Римские фантазии (сборник), стр. 106

— Да, — вздохнул доктор Фойетти, — уже не осталось ничего святого! Что-то будет дальше со всеми этими забастовками! Домработницу найти невозможно! Полиции запрещено стрелять! Крестьяне не хотят разводить кроликов! А попробуйте вызвать сантехника, и вы увидите… Да, так покажите ребенка.

Едва оказавшись в кабинете, Карло сразу же по каким-то одному ему понятным приметам догадался, что синьор Фойетти несколько лет жил в Загребе. Поэтому он обратился к нему на хорватском языке (мысленно, понятное дело): «Доктор, врло тешко пробавлям, често осьекам кисели укус, особито нека йела не могу пробавити».

(Перевод: «Доктор, у меня плохо работает желудок, часто бывает изжога, и некоторые вещи я совсем не могу есть»).

Доктор от неожиданности ответил ему на том же языке:

— Изволите лечи на постелю, молим вас… (Лягте, пожалуйста, на кушетку…)

Затем он схватился за голову и принялся за работу. Полное обследование младенца длилось два дня и тридцать шесть часов. Оно показало, что маленький Карло в возрасте сорока семи дней от роду может:

— прочесть в голове доктора Фойетти имена всех его родственников вплоть до кузенов в четвертом колене, а также усвоить все научные, литературные, философские и футбольные знания, которые отложились в ней с самого раннего детства;

— отыскать марку Гватемалы, спрятанную под восемнадцатью килограммами книг по медицине;

— перемещать как угодно одним только взглядом стрелку на весах, на которых медсестра взвешивает больных;

— принимать и передавать радиопередачи, в том числе коротковолновые и стереофонические;

— проецировать на стену телепередачи, не скрывая при этом некоторой неприязни к викторине «Рискуй всем»;

— зашить дыру на рубашке доктора наложением рук;

— посмотрев на фотографию больного, установить у него острую боль в животе и безошибочно определить аппендицит;

— сварить на расстоянии и без огня манную кашу.

Кроме того, он может подняться над землей на высоту пять метров и девятнадцать сантиметров, одной только силой мысли извлечь медаль из коробки для сигар, заклеенной тремя роликами скоча, убрать со стены картину Джулио Туркано, материализовать черепаху в шкафчике с медицинскими инструментами и барсука в ванне, магнетизировать вянущие хризантемы, вернув им свежесть и яркость красок; потрогав уральский камень, подробно, со множеством цитат изложить историю русской литературы XIX века; мумифицировать рыб и мертвых птиц; остановить брожение вина и так далее.

— Это опасно? — спросила потрясенная синьора Аделе.

— Почти безнадежный случай, — ответил доктор Фойетти. — Если он способен на такое в сорок семь дней, представляете, что он сможет сделать, когда ему будет сорок семь месяцев!

— А в сорок семь лет?

— О, к этому времени он уже давно будет на каторге.

— Какой позор для его прадедушки! — воскликнула синьора Аделе.

— И ничего нельзя сделать? — спросил синьор Альфио.

— Прежде всего его надо унести отсюда, — ответил доктор, — и дать ему подшивку «Официальной газеты». Он займется ею и не будет слушать наш разговор. Во всяком случае, можно надеяться, что не будет.

— А теперь что делать? — снова спросил синьор Альфио после того, как операция «Официальная газета» была закончена.

Доктор Фойетти минут десять шептал ему что-то прямо в правое ухо, очевидно, давая самые прямые указания и самые необходимые инструкции, которые синьор Альфио так же прямо передал синьоре Аделе в левое ухо.

— Но это же Колумбово яйцо [3]! — радостно воскликнул синьор Альфио.

«Какого Колумба? — телепатически спросил Карло из-за двери. — Христофора или Эмилио? Надо быть точным в своих формулировках».

Доктор подмигнул синьору Альфио и синьоре Аделе. Все улыбнулись и промолчали.

«Я спросил, о каком Колумбе идет речь!» — рассердился малыш, силой своего проницательного разума делая в стене дырку.

А они опять промолчали, как вареные рыбы. Тогда Карло, чтобы его услышали, вынужден был прибегнуть к другим средствам коммуникации и жалобно заплакал:

— Уа, уа, уа!

