Проект «венера» (СИ), стр. 44

— Посередине, — пояснил Алексей, — там, где совсем черно, «Щит» полностью перекрывает свет, идущий от Солнца. Там царит полное Солнечное затмение. Только Корону и видно из-за «Щита». А там, где рыжий или коричневый цвет — там часть Солнца из-за «Щита» видна. В виде небольшого полумесяца. Это зона полутени.

— Ужасное зрелище! — признался Гонт.

— Кому как! — философски заметил Алексей. — Любого поселенца, особенно с атмосферных станций, этот вид давно в восторг приводит.

— А почему?

— Так ведь Венера ОСТЫВАЕТ!! — менторским тоном пояснил пилот. — А это значит, что скоро нам можно будет её НЕПОСРЕДСТВЕННО ОСВАИВАТЬ И ЗАСЕЛЯТЬ!

— Ладно уж! Когда прибудем на «Лапуту», сам увидишь. — добавил Алексей, увидев скептическую мину журналиста.

«Небесный Замок «Лапута»

В атмосферу вошли мягко, с минимальной перегрузкой, где-то у внешнего края зоны полной тени, отбрасываемой на Венеру «Щитом». Поэтому почти весь период торможения было такое впечатление, что космолёт садится в ночь. В никуда. В космос.

Лишь иногда где-то далеко в внизу сверкали молнии, на секунду вырывая из тьмы маленький клочок сплошных облаков. Наконец, почти к концу огненной фазы, вдали показалась коричневая полоса, дугой охватывающая полгоризонта. На кромках крыльев как раз угасали последние языки пламени, знаменуя этим снижение скорости до «глиссадной».

Алексей перевёл корабль на горизонталь, а затем на небольшое снижение и, по-прежнему не включая двигателей, продолжил глиссаду в сторону атмосферной станции. Остаточная скорость после входа в атмосферу до сих пор была достаточно велика, чтобы на ней можно было преодолеть большие расстояния. Гонт, уже почти освоившийся с кораблём за время долгого перелёта от «Звёздочки», опять вертел камерами спеша запечатлеть «исторический момент» собственного прибытия на иную планету.

Меж тем узенькая коричневая полоска разрослась от края до края, и теперь впереди даже зарыжело… стало очень хорошо видно, что далеко внизу расстилается бесконечный, взбаламученный слой облаков, которые плевались молниями, сворачивались в спирали, расчерчивали пространство волнами в сотни километров.

— Космолёт «Стрела» вызывает «Лапуту»! — начал звать Алексей. — Почему не вижу вашего наводящего луча?

— Восстанавливаем! Включение системы через пять минут. — раздался в ушах недовольный голос диспетчера. — Снижайтесь до пятидесяти. Курс прежний.

— Понял! Как там у вас?

На несколько секунд молчание. Затем:

— У нас тут сильная гроза. Поднимаемся выше и выходим из её зоны. С вашим подходом будем на краю грозового фронта.

— Слышь, Гонт! Мы тут сейчас в грозу нырнём. Ты там как, пристёгнут?

Гонт дёрнулся и засуетился, спешно пристёгивая свои драгоценные телеса.

— Вот так будет лучше, — с удовлетворением заметил Алексей, когда процесс пристёгивания у Гонта был завешён. — В районе «Лапуты» очень сильная гроза, говорят. При заходе на посадку будет очень сильно трясти.

— А-а… что будет, если мы промахнёмся и упадём вниз? — осторожно спросил Гонт, основательно перетрухнув.

— Тогда ты будешь первым потерпевшим авиакосмическую катастрофу за последние тридцать лет.

— Но, а что будет с нами, если мы упадём вниз?

— Гм… Там, внизу, температура сейчас около четырёхсот градусов. Примерно как в печи… Так что сгорим!

Гонта передёрнуло, и он побелевшими пальцами вцепился в подлокотники кресла. Алексей, заметив это, лишь хмыкнул. Но потом сжалился и решил-таки его успокоить.

— Успокойся! Если меня сдует с посадочной площадки — ну и что? Зайду снова. Если ещё сдует — зайду ещё. И так, пока не сяду на лифт.

— Какой-такой лифт? — тут же забыл бояться Гонт.

