Римские фантазии (сборник), стр. 131
Как раз в эти дни начался охотничий сезон. В лесу появилось много охотников, в том числе и таких, которые стреляют куда попало и в кого попало. Могут выстрелить даже в соловья, если услышат его. И вот идет один такой охотник по лесу и слышит в кустах: «Ку-ку… ку-ку…» Он поднимает ружье, целится и — бух! бах! — стреляет.
Пули, по счастью, не задели собаку. Пролетели и просвистели над самым ухом. Но собака испугалась и пустилась наутек. Она очень удивилась: «Наверное, этот охотник сошел с ума, если стреляет даже в собаку, которая лает…»
А охотник тем временем искал свою добычу. Он был уверен, что попал в цель.
«Наверное, птицу утащила эта собака, которая выскочила вдруг откуда-то», — подумал он.
И, чтобы отвести душу, выстрелил в мышонка, выглянувшего из своей норки, но не попал и в него.
А собака бежала, бежала…
Бежала, бежала собака и оказалась на лугу, где спокойно паслась корова.
— Куда так спешишь?
— Сама не знаю…
— Ну так остановись. Здесь прекрасная трава.
— Эх, если б в траве было дело…
— Ты что — нездорова?
— Хуже. Я не умею лаять!
— Но ведь это самое простое, что только может быть на свете! Послушай меня: «Му-у! Му-у! Му-у!..» Разве некрасиво?
— Неплохо. Но я не уверена, что это как раз то, что мне надо. Ты ведь корова…
— Разумеется, я корова.
— А я — нет. Я собака.
— Разумеется, ты собака. Ну и что? Что тебе мешает выучить мой язык?
— А знаешь, это мысль! Превосходная мысль!
— Какая?
— Да вот эта, которая только что пришла мне в голову. Я выучу языки всех животных и буду выступать в цирке. Все будут аплодировать мне, я разбогатею и выйду замуж за сына короля. Короля собак, разумеется.
— Молодец, ты очень хорошо придумала это! Ну, так за работу. Слушай внимательно: «Му-у… Му-у… Му-у-…»
— Му-у… — промычала собака.
Это была собака, которая не умела лаять, зато обладала большими способностями к языкам.
Бежала, бежала собака… И встретился ей крестьянин.
— Куда так несешься?
— Сама не знаю…
— Тогда идем со мной. Мне как раз нужна собака — курятник сторожить.
— Я бы пошла к вам, но только вот лаять не умею.
— Тем лучше. Собаки, которые лают, только помогают ворам удирать. А тебя они не услышат, подойдут поближе, тут ты их схватишь, укусишь как следует, и они получат по заслугам.
— Согласна! — ответила собака-
Так и случилось, что собака, которая не умела лаять, нашла наконец себе занятие, цепь и миску с костями — раз и навсегда, на всю жизнь.
Бежала, бежала собака… И вдруг остановилась. Какой странный голос она услышала. «Гав-гав! — говорил кто-то. — Гав-гав!»
«Что-то очень родное и знакомое, — подумала собака. — Хотя никак не могу понять, что это за животное говорит».
— Жираф! может быть? Нет, наверное, крокодил. Это злое животное — крокодил… Надо быть осторожнее.
Прячась за кустами, собака двинулась туда, откуда доносилось это «гав-гав!», от которого, бог знает почему, так сильно забилось ее сердце.
— Гав-гав!
— Вот так раз — собака!
Да, да! Причем это оказалась собака того самого охотника, который недавно стрелял, услышав кукование.
— Привет, собака!
— Привет, собака!
— Что это за звуки ты издаешь?
— Звуки? Да будет тебе известно, что это не просто звуки, а лай.
— Лай? Ты умеешь лаять?
— Вполне естественно. Не стану же я трубить, как слон, или рычать, как лев.
— Тогда научи меня!
— А ты разве не умеешь лаять?
— Нет…
— Слушай внимательно! Это делается так: «Гав гав!.»
— Гав, гав! — сразу же залаяла собака. И подумала про себя, радостная и счастливая: «Наконец-то я нашла хорошего учителя!»