— Действует! — в восторге шепнул синьор Альфио.

Синьора Аделе схватила руку доктора Фойетти и поцеловала ее, воскликнув:

— Спасибо, целитель вы наш! Я запишу ваше имя в своем дневнике!

— Уа, уа! — настаивал маленький Карло.

— Действует! — обрадовался синьор Альфио, закружившись в вальсе.

— Вполне естественно. Секрет очень прост — стоит притвориться, будто не воспринимаете его мысли, и Карло вынужден будет вести себя, как все нормальные дети, и говорить, как последний из неграмотных.

Дети быстро усваивают все и так же быстро могут забыть то, чему научились. Спустя полгода маленький Карло уже не помнил, что превосходил своими способностями транзисторный приемник.

А из дома тем временем исчезли все книги, в том числе энциклопедии. Не имея больше возможности практиковаться в чтении закрытых книг, малыш утратил и эту способность. Он было выучил наизусть «Божественную комедию» Данте, но забыл. Выздоровев от своих недугов, он стал гораздо спокойнее для окружающих.

Года два или три еще он развлекался, поднимая стулья одним взглядом или заставляя кукол танцевать, не прикасаясь к ним, снимал на расстоянии кожуру с мандаринов, менял пластинки на проигрывателе простым засовыванием пальца в нос, но затем богу было угодно, чтобы он пошел наконец в детский сад, где впервые, чтобы позабавить друзей, показал, как нужно ходить по потолку вниз головой. Но за это его наказали — поставили в угол. Карло так огорчился, что поклялся увлечься вышиванием бабочек, втыкая иголку в точечки, специально для него намеченные заботливой воспитательницей на кусочке ткани.

В семь лет он пошел в начальную школу и материализовал на столе учительницы великолепный экземпляр лягушки. Но учительница, вместо того чтобы воспользоваться случаем и объяснить детям, что собой представляют прыгающие амфибии и как они хороши в бульоне, позвала дежурного и отправила Карло к директору. А этот синьор объяснил мальчику, что лягушки — это несерьезные животные, и пригрозил исключить его из всех школ страны и Солнечной системы, если он еще раз позволит себе подобную шутку.

— А можно хотя бы убивать микробов? — спросил Карло.

— Нет! Для этого есть доктора.

Размышляя над этим важным замечанием, Карло по рассеянности материализовал в корзине для бумаг цветущую розу. К счастью, он вовремя успел аннигилировать ее, и директор ничего не заметил.

— Иди, — торжественно произнес директор, указывая на дверь указательным пальцем (жест совершенно излишний, потому что в комнате имелась только одна дверь и было крайне трудно спутать ее с окном), — иди, будь послушным ребенком, и ты станешь утешением своих родителей.

Карло ушел. Пришел домой и стал делать уроки, и все сделал неверно.

— Ну какой же ты глупый! — сказала Чиччи, заглянув к нему в тетрадь.

— В самом деле? — воскликнул Карло, и так обрадовался, что у него чуть сердце не выпрыгнуло из груди. — Неужели я и в самом деле поглупел?

На радостях он материализовал на столе белку, но сразу же сделал ее невидимой, чтобы не вызвать подозрений у Чиччи. Когда же Чиччи ушла в свою комнату, он снова попробовал материализовать белку, но ничего не получилось. Тогда он попробовал материализовать морскую свинку, навозного жука, блоху. И опять ничего не вышло.

— Тем лучше, — вздохнул Карло, — значит, я уже совсем отучился от дурных привычек.

И действительно, теперь его снова зовут Карлино, и он даже не помнит, что когда-то возражал против этого.

Венецию надо спасать, или как просто стать рыбой

— Однако, — сказал однажды синьор Тодаро, страховой агент, синьоре Дзанце, своей жене, — ты только посмотри, что пишут в газетах! «По мнению профессора Со Хио Со Хио из Токийского университета в 1990 году Венеция вся целиком уйдет под воду. Из лагун будет торчать только верхушка колокольни Сан-Марко». До 1990 года осталось немного. Не пора ли искать убежище?