Журавленок и молнии (с илл.), стр. 18
— Я — так себе, — честно сказал Журка. — Редко играл. Даже и не очень люблю.
— Все равно. У нас команда неполная. Сможешь?
— Ну, если надо…
— Эй, вояки, Капрала не видели?
Это крикнул от края пустыря какой-то парень с велосипедом.
Все разом оглянулись. Егор медленно сказал:
— Нам его видеть — какая радость?
— А какая печаль? — насмешливо откликнулся парень.
— Ни то ни другое, — ровно объяснил Егор.
— Зря-то не скреби… — сказал парень. И уехал.
— Их величество Капрал еще, небось, дрыхнут, — проговорил Митька. — Они поздно ложатся, дел много…
Егор пренебрежительно зевнул, встретился с Журкиным вопросительным взглядом и разъяснил нехотя:
— Это из другой компании…
— Из «Тигров»?
— Нет… «Тигры» — это наши же ребята, мы с ними играем. А у Капрала игры свои… Доиграется когда-нибудь.
Договорились, что встретятся после обеда и тогда все уточнят насчет футбола. А пока разбежались — кто завтракать, кто досыпать. Было около семи часов. Горька пошел проводить Журку до крыльца.
— Ой-ей. — вдруг сказал Журка.
— Что? — испугался Горька.
— Я позвоню, а меня спросят: «Как ты оказался на улице?» Дверь-то на замке.
— Ой… да… — Горька озадаченно остановился. — А если сказать про веревку? Влетит?
— При чем тут «влетит»… Сначала у мамы будет инфаркт.
— А может, они еще спят? И мама, и отец…
— Ну и что? Думаешь, ничего не поймут спросонок, когда позвоню?
— А зачем звонить? Можно же и обратно через окно. Тогда ничего не заметят.
Журка заколебался:
— Не забраться мне без тренировки. Это же не вниз…
— Ты что, по деревьям не лазил?
— Почти, — признался Журка. — Один раз только, да и то невысоко.
— Ну ничего, я помогу.
К своему удивлению, Журка стал подниматься без большого труда. Только страшновато было. А Горька, будто заведенный, двигался сзади и приговаривал:
— Давай-давай, ничего… Уже скоро.
Иногда подталкивал Журку ладонями в пятки.
Наконец Журка лег животом в развилку, отдышался, успокоил беспорядочную стукотню сердца и, обдирая коленки, поднялся на ноги. Тут же втиснулся рядом Горька.
После подъема перелет в комнату казался совсем не страшным. Журка взялся за веревку с узлами, натянул.
— Может, обвяжешься? — осторожно спросил Горька.
— Да ну, чепуха…
Федот по-прежнему сидел на карнизе — и неодобрительно поглядывал на мальчишек. Журка показал ему язык и оттолкнулся от тополя.
Опять охватила Журку страшноватая радость полета, окно стремительно придвинулось, подоконник мелькнул под ногами и ушел назад, и Журка увидел раскрывшуюся дверь и громадные глаза перепуганной мамы.
Он выпустил веревку и брякнулся на пол посреди комнаты. Крепко брякнулся. Посидел, поднял на маму нерешительные глаза и сказал:
— Доброе утро…
После завтрака неожиданно пришел Горька. На этот раз через дверь. Принес Журкин костюм и автомат. На Горьке была новая пестрая рубашка и потрепанные внизу, но отглаженные брюки. Очевидно, он подготовился к «официальному визиту».
Мама сдержанно поздоровалась с Горькой и спросила:
— Значит, это твоя идея устроить воздушные полеты на уровне третьего этажа?
Горька не смутился. Мельком глянув на виноватого Журку, он поведал, что идея общая: его и Юрия Григорьевича, а веревку он, Горька, примотал к суку толщиной в пушку, сделал там пять витков и затянул тремя морскими узлами. Скорее сам тополь сломается пополам, чем треснет сук, развяжется узел или порвется капроновая альпинистская веревка. Журка робко добавил, что для полной безопасности можно сделать еще страховочный пояс, как у верхолазов. Горька громко одобрил эту мысль и пообещал, что не только Журка, но и он сам этим поясом будет пользоваться с охотой и радостью.
Мама хотела что-то возразить, но тут ее окликнул из комнаты папа, и она ушла.
— На улицу выйдешь? Мячик попинаем для тренировки, — предложил Горька.
— Потом. Сначала мне надо… к одному человеку. Я обещал.
