Ангел тьмы, стр. 52
– Он бросил меня, посчитав мертвым, София, если ты не заметила.
Глаза Софии Баста наполнились слезами.
– Он защищал меня! Господи, Фрэнки, ни к чему было его убивать!
Фрэнки нахмурился. Плохо, что пришлось пристрелить Дейли. Что ни говори, а он был сыном Эндрю Джейкса и, следовательно, одним из брошенных детей. Одной из жертв, мести за которых Манчини посвятил свою жизнь.
Еще большей неудачей был отказ глушителя. Теперь сюда в любой момент могут ворваться слуги. Да и полицию, должно быть, успели вызвать. Времени было совсем немного.
– Запри дверь! – приказал он.
Но София стояла неподвижно, глядя, как кровь Мэтта впитывается в ковер.
– Ради всего святого, София! Я пытался заставить его покинуть Мумбаи, – начал оправдываться Фрэнки. – Делал все возможное. Ему не следовало здесь появляться.
– Он пришел ради меня. Потому что любил, – всхлипнула София. – И я его любила!
– Любил тебя? – грубо захохотал Фрэнки. – Дорогая девочка, он даже не знал, кто ты! И любил Лайзу Баринг. А кто была ты? Ничтожество, персонаж, придуманный мной, плод моего воображения. Если Мэтт Дейли и любил кого-то, так это меня. Не тебя. Запри чертову дверь, тебе говорят!
София Баста сделала, как он велел. Потому что видела безумие, полыхавшее в глазах Фрэнки.
Бедный, бедный Мэтт. Почему он пришел за мной? Почему не бежал, не вырвался, пока еще была возможность?
– Он не заслуживал смерти, Фрэнки.
– Молчать! – взвизгнул тот, угрожающе размахивая пистолетом. – Это я решаю, кому жить, а кому умереть! У меня власть! Ты моя жена! И будешь делать, что велено, или, клянусь жизнью, София, твоя сестра будет следующей. Понятно?!
София кивнула. Она поняла. Потому что понимала только, что такое страх и покорность. Это было все, что она знала в жизни. Несколько коротких блаженных месяцев на Бали с Мэттом Дейли ненадолго открыли ей другую жизнь… Другой мир. Но этому не суждено было случиться.
– Полиция! – Голос Магуайра прозвучал сиреной. За его спиной слышался топот.
Вот оно, спасение!
Глаза Манчини панически забегали.
– Сделай это, – приказал он, сунув Софии нож.
– Сделать? Что? О нет, Фрэнки. Нет! – Она проследила за направлением его взгляда.
Драма, разворачивавшаяся в спальне, заставила ее на время забыть о том, что в комнате был еще и Дэвид. Но теперь она увидела, что он пошевелился. Очевидно, действие наркотика ослабевало.
– Это конец, ангел. Наше последнее убийство. Жертва, которая сохранит жизнь твоей сестре.
– Полиция!
Крепкие кулаки грохотали в дверь.
– И убить должна ты. Это справедливо. Сделай это!
– Фрэнки, я не могу!
– Сделай это! – завопил Манчини, завывая, как бешеный пес. – Полосни ему по горлу! Иначе я застрелю вас обоих! СДЕЛАЙ ЭТО!
В мозгу Софии медленно проплывали картины… Вот они с Фрэнки читают в приюте «Книгу». Как он был красив тогда. Как нежен! «Ты принцесса, София. Остальные просто завидуют».
Эндрю Джейкс… их первая жертва… кровь густым красным фонтаном брызжет из перерезанного горла.
Пирс Хенли, всегда веселый, жизнерадостный Пирс, который сопротивлялся, пока они не выстрелили ему в голову, разбрызгав по стенам мозги, наделенные редкостным умом…
Дидье Анжу, моливший о пощаде, в то время как лезвие вонзалось в него снова, снова и снова.
Майлз Баринг, рухнувший сразу, как только нож вошел в его сердце.
Мэтт Дейли, единственная невинная жертва среди всех. Мэтт, который любил ее, дал ей надежду. Мэтт, лежавший холодным трупом у ее ног.
Она подумала о живых. Ее сестра, ее плоть и кровь, страдает где-то. Одурманенный Дэвид Айшег, медленно приходивший в себя, ворочаясь на постели.
– Перережь ему глотку! – Голос Фрэнки, истеричный, как всегда, возбужденный кровью, смертью и местью.