Дом в пустыне
Жил-был как-то очень богатый синьор. Богаче самого богатого американского миллиардера. Одним словом, богатый-пребогатый! Свои деньги он хранил на огромных складах. До самого потолка они были забиты золотыми, серебряными и никелевыми монетами. Тут были итальянские лиры, швейцарские франки, английские фунты стерлингов, американские доллары, русские рубли, польские злотые, югославские динары — центнеры, тонны монет всех стран мира п всех национальностей. Бумажных денег у него тоже было несметное количество — тысячи туго набитых, запечатанных сургучными печатями мешков. Звали этого синьора Монетти.
И вот однажды захотел он построить себе дом.
— Построю его в пустыне, — решил он, — подальше от людей.
Но в пустыне нет камня для строительства, нет кирпичей, извести, досок, мрамора… Ничего нет — один песок.
— Неважно! — заявил синьор Монетти сам себе. — Построю дом из своих денег. Вместо камней, кирпичей, досок и мрамора использую монеты.
Он позвал архитектора и велел ему сделать план дома.
— Пусть в нем будет триста шестьдесят пять комнат, — приказал синьор Монетти, — по одной на каждый день года. И двенадцать этажей — по одному на каждый месяц года. И пятьдесят две лестницы — по одной на каждую неделю года. И все это пусть будет сделано из монет, понятно?
— Но гвозди… Без них не обойтись… Придется привезти.
— Ни в коем случае! Нужны гвозди? Берите мои золотые монеты и отливайте из них золотые гвозди.
— А для крыши нужна черепица…
— Никакой черепицы! Возьмите мои серебряные монеты, и получится очень хорошая крыша.
И архитектор сделал план. Чтобы привезти в пустыню все монеты, необходимые для строительства дома, понадобилось три тысячи пятьсот автопоездов.
А чтобы разместить строительных рабочих, пришлось поставить четыреста палаток.
И работа закипела. Сначала вырыли котлован под фундамент, но не стали забивать в него железобетонные сваи и укладывать плиты, а заполнили монетами. Один за другим подъезжали доверху груженные деньгами самосвалы и ссыпали свой драгоценный груз в котлован. Затем стали класть стены: монету за монетой — одну на другую. Монета — чуть-чуть раствора — другая монета… Первый этаж весь выложили из итальянских серебряных монет по 500 лир. Второй этаж — целиком из долларов…
Двери тоже сделали из монет — старательно склеивали их друг с другом. Потом взялись за окна, но стекло не понадобилось. Его заменили бумажными деньгами — австрийские шиллинги сложили с немецкими марками и изнутри, со стороны комнаты, закрыли, как занавеской, турецкими и шведскими банкнотами.
Крышу, трубы и камины тоже выложили из металлических денег. Мебель, ванны, водопроводные краны, ковры, ступеньки лестниц, решетки в окнах подвала, туалеты — все сделали из монет. Монеты, монеты, повсюду монеты, одни монеты…
А вечером синьор Монетти непременно обыскивал рабочих, уходивших со стройки: вдруг кто-нибудь из них унес в кармане или в ботинке несколько сольдо?!
Он даже заставлял их показывать язык, потому что при желании можно ведь и во рту спрятать рупию, пиастр или пезету.
Когда закончили строительство, остались еще целые горы металлических денег. Синьор Монетти велел ссыпать их в подвалы, сложить на чердаке и заполнить ими почти все комнаты, оставив между грудами монет только узкий проход, чтобы можно было пробраться к ним и пересчитать, если понадобится.
А затем все ушли — архитектор, прораб, рабочие, водители грузовиков. И синьор Монетти остался один в своем огромном доме, стоящем среди пустыни, — в этом денежном дворце. Куда ни посмотришь — на пол, на потолок, направо, налево, вперед, назад, куда ни обернешься — всюду видишь только деньги, деньги, деньги. Потому что даже сотни драгоценных картин, что висели на стенах, были сделаны из денег. И сотни статуй, стоявших в залах, тоже были отлиты из бронзовых, медных или никелевых монет.