Журавленок и молнии (с илл.), стр. 34
Наконец поток машин прервался. Журка шагнул на дорогу, но тут из-за поворота выскочил сумасшедший «Запорожец», вякнул гудком и пронесся рядом с Журкой, обдав его грязной жижей.
Рядом была куча щебня для ремонта дороги. В ярости Журка схватил гранитный осколок и замахнулся вслед «Запорожцу»…
И чьи-то пальцы плотно ухватили его за кисть.
Милиция? Пусть!
Это была не милиция. Рядом стоял Капрал. В жидком свете фонаря Журка разглядел его красивое спокойное лицо. Капрал тряхнул Журкину руку, и камень упал в лужу.
— Ты неправильно кидаешь, — доброжелательно сказал Капрал. — Надо бросать во встречные. Тогда камень летит, как пуля — получается сложение скоростей. А, ты физику еще не изучал… Кидай вон в ту.
— Зачем? Не она меня обрызгала, — пробормотал Журка.
— А какая разница? Все они одинаковы, — серьезно сказал Капрал. Хотя я забыл… У тебя же папаша сам шофер! Тогда ты зря…
— А чего мне папаша… — хмуро отозвался Журка и стал смотреть на дорогу.
Капрал оглядел его с головы до ног.
— Домашний конфликт? — спросил он. — Небось, родители сказали: «Или мы, или кот!» И ты гордо покинул отчий кров.
— Если бы… — сказал Журка. — Все гораздо хуже… — Он не собирался ничего рассказывать Капралу и не искал у него сочувствия. Просто вырвалось. Просто Капрал был единственный человек, который его хоть о чем-то спросил.
Капрал задумчиво погладил пальцем голову Федота, который смирно поглядывал из портфеля. Потом он скинул свою куртку с капюшоном и набросил на Журку.
— Не надо, — сказал Журка.
— Надо. Идем.
— Куда?
— «Куда», — усмехнулся Капрал. — Устрою где-нибудь.
— В гараже вашем, что ли? — сумрачно спросил Журка.
Он сейчас ничего не боялся. И подумал, что хорошо бы назло всему свету навсегда связаться с компанией Капрала. Воруют? Ну и что? Если даже отец… Ну, конечно, про отца любой возразит: «Какое же это воровство! У себя дома!» Но все равно — обман. И еще какой! Как предательство…
— А чем тебе плох гараж? — спросил Капрал. — Сухо, тепло. И люди надежные… Да не бойся, ко мне домой пойдем. Умоешься, переночуешь…
Журка вздохнул. И сказал без всякой злости, без насмешки. Просто так:
— Да. А потом я для вас, как Горька, буду бутылки таскать…
— Глупый ты, — тихо отозвался Капрал. — Думаешь, я на твоей беде буду бизнес делать? Не бойся…
— Я не боюсь… — Журка встряхнулся и снял с плеч куртку. — Спасибо. Я пойду. Не с тобой…
Он подумал, что еще чуть-чуть и, пожалуй, отправился бы с Капралом. Но… нет. Не такой уж одинокий Журка на свете.
— Пойду, — повторил он. Машины как раз перестали носиться по мостовой.
— А есть куда? — озабоченно спросил Капрал.
— Есть.
— Ну, смотри… Давай я провожу. Куртку-то накинь, а то совсем промокнешь.
— А ты?
— Ничего, я привычный.
Журка так продрог, что не хватило духу отказаться. Да, кажется, и не стоило. Капрал пожалел его, и было неловко отталкивать эту неожиданную доброту.
Журка опять накинул куртку и сказал виновато:
— Здесь недалеко. Два квартала…
— Вот и ладно, — отозвался Капрал и потом всю дорогу молчал.
Журка тоже молчал. Чем ближе был Иринкин дом, тем нерешительней Журка себя чувствовал. Он знал, что его встретят по-хорошему, поймут и приютят, но придется рассказать про все, что было. Иринка и ее отец сегодня и так видели его унижение, и вот он опять появится будто оплеванный — жалкий, исхлестанный, грязный…
Журка сбил шаг. Может, все-таки сказать Капралу: «Знаешь что, пошли к тебе»?.. Но тогда получится, что Капралу он доверяет больше, чем Иринке. Будто Капрал его друг, а она так просто… Потом она все равно про все узнает и что тогда скажет? «Эх ты, витязь».
Журка остановился. Едва мелькнуло в голове слово «витязь», он понял, куда идти. Даже удивился, что с самого начала не подумал об этом…
— Все, спасибо тебе, — торопливо сказал он Капралу и снял куртку. — Тут рядом, я добегу.
