Кто бы мог подумать?, стр. 27

Всё тучное тело Домны Ивановны заколыхалось от смеха.

— Уже что-то выдумал! Начал загадки загадывать. Вовочка, я тебе укропчику забыла насыпать, сам возьми вон с блюдца.

Близнецы переглянулись, поражённые. Укропа не было именно в Вовкиной тарелке, в тарелке у Вити зелёные стебельки плавали. Как узнала жена дяди Миколы, который из них Вова? Конечно, отводя их к рукомойнику и подавая полотенце, она спросила их имена, но…

«Случайно назвала правильно», — про себя решили Окуньки и стали есть хмуро, но с удовольствием: уж очень вкусен был украинский борщ.

После обеда дядя Микола уселся столярничать. Он мастерил полочку.

— Бо у моей старухи везде полочки понатыканы, так нехай ещё будет!

Вова стал смотреть, как старик работает, а Витя подошёл к радиоприёмнику и со всех сторон его разглядывал, не решаясь прикоснуться.

— А ты, Витенька, включи, если умеешь, — сказала Домна Ивановна, вытиравшая посуду.

Близнецы в упор посмотрели вопросительно друг на друга. С одного взгляда каждый понял замысел брата. Они встали рядом, потом сели на оттоманку, немного погодя переменились местами — они нарочно «перепутались». Но это не помогло.

— Вовик, подай мне, пожалуйста, ножницы, — попросила Домна Ивановна. — Вон на полке, ты рядом стоишь.

Она их не путала, это было очевидно.

— Вы… колдунья? — протягивая Домне Ивановне ножницы, спросил Вова.

— Колдуньев не бывает, — добавил Витя, — но вдруг… всё-таки…

Домна Ивановна рассмеялась заливисто, как молодая.

— Факт! — провозгласил дядя Микола, для убедительности вытаращивая глаза. — Самая она колдунья и есть!

От смеха Домна Ивановна не могла сперва вымолвить ни слова и только махала на всех руками. Наконец перевела дух:

— Ох, уморили, мальчики вы мои милые! С чего ж это я колдунья, ну-ка? Молчи, старик, не встревай, пусть сами скажут.

Братья стояли красные.

— Потому что все… — начал Вова.

— И даже мама очень часто, — вставил Витя.

— Да и батька всегда, — продолжал Вова.

— И злится крепко, — сказал Витя.

— Пьяный — очень крепко! — подтвердил Вова.

И тут они заговорили одновременно.

— Что не может нас различить, — говорил Вова.

— Зачем мы как два пятака, — говорил Витя. — Путают нас всё время все!

— А вы всячески помогаете людям запутаться, — заметил дядя Микола.

Братья торопливо произнесли наперебой:

— А вы нас не спутали ни разу…

— И вот, может, вы… умеете колдовать?

Домна Ивановна встала со стула и подошла к близнецам.

— Вот это Витя. — Она погладила по голове Витю Окунькова. — А вот это Вова, — потрепала она по затылку другого Окунькова. — Да зачем же вас путать, хлопчики милые? У Вовы на одном ухе мочка немножко приросла, а у Вити уши ровные, зато у него родинка есть на височке, а у Вовы нету…

Да, эти различия у них были. И сами Окуньки, и мама об этих приметах знали. Но, когда Окуньки двигались, и мать не видела «приметок». Другие же люди о них не подозревали. А от зоркого глаза Домны Ивановны эти мелочи не укрылись.

— Шо там мочки да родинки! Колдунья она, верно, вам говорю! — твердил дядя Микола. — Ну, ладно, колдуйте здесь над уроками. Донюшка, погляди, чтобы эти орлы всё написали чисто, а то мне будет это самое… рекламация. А я до соседа тут схожу ненадолго.

Спали близнецы на оттоманке «валетиком», как говорила Домна Ивановна. Укрыв Окуньков одеялами, она наклонилась и поцеловала обоих на ночь так просто, будто иначе и быть не могло. И братья не удивились.

К вечеру они уже называли жену дяди Миколы тётей Доней, и обоим казалось, что знакомы они с ней давным-давно.

А потом, как-то незаметно и попросту, стали входить Окунькам в головы приветные, неторопливые речи Домны Ивановны:

— А мама ваша, понятно, устаёт на своём консервном заводе, да после работы ей ещё пьяного отца приходится утихомиривать. Оттого на вас и серчает. А вы ей помогайте, она и кричать перестанет. Да и отцу скажите: «Не пей, папа!»

