, повязала ей на шею салфетку и собралась кормить ее. Но кукла, едва девочка отвернулась на минутку, хорошим пинком отшвырнула накрытый стол. Блюдца разбились, чашки покатились по полу и, ударившись о батарею, тоже раскололись, и от них остались одни черепки…

Тут, разумеется, прибежала синьора Лиза. Она испугалась, что Энрика ударилась или поранилась. Прибежала и, не разобравшись, в чем дело, тут же накричала на дочь, назвав ее «плохой, противной девчонкой», и добавила:

— Какая ты нехорошая! Обязательно в Новый год надо что-то натворить. Смотря, будь осторожна, а то заберу у тебя куклу, и ты больше не увидишь ее!

И ушла в ванную комнату.

А Энрика, оставшись одна, схватила куклу, отшлепала ее как следует, назвала ее «плохой, противной девчонкой» и упрекнула в том, что она устраивает неприятности как раз в Новый год:

— Смотри, веди себя хорошо, а то запру в шкаф и не выпущу больше оттуда!

— Почему? — спросила кукла.

— Потому что ты разбила блюдца.

— А я вовсе не хочу играть с ними, — заявила кукла. — Я хочу играть с машинками.

— Я тебе покажу машинки! — рассердилась Энрика и шлепнула ее еще разок. Кукла не растерялась и вцепилась ей в волосы.

— Ой! Что ты делаешь? Почему бьешь меня?

— Законная самозащита, — ответила кукла. — Ты же сама научила меня драться! Ты первая ударила. Я и не знала, как это делается.

— Ну ладно, — ответила Энрика, желая сменить тему разговора. — Будем играть в школу! Я буду учительницей, а ты — ученицей. Вот твоя тетрадь. Я вижу, ты сделала в диктанте много ошибок, и я ставлю тебе двойку!

— А при чем здесь эта цифра «два»?

— При том, разумеется. Так делает в школе учительница. А кто пишет без ошибок, тому она ставит пять.

— Почему?

— Потому что так учатся!

— Ну и насмешила ты меня!

— Я?!

— А кто же! — ответила кукла. — Ну подумай сама — ты умеешь ездить на велосипеде?