— А что за человек?
— Ну… девочка одна. Знакомая.
Горька смотрел спокойно. Даже самой капельки насмешки не было в его глазах. Было только сожаление, что Журка не может идти с ним пинать мячик.
— А хочешь, пойдем со мной, — вдруг сказал Журка.
В самом деле, почему бы не пойти к Иринке вдвоем? А потом можно вместе в парк или еще куда-нибудь.
— Пойдем, — сразу согласился Горька. — Отец до обеда на работе, я пока вольный.
И они пошли. Но у Иринкиного дома Горька вдруг придержал шаги. Сказал настороженно:
— Здесь одна девчонка из нашего класса живет. Ирка Брандукова. Неохота мне ее видеть.
Журка растерянно остановился.
— Я не знал, что она из вашего…
— А ты что? К ней идешь? — удивился Горька.
Журка виновато кивнул. И сразу рассердился и на Горьку, и на себя:
— А что такого? Разве нельзя?
— Когда это ты успел познакомиться?
— Успел…
— Ну, иди, — примирительно сказал Горька. — А я лучше к ребятам…
— Вы с ней поссорились, что ли? — неловко спросил Журка.
— Да не… — беспечно отозвался Горька. — Просто… Чего мне с ней встречаться? И так надоели друг другу, четыре года на соседних партах сидим… А ты иди.
— Я обещал…
— Ну и давай. А я потом к тебе забегу. Можно?
— Конечно, приходи обязательно, — с облегчением сказал Журка. Сперва ему казалось, что Горька обижается, а сейчас он увидел, что нет.
Иринка встретила Журку, будто ждала у самого порога. Не приглашая в комнату, быстро сказала:
— Поехали в краеведческий музей! Там недавно планетарий открыли…
— Поехали.
На лестнице Иринка оглянулась на закрывшуюся дверь, нерешительно посмотрела на Журку и с тихой досадой проговорила:
— Мама с папой там… выясняют, кто прав, кто виноват. Из-за вчерашнего…
— А что вчера? — с тревогой спросил Журка. — Потому что я приходил?
— Да при чем здесь ты? — удивилась Иринка. — Вчера вечером к папе дядя Иннокентий пришел. Ну, приятель папин… В общем, выпивший он был, расшумелся, расхвастался. Мама его и трезвого не очень любит, а так совсем…
Журка кивнул: понимаю, мол.
Запинаясь от неловкости, Иринка сказала:
— Ты только не подумай, что папа тоже с ним… Просто мама волнуется: у папы сердце неважное, у него по ночам такая аритмия бывает… В общем, ты не обижайся, что я тебя домой не позвала….
— Я понимаю, — сказал Журка. И подумал, что нигде на свете нет полного счастья и спокойствия.
Не игра…
У Горьки не было ясной причины, чтобы не ходить к Ирке Брандуковой. То, что они «надоели друг другу», он придумал. Не могли они надоесть, потоку что друг на друга почти не обращали внимания. Вернее, Брандукова не обращала. Горька-то иногда на нее поглядывал с интересом. Ему нравилось, как Ирка улыбается своим щербатым ртом и как грызет головку авторучки, если решает сложную задачку. Но это был минутный, легкий интерес, и Горька очень быстро забывал думать о Брандуковой, занятый своими заботами и тревогами.
Сейчас он не пошел с Журкой из-за смутного опасения, что будет лишним. Вдруг Ирка глянет насмешливо и тоже спросит у Журки: «Он что, уже в друзья к тебе записался?» К тому же у нее и у Журки свои дела, они о чем-то договорились. А он, Горька, зачем? Журка ни в коем случае не должен думать, будто Горька назойливый. Он вообще не должен думать про Горьку ничего плохого…
Однако если бы Горька знал про то, что с ним случится через полчаса, он пошел бы куда угодно: к Брандуковой, на край света, к черту на рога.
А случилось вот что.
Недалеко от дома, на углу Парковой и переулка с магазинчиком, Горьку неожиданно окликнули:
— Эй, Горислав…
Это был тот парень с велосипедом, что утром искал Капрала. Звали его Студент. На самом деле он был не студент, а, кажется, девятиклассник. Просто отец у него работал профессором в институте, а сынок однажды сказал в ребячьей компании: «Мне пятерочный аттестат ни к чему, дорога и так открыта. Можно считать, что я уже студент». С тех пор кличка прилипла к парню намертво…