Получалось, что хоть и есть нехорошее в жизни — всякие нелады и ссоры, — но во много-много раз больше хорошего. Из всякого худого положения найти выход всегда можно. Поэтому унывать и обижаться нечего, а надо, засучив рукава, дело делать.

Но не в словах тёти Дони было главное, а в её тоне, в том, как обходилась она с Окуньками — спокойно, ласково, с полной верой, что не обманут они её ожидания, не могут обмануть.

Вся душа расправлялась у Окуньков в этом воздухе доверия и бесхитростной ласки. Без стеснения хохотали они, когда дядя Микола начинал «чудить». Выдумывая всякие «чудернасии», как называла эти выдумки тётя Доня, старик всегда что-нибудь делал. А близнецы смотрели.

Насаживает дядя Микола лопату на черенок — Окуньки смотрят. Замок чинит — смотрят. Ружьё чистит — ну, уж тут они глаз не спускают. Смотрят-смотрят да и протянут руку к молотку, к долоту, к стамеске или к шомполу. А дядя Микола разрешает всё трогать. И не только разрешает, а показывает, как надо держать инструмент. Подержат Окуньки в руках рубанок и пилочку, а потом и сами начинают помогать старику, тоже что-нибудь мастерят. Мастерят и слушают, что говорит дядя Микола.

А рассказов у бывшего гвардии старшины Чертополоха неисчерпаемый запас: про войну, про охоту, про море, про горы… Мир полон чудес. И во всех этих чудесах братья Окуньковы вполне могут принять участие. Надо только людьми стать толковыми. Ну, а чтобы стать толковыми людьми, надо учиться.

— И конешное дело, учителей своих слухать, бо воны тебя поумнее. Тут уж никуда не денешься! — вздыхая как бы с сожалением, говорил дядя Микола.

Дроби

Кто бы мог подумать? - i_068.jpg

«Дорогой папа!

В больнице я понял мельчайшие дроби. А училка сказала: «Зачем ты так написал задачу? Забудь про дроби!» Училка у нас хорошая, Антонина Васильевна, а не понимает, што мне теперь дроби нарочно не забыть, как ни старайся! Без 126 дяди Лёни я сильно скучаю. Когда я пришёл из больницы, Сонька уже не дразнилась: звездочёты-обормоты, звездочёты-бегемоты. Она сказала (тут несколько слов было жирно вычеркнуто) ей стало страшно, но не колотушек. Наш адрес дядя Лёня записал. Теперь я тебя вдруг обыграю в шахматы. Может быть. Прежде давно цифры были не такие, а просто значки, например, ПО—. Бабушка здорова и Минус Единица тоже. В звёздочку я попал к Косте Жукову. Здорово, верно? Костя очень ловкий по физкультуре лучше всех. Кроме того, он в субботу спас ребёнка, вытащил его из моря. Вообще научились считать не сразу. Сперва считали камешками, как я когда был маленький, верёвочками, делали на палках зарубки. Турнир по шахматам будет у больших мальчиков. Но Любовь Андреевна попросит, чтоб меня допустили. Хотя у -1-цы вырван клок на боку. Он дрался с кошкой. Приезжай скорей!!! Сломал ли Петька нос, неизвестно, но ключицу — факт.

Матвей».

Над этим письмом Матвей пыхтел очень долго. К изумлению бабушки, он сам, без напоминаний, захотел написать папе.

Бабушка заглядывала через плечо внука, когда он торопливо «ковырял» на бумаге одно слово за другим, и от души его жалела. Старается ребёнок! А письмо-то не придётся отправлять.

Верная своему принципу не волновать дальнего путешественника, бабушка не сообщила Степану Матвеевичу о том, что Матвей был болен. А письмо начинается со слов «в больнице». Разве вымарать эти слова, поставить на них кляксу? Тем более что и так кругом намазано.

Решив так и поступить, бабушка успокоилась и отошла от внука, довольная его усердием.

У Матвея даже щёки разгорелись. Столько событий! И обо всём хочется написать папе.

Часа три назад Петька свалился с крыши сарая. Хоть и учился в третьем классе, орал он как двухлетний. Врач сказал, что насчёт носа ещё неизвестно, но ключица — факт — сломана. Это дома такое волнующее событие.

А в интернате-то сколько всего наслучалось за те три недели, что Матвей пробыл в больнице. И про больницу тоже не забудешь. Из-за дяди Лёни.