Журавленок и молнии (с илл.), стр. 56
А может быть, все же можно успеть? Может быть, если…
В это время очень громко затарахтел звонок. «Они вернулись!» — радостно понял Журка и кинулся к двери. Но это была не Иринка и не Игорь Дмитриевич. Это был отец.
Он мельком взглянул на Журку и озабоченно сказал маме:
— Ты мне, Юля, собери что-нибудь поесть, дай с собой. Обедать не приеду, в середине дня начнем со склада материалы в лагерь возить, будет не до того…
— В выходной работаете да еще без обеда, — укоризненно отозвалась мама.
— Воскресник же. Лагерь-то надо сдать к каникулам. Все родители там работают. Юрий вон тоже, небось, запросится отдыхать…
«Никуда я не запрошусь», — подумал Журка. И вдруг сказал:
— Папа…
Видно, как-то по-особому сказал. Отец вздрогнул и посмотрел на него.
— Папа… Иринка уехала, — с тоской сказал Журка, почти забыв про все, что было. — Я не успел попрощаться, они на самолете… Папа, если на машине, то можно успеть в аэропорт!.. Папочка…
Отец мигнул, по мускулам его лица словно прошла короткая рябь. Потом лицо затвердело, и отец глуховато сказал:
— Давай.
…И вот гудящий тяжелый грузовик летит по исполинскому асфальтовому кольцу. Это не самая короткая дорога, через город ближе, но там светофоры, пробки, а здесь можно до поворота к аэропорту мчать на предельной скорости. И эта нетерпеливая скорость воет в моторе, звенит в каждой нервной струнке у Журки.
Дорога пошла по широкой дамбе. Слева громадами белых кварталов, стеклянными цехами и тонкими трубами начал поворачиваться, будто на гигантском блюде, «Сельмаш». Справа зазеленели луга, очерченные по горизонту кромкой леса. Оттуда, из-за синей кромки, взлетел и круто пошел в небо необыкновенно большой ТУ-134.
Но это еще не тот самолет, который увезет Иринку, не тот. Журка успеет. Вон как мчится под радиатор серое полотно асфальта! Вон как прочно лежат на руле отцовские руки. Они сразу и четко дали машине самый верный, самый рассчитанный курс.
У отца резкий профиль, спокойный, но не отрывающийся от дороги взгляд. Не поворачиваясь к Журке, отец сказал:
— Ничего, Юрик, успеем. Точно успеем.
Тревожные Журкины жилки слегка ослабели. Раз отец сказал, можно верить. Он же пилот, ас автомобильных дорог.
Только бы ничего не случилось…
— Папа, а за нами, по-моему, милиция на мотоцикле, я в зеркальце заметил.
— Едут. Ну и что?
— Тебя не остановят за превышение?
— А нету никакого превышения, идем как надо… Да и ребята на мотоцикле знакомые.
— А тогда нельзя чуточку скорее?
— Нельзя. Да и не надо, все будет нормально.
Хорошо, если нормально. Если успеют. Потому что в таких случаях успевают не всегда. А случаев таких в жизни множество. Он слышал про них, читал, смотрел в кино. Про то, как один друг уезжает, а другой отчаянно старается догнать его, потому что это очень важно для них обоих. И вот человек рвется по летящей навстречу дороге, скачет на коне, летит на самолете, несется под штормовым парусом, мчится в машине, стараясь напряжением всех мускулов и нервов добавить скорости мотору. Скорее, скорее, ско…
Молния ударила горизонтально — черной свистнувшей полосой. И в короткий-короткий миг после этого Журка успел подумать о многом: «Что это?.. Какая аккуратная дыра в середине стекла. И какие мелкие трещинки вокруг дыры… А небо в ней гораздо синее, чем за стеклом… Это выстрел? Теперь не успеть, папа не поедет с разбитым стеклом…»
Журка рывком повернулся к отцу. Тот одной рукой держал руль, а другую прижимал к лицу, и между пальцами набухали красные капли.
— Папа!
— Ничего, ничего, Юрик, сейчас…
Машина замедлила ход и осторожно встала у края дамбы.
— Папа!
— Ничего, Юрик, глаза целы…
Он оторвал от лица ладонь, и лицо это было незнакомым — в алых пятнах и черных трещинках, из которых, пульсируя, выталкивались тонкие красные струйки. Но Журка растерялся лишь на миг. Все равно это было папино лицо. Журка заплакал — не от страха, а от жалости, рванул из-под ремешка рубашку, выхватил из кармана бритвочку.
