Джонни и бомба, стр. 19

— Хочешь сказать, правительство это замалчивало? — оживилась Керсти.

— А по-моему, разумно, — хмуро сказал Ноу Йоу. — Нельзя же сказать врагам: «Эй, вы промазали, давайте на второй заход!».

Мяч ударился о ворота. Ворота задрожали. Деления на команды тут, похоже, не было: просто мяч и куча ребятишек вокруг него.

— Не знаю, чем мы можем им помочь, — проговорила Керсти, однако в голосе ее чувствовалось сомнение.

— Что? Ты же только что говорила, что мы вообще не должны ничего делать! — удивился Джонни.

— Но ведь когда посмотришь на людей своими глазами, это совсем другое дело, верно?

— Да.

— Наверное, если мы просто пойдем и скажем кому-нибудь, это не поможет?

— Тогда нас спросят, откуда мы это знаем, а потом, вполне вероятно, расстреляют за шпионаж, — сказал Ноу Йоу. — В те годы шпионов расстреливали.

ГЛАВА 7

Металлюги

Человек в форме цвета хаки все крутил и крутил в руках Бигмаков приемник.

Бигмаку было не по себе. В комнате кроме него и военного за столом был еще сержант полиции. С полицейскими Бигмаку иметь дело доводилось. Но у дверей стоял солдат, и в кобуре у него была настоящая пушка. А у того военного, что сидел за столом, взгляд был усталый, но очень цепкий. Бигмак не был чемпионом по скоростному шевелению извилинами, но тут на него снизошло озарение: на этот раз, похоже, простым внушением не обойдется.

— Попробуем еще раз, — заговорил военный, что сидел за столом (он сказал, что его зовут капитан Харрис). — Итак, твое имя?..

Бигмак ответил не сразу. Ему хотелось сказать: «Позвоните мисс Куропатридж, она все уладит, я не виноват, она говорит, что у меня хроническое расстройство способности к общественному сосуществованию». Но выражение капитанского лица подсказало ему, что это будет крайне неудачный ход.

— Саймон Ригли.

— И ты утверждаешь, что тебе четырнадцать и ты живешь… — Харрис сверился со своими записями, — в «многоэтажке» имени Джошуа Че Н'Клемента, тут поблизости, верно?

— Ее отсюда отлично видно. — Бигмак горел желанием сотрудничать. — Вернее, было бы видно, если б она там была.

Капитан и сержант переглянулись.

— Так ее там нет? — уточнил капитан.

— Ага. Не знаю почему.

— Объясни-ка мне еще раз, что такое «Металлюги», — сказал капитан.

— Группа такая. Они играют нео-панковский трэш.

— Это музыка?

— Э-э… да.

— Возможно, мы могли слышать эту музыку по беспроволочному телеграфу?

— Это вряд ли. Их последний сингл назывался «Оторву тебе башку и в задницу засуну».

— «Оторву тебе башку…» — медленно повторил сержант — он записывал.

—И в задницу засуну, — с готовностью подсказал Бигмак.

— Так, — продолжал капитан. — Это твои наручные часы. На них высвечиваются цифры. Еще тут есть какие-то кнопки. Что будет, если я нажму одну из них?

Полисмен попытался незаметно отодвинуться от военного.

— Та, что слева, — это чтобы время в темноте было видно, — объяснил Бигмак.

— А зачем это может понадобиться?

Бигмак хорошенько подумал и высказал предположение:

— Может, на тот случай, если проснешься ночью и захочешь узнать, который час?

— Ясно. А вторая кнопка?

— Это чтобы узнавать, сколько времени сейчас за границей.

Это заявление Бигмака неожиданно вызвало живейший интерес всех присутствующих.

— Где именно? — пролаял сержант.

— Его заклинило на Сингапуре.

Капитан с величайшей осторожностью положил часы на стол. Сержант прикрепил к ремешку ярлычок, который только что заполнил. Затем капитан взял в руки Бигмакову куртку.

— Из чего это сделано? — спросил он.

— Без понятия. Синтетика какая-то, — ответил Бигмак. — Такими на рынке торгуют.

Капитан повертел куртку в руках так и эдак.

— А как это сделано?

— О, вот это я знаю! — обрадовался Бигмак. — Читал где-то. Берешь разные там химикалии, смешиваешь — и получается синтетика. Проще простого.

— Камуфляжной расцветки, — добавил капитан.