— Ну, будь… — Капрал кивнул и пошел, не оглядываясь.
Журка сказал неправду. До того дома, где жила Лидия Сергеевна, было еще пять кварталов. Но вести с собой Капрала так далеко Журка постеснялся.
Он побежал. Чтобы не задрожать опять. Чтобы никто не пристал с расспросами. Чтобы все скорее кончилось…
Федот нервно возился в портфеле, надоела ему такая жизнь.
— Сейчас, котик… Сейчас, сейчас… — говорил ему на бегу Журка. Бежать было трудно, боль отдавалась в теле колючими толчками, но Журка ни разу не остановился.
Дверь открыл Валерий Михайлович. Из-за его ноги выглядывал Максимка. Валерий Михайлович удивился, посмотрев на Журку, даже сказал:
— О! Вот это явление… — Хотел о чем-то спросить, но взглянул внимательней и вдруг быстро ушел из прихожей. Громко проговорил в комнате:
— Лидуша! Там к тебе. Твой Журавленок… — И что-то добавил неразборчиво.
Федот в это время выцарапался из портфеля и прыгнул на пол. Максимка тут же ухватил его поперек туловища и просиял.
Вышла Лидия Сергеевна — в халате и тапочках.
— Журка! Боже мой, ты откуда? Раздетый, мокрый!.. Максим, оставь кота, он, наверно, с улицы, грязный…
— Да нет, он чистый, — отозвался Журка и почувствовал, что слова идут с трудом. — Это я… вот… перемазанный…
Она тут же забыла про кота.
— Журка, что случилось?
Он, переглатывая, сказал:
— Можно, я… мы… у вас поживем три дня? Пока мама в больнице…
— Как «поживем»?.. То есть можно, конечно. Только…
Она вдруг замолчала, присела перед Журкой на корточки, взяла его за холодные мокрые пальцы. Тихо спросила:
— Журавушка, что с тобой?
Разве тут удержишься… Он быстро наклонился и уткнулся лицом в ее плечо.
Про машину счастья
Журка думал, что будет очень трудно. Что он станет мучиться и давиться от стыда, когда придется рассказывать свою жуткую историю. Но вышло не так. Слова рванулись вместе со слезами — скомканные, путаные, быстрые. И не так уж много оказалось их нужно, слов-то. Через полминуты Лидия Сергеевна все узнала и поняла.
Она поднялась, вздохнула, вынула из кармана халата платок и стала вытирать Журкино лицо. Молча.
В ее молчании Журке вдруг почудилось осуждение.
Неужели сейчас она проговорит: «Как же так, Журавин? Мне тебя очень жаль, но разве так разговаривают с отцом? И разве можно убегать? Пошли-ка домой…»
Он не пойдет! Лучше опять в холод и дождь. Лучше в гараж к Капралу. Или хоть под забор!
Журка дернул лицом, всхлипнул:
— Вы, конечно, скажете, что я сам виноват…
Но Лидия Сергеевна сказала:
— Ты же весь дрожишь. Куда тебя, горюшко, понесло без шапки, без пальто? Ох ты, Журка, Журка… Не будем мы сейчас разбираться ни в чем. Потом все уляжется и устроится. А пока… Максим, да оставь ты несчастного кота, это не кукла!.. Снимай, Журка, куртку, она вся в грязи… Ох, и рубашка тоже… Смотри-ка, даже волосы заляпаны.
Журка виновато пробормотал:
— Машиной забрызгало… — и опять зябко вздрогнул.
— Вот что, дорогой мой, сейчас полезешь в ванну, — решила Лидия Сергеевна. — Отогреешься, отмоешься, а я в это время займусь твоей одеждой… Надо же, и майка грязью забрызгана! Расстегнутый настежь бежал!
— Пуговицы-то все оторвались… — прошептал Журка.
— Пошли.
Он пошел, застеснявшись, но с радостью. Очень захотелось в теплую-теплую воду. Можно будет смыть не только грязь, но и боль, и весь ужас того, что случилось.
Тугие струи ударили в блестящую ванну. Кафельная комнатка наполнилась паром, на тонком шнуре под потолком закачались, как морские сигнальные флаги, Максимкины рубашонки и колготки. Пар быстро обволок Журку сонливым теплом и покоем. Потом рассеялся, но покой и тепло остались… Вода набралась, Лидия Сергеевна что-то бросила в нее, размешала, и в ванне вспухла перина из густой пены.