– Полиция!
На этот раз в дверь колотили кувалдами, и дерево начало поддаваться.
– Не могу, – спокойно ответила София, стараясь не слышать воплей и стука. Нож упал к ее ногам. – Стреляй, если хочешь. Но я не смогу это сделать. Больше не смогу.
Наконец дверь упала. Комната наполнилась вооруженными людьми.
– Полиция! Руки за голову!
Дэвид открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть пыхтевшего в дверном проеме Дэнни Магуайра.
– Что-то вы не слишком спешили, – слабо пробормотал он.
Потом кто-то выстрелил, и все кончилось.
Часть IV
Глава 32
Год спустя
Судья верховного суда округа Лос-Анджелес Федерико Муньес не был новичком в делах об убийствах, выплескивавшихся на первые полосы газет. Два года назад в этом же зале суда, в комнате 306 на третьем этаже здания суда на Беверли-Хиллз, присяжные посчитали одну из популярных и любимых многими кинозвезд виновной в убийстве своего распоясавшегося любовника, от которого бедняжка годами терпела побои. Судья Муньес послал актрису на смерть, к возмущению ее поклонников, родных и множества журналистов по всей стране. Вскоре после этого судья получил первое письмо с угрозой убийства, которые потом приходили до конца его жизни.
Он был в восторге. Именно эти письма позволили судье Федерико Муньесу потребовать постоянной охраны, провожавшей его на работу и с работы. Каждодневное прибытие во внушительное здание с белыми колоннами, расположенное по адресу Баттон-уэй, 9355, вызывало в судье ощущение своей невероятной значимости. Как, впрочем, и нарастающий интерес СМИ к его личной жизни. Конечно, на публике он осуждал этот интерес как корыстный и низкий и особенно яростно нападал на «Лос-Анджелес таймс», прозвавшую его Судья Ужас, но втайне наслаждался каждой строчкой. Судья Федерико Муньес уже приобрел известность в Лос-Анджелесе. Теперь же благодаря процессу над Азраилом он станет всемирно знаменитым.
Процесс шел уже две недели – столько времени ушло у прокурора на то, чтобы ввести публику и присяжных в суть дела, – и обещал быть самым сенсационным в истории страны. Четверо богатых мужчин по всему миру были зверски убиты при одинаковых, заранее спланированных обстоятельствах. Обвиняемые, супружеская пара лет сорока с небольшим, оба наделенные красотой кинозвезд, были захвачены во время покушения на убийство пятого. Все немолодые жертвы попадали под обаяние ответчицы, прозванной СМИ Ангелом Смерти. Но и эта женщина, в свою очередь, становилась жертвой насильственных, жестоких, садистских изнасилований во время каждого убийства, совершаемого ответчиком. Причем, если верить обвинению, отдавалась ему добровольно.
Оба ничего не отрицали, но каждый называл вдохновителем преступлений другого. Оказавшись в самом центре мыльной оперы по мотивам легенды о Робин Гуде – поскольку все деньги шли на детскую благотворительность, – таблоиды сходили с ума.
У них было кое-что еще: ответчица, которая успешно меняла имена и внешность каждый раз, когда заманивала в супружескую постель очередного беднягу, и, очевидно, за последние десять лет перенесла несколько пластических операций, чтобы каждый раз представать в ином образе, при этом оставаясь убийственно прекрасной.
Неподвижно сидя на скамье подсудимых, она лишь иногда плакала, когда присяжным показывали фотографии с изуродованными телами ее мужей. И при этом выглядела такой же чистой и незапятнанной, как новорожденный младенец, и такой же сияющей, как ангел. Именно она привлекала наибольшее внимание прессы.
На другом конце скамьи сидел ее соответчик Фрэнсис Манчини. Парочка, еще будучи подростками, встретилась в нью-йоркском приюте. В Манчини не было внутреннего сияния, которым отличалась его жена, не было ауры безмятежности и доброты, исходившей от нее подобно свету, несмотря на признания в жутких преступлениях. Тем не менее он был на редкость хорош собой: темные волосы, твердый подбородок, царственное, надменное лицо. Манчини был ранен в Индии при сопротивлении полиции и все еще с трудом вставал и садился, каждый раз морщась от боли. Но когда он сидел, его тонкие губы были постоянно растянуты в понимающей улыбке, словно он насмехался над спектаклем, поставленным системой американского правосудия исключительно для его развлечения.