Бигмак нервно облизал губы. Он понимал, что влип по уши, так что притворяться паинькой без толку.

— Это чтобы казаться крутым, — признался он.

— Крутым. Ясно, — проговорил капитан, но по нему совершенно нельзя было понять, ясно ли ему на самом деле. Он повернул куртку так, чтобы стали видны два слова, довольно коряво намалеванные шариковой ручкой у нее на спинке. — Кто такие «СПЛИНБЕРИЙСКИЕ СКИНЫ»? — спросил он.

— Э-э… Ну, это я, Базза и Сказз. М-м-м. Скинхеды мы. Ну, тусуемся… типа мы одна команда…

— Команда, — повторил капитан.

— Э-э. Типа да.

— Скинхеды?

— Э-э-э… стрижка такая.

— А по мне так самая обычная стрижка военного образца, — сказал сержант-полицейский.

— А это, — продолжал капитан, указывая на свастики по обе стороны от надписи, — значки вашей команды, верно? Чтобы казаться… крутыми?

— Э-э… ну это просто… типа Адольф Гитлер и все такое…

Все в комнате уставились на Бигмака.

— Это ж просто выпендреж! — кинулся объяснять он. — Ну, типа… как его… отличительный знак, вот!

Капитан очень медленно положил куртку на стол.

— И нечего на меня так смотреть! — не выдержал Бигмак. — Да у нас этими значками на рынке торгуют, там что хошь можно купить, хоть гестаповский нож, хоть…

— Довольно! — рявкнул капитан. — А теперь послушай меня. Тебе же будет лучше, если ты прямо сейчас расскажешь мне все как есть. Твое имя, имена твоих связных, явки — все! Мы позвонили в штаб, они уже едут, а эти ребята не будут с тобой так цацкаться, как я, ты понял?

Он встал и принялся складывать оснащенное бирками Бигмаково имущество в большой мешок.

— Эй, это ж мое барахло!.. — заикнулся было Бигмак.

— В камеру его.

— Вы не можете меня посадить только за то, что я взял покататься какую-то старую тачку!..

— Зато за шпионаж — можем! — сказал капитан Харрис— И еще как.

И он широким шагом направился вон из комнаты.

— За шпионаж? — пролепетал Бигмак. — Меня?

— Разве ты не из «Гитлер югенда»? — притворно удивился сержант. — Видел я вашу братию в новостях, когда в кино ходил. Такие ребята, размахивающие факелами. Я еще тогда подумал: «Ну что за уродство! Вроде бойскаутов наоборот».

— Да не шпионил я ни для кого! — заорал Бигмак. — Я и шпионить-то не умею! И вообще Германию терпеть не могу, если хотите знать! Моего брата из Мюнхена выперли только за то, что он отделал ихнего футбольного фана подвернувшейся деревяшкой, а братан вообще был ни при чем!

Это железобетонное доказательство антигерманских настроений Бигмака сержанта почему-то совершенно не впечатлило.

— Не отчаивайся, может статься, тебя просто расстреляют, — сказал он. — По первости и малолетству.

Дверь была открыта. Из коридора до ушей Бигмака доносился шум. Где-то в отдалении кто-то говорил по телефону.

Бигмак не мог похвастаться атлетическими способностями. Вот если бы добычу освобождений от физкультуры признали олимпийским видом спорта — его без разговоров зачислили бы в сборную Великобритании. Он был чемпионом по стометровой отмазке «У меня астма», по затяжному прикидыванию ветошью в раздевалке и по отпрашиваниям в медпункт вольным стилем.

Однако после слов про расстрел его ботинки ударили в пол, и Бигмак стартовал со стула как ракета. Его подошвы коснулись стола, и в то же мгновение Бигмак вновь взвился в воздух. Еще пролетая над плечом сержанта, он начал перебирать ногами, как будто бежит. Страх придал ему такое ускорение, что Бигмак превзошел человеческие возможности. Мисс Куропатридж могла бросаться язвительными замечаниями, но, к ее величайшему сожалению, пули ей все же использовать не разрешалось.

Бигмак приземлился на пороге, нагнул голову и метнулся наобум. Голова у него была крепкая. Она угодила кому-то в область поясного ремня. Раздался крик и грохот падающего тела. Бигмак увидел в сутолоке просвет и рванулся в ту сторону. Снова грохот и дребезг разбившегося о пол телефона. Кто-то пронзительно закричал: «Стой, стрелять буду!»