— Папа, я сейчас, я перебинтую…
Лезвие оказалось тупым, Журка суетливо кромсал им подол рубашки.
— Да что ты, не надо, аптечка есть…
Журка оторвал застежку на коричневой сумке с красным крестиком, выхватил перевязочный пакет, дернул, как надо, нитку (на «Зарнице» учили), размотал марлевую ленту.
— Папочка, больно? Я сейчас…
В эту секунду распахнулась дверца, в кабину сунулся молодой черноусый милиционер.
— Журавин, Саша! Живой?.. А ну, давай… — Он выхватил у Журки бинт, начал быстро и очень ловко обматывать отцу голову. — Ничего, тут недалеко, в Колпакове, медпункт… Вот гады, из-под насыпи, из кустов бросили. Нас-то не видели, мы левее ехали…
Завязав бинт, милиционер выглянул из кабины и крикнул кому-то:
— Здесь нормально, давай за теми!
У отца остались незакрытыми только глаза и рот. Сквозь марлю проступали веснушками красные пятнышки.
— Больно? — шепотом спросил Журка.
— Да чепуха, щиплет слегка… Вот беда, не получилось у нас. Не догнали твою подружку…
— Да ладно, папа…
Все теперь отодвинулось: Иринка, аэропорт. Не было уже ни тоски, ни жгучего нетерпения, был только страх за отца. Иринке он напишет, объяснит, лишь бы с папой ничего страшного…
Милиционер потянулся к заднему стеклу. Оно было затянуто проволочной сеткой, а в ней застрял серый камень. Круглый, размером с небольшое яблоко. Сержант покачал его на ладони, хмуро сказал:
— Вот такой подарочек. Немного бы в сторону — и заказывай по кому-то из вас поминки.
Журка рукавом резко вытер слезы и спросил с тихой яростью:
— Зачем его бросили?
— А черт их знает! Шпана проклятая… Давай, Саша, я сяду за руль.
— Да я сам могу…
— Какое там «сам». Давай.
Отец придвинулся к Журке. Журкины пальцы были в крови. Он вытер их о полуобрезанный подол, комком затолкал его под ремень, взял отца двумя руками за локоть, прижался к нему плечом. Автомобиль завыл, выбираясь на проезжую часть. Журка неловко покачнулся, ухватил отца покрепче, напряженно глянул на его забинтованное лицо. Опять спросил с тревогой:
— Тебе больно?
Отец помолчал, как-то странно дернул плечами, сказал с хрипотцой:
— Чушь какая, разве это боль… Юрик, сынок, ты меня прости.
— Что? — не понял Журка и опять испугался. Отец так редко говорил «сынок». Может, это от потери крови, от слабости?
— Папа…
— Ничего, Юрик, ничего, родной. Переживем… Все переживем… Да?
Валерик
Порезы оказались неопасными, но каждый день отец ходил на перевязки. Глядя на его забинтованное лицо, Журка сказал однажды:
— Ты похож на марсианина.
Отец почему-то очень обрадовался, ответил весело и невпопад:
— А стекло уже заменили… Ничего, мы еще поездим!
Один раз к отцу приходил незнакомый мужчина — оказалось, что из милиции. Когда он ушел, отец сказал:
— Вот уж не думал! Нашли ведь тех «гранатометчиков», догнали.
— Да?! — зло обрадовался Журка. — А кто они?
— Кто… Пацаны, конечно. Вроде тебя.
— Почему это вроде меня? — сразу ощетинился Журка.
— Ну, я про года говорю. Такие же по возрасту. Чего ты как динамит…
— Мама говорит: весь в тебя, — усмехнулся Журка. — Папа… а что им будет? Этим ребятам…
Отец пожал плечами.
— Откуда я знаю? Что заработали, то и будет… — И ушел опять в поликлинику.
А Журка побежал на репетицию.
Репетиции «Сказки о Золушке» шли одна за другой, потому что предстоял еще один спектакль. И очень важный. Вероника Григорьевна с таинственным видом говорила, что ожидается какой-то сюрприз. Все выпытывали: какой? И она сообщила наконец, что, «кажется», пьесу будут снимать для детской телепередачи «Сигнал горниста».