— Поясняю: мы садимся на верхнюю палубу атмосферной станции. Она же — эта палуба — взлётно-посадочная полоса. Так как станция «гуляет» везде, то для того, чтобы челноки не сдувало вниз, их убирают внутрь станции — лифтом. Когда корабль опускается на вторую палубу, верхний люк закрывается и космолёту больше ничего не угрожает.

Гонт, услышав объяснение настолько занудным и рутинным голосом, что даже скулы сводило, заметно успокоился. После даже слегка оживился и задал следующий вопрос.

— А сколько челноков может принять одна станция?

— Конкретно «Лапута» — два.

— А другие?

— Другие? Разные есть. Есть такие, что один. А есть такие, что и три. Например, «Ирей» может три принять.

Алексей прервался. Появился наводящий луч от станции.

— Во! Посадочные включили. Заходим на посадку.

Гонт встрепенулся, тут же снова активировал свои камеры и стал усердно снимать процесс захода на посадку.

То, что станция выйдет на край грозы — значило, что его космолёт во время посадки, скорее всего, не приложит молнией. Но трепать будет обязательно. И действительно, при подходе начало ощутимо болтать. Вдали встала стена весьма грозных облаков, довольно часто и сурово сверкающая разрядами. Да и вблизи атмосфера была неспокойная. Если на радаре станция была видна прекрасно, то на внешних камерах прямо перед ней вздымались башни кучевых облаков. Алексей принял чуть влево, в пределах указанного коридора обходя наиболее неприятное облако, и влетел в самый настоящий облачный каньон. Сверху края облачного каньона имели почти нормальную окраску — торчащий из-за края «Щита» полумесяц Солнечного диска освещал их довольно хорошо, но ниже они становились сначала кремовыми, и далее внизу переходили в тёмно-коричневые мрачные провалы.

Алексей срезал по пути одну из «стен» облачного каньона, и на мгновение на камерах стало совсем темно. Но когда вынырнули из облаков прямо по курсу, впереди, сверкая под прямыми лучами Солнца, показалась станция.

Издали и сверху она напоминала авианосцы древности.

Такая же обширная, плоская «крыша» с одинокой башенкой командного блока, стоящей с краю. Именно на эту крышу и предстояло сесть.

Но отличие от авианосца всё-таки было. Ниже посадочной площадки-палубы ясно был виден пояс толстых шаров, заполненных водородом. Именно они создавали плавучесть для станции, заставляя её плавать на уровне, где давление атмосферы ниже земного. Когда-то этот уровень был выше слоя облаков. Ныне, со стремительным охлаждением атмосферы взбаламученные грозами облака достали станции, и теперь им всё время приходилось маневрировать, убегая от бурь.

Ниже пояса шаров находились сначала палубы с жилыми отсеками, далее палубы с разнообразной машинерией, и ещё ниже, чуть выступая из днища, находился одинокий отсек с реактором. Во многом он обеспечивал и остойчивость всей конструкции.

Также «как бы спереди», с той стороны, что от космолёта была не видна, ниже палубы для челноков находился широкий зев специальной палубы, где базировались маленькие двух-четырёхместные исследовательские авикары. От Земных эти авикары отличались тем, что имели не только повышенную живучесть, но и весьма серьёзную теплозащиту, позволяющую ненадолго садиться на поверхность планеты.

Садящийся космолёт открыл во всю ширь воздухозаборники, задрал нос кверху, чтобы набегающим потоком венерианского «воздуха» притормозить стремительный бег с орбиты, и включил двигатели мягкой посадки.

Когда он был уже над палубой, его скорость упала до считанных метров в секунду и он в конце концов завис на реактивных струях в тридцати метрах над ней. Тут управление окончательно взял на себя искин и, ювелирно руля аппаратом, аккуратно посадил его точно на красный прямоугольник посадочного лифта. Выдвинувшиеся посадочные опоры мягко спружинили, принимая на себя вес корабля.

Как только выключились посадочные двигатели, лифт дрогнул и пополз вниз.

— Да-абро пож-жаловать на станцию «Лапута»! — Воскликнул Алексей, старательно подражая экскурсоводам Земли, одновременно с этим выключая системы корабля. — Или как его называют аборигены — «Небесный Замок Лапута»!

— А он действительно Замок? — тут же задал глупый вопрос журналист.