В погоне за тайной века, стр. 56
Каждое письмо друзей, как правило, занимает около десятка страниц большого формата. Это целые повествования о жизни, о флоте, общих друзьях, новостях науки, переплетающиеся с воспоминаниями далекой юности. Рейнеке подробно рассказывает о своих исследованиях в Белом море и на Балтике. Бестужев со своей стороны рассказывает о распорядке своей жизни, о работе над «часами без компенсации», так необходимыми исследователям моря, которые делают свои наблюдения с мельчайшими подробностями и большой точностью. Его интересуют научные проблемы изучения Севера России. Рейнеке живо откликается на его вопросы и предложения.
Так, 23 марта 1854 г. Рейнеке пишет из Севастополя Николаю Бестужеву:
«Только что успел я ответить Вам (22 янв.) на письмо Ваше, писанное 29 марта 18–53 (!!), мною полученное здесь в декабре, как обрадовало меня (24 февраля) опять письмо Ваше от 16 ноября 1853 г. Обрадовало, говорю это от души, а не из пустяковой вежливости. Здесь хотя и много народу, но я все-таки в одиночестве; нет друзей — собеседников, с которыми привык делить время в дружеских беседах. К светским пирам и рассчитанным для приличия только посещениям я не привык, а единственный мой здесь друг Павел Нахимов упорно сидит на своем корабле, я не могу быть у него часто, потому что боюсь помешать всегдашним служебным его занятиям…
Обращусь к вопросам Вашим, на которые спешу отвечать, хотя и не совсем скоро и, к сожалению, не удовлетворительно… потому, что не имею здесь дневников моих. Но постараюсь припомнить, что смогу, по предмету Вашего вопроса о наблюдении северных или полярных сияний. В отчетах моих занятий по Лапландии и Белому морю в Записках Гидрографического депо (часть V, стр. 70) показаны все замеченные мною явления сияний и падающих звезд. Сознаюсь, что эти показания недовольно подробны; но при большей их части указаны крайние румбы концов сияний. Из этого вижу, что средний румб, как в Лапландии, так и в Белом море, большею частью выходит север-северо-западный или северный по компасу. Следовательно, согласно Вашим предположениям, которые совершенно разделяю с Вами и много благодарен за указания на это. Конечно, мне уже едва ли придется наблюдать эти явления; однако постараюсь передать Вашу заметку молодым наблюдателям и внести ее в наставления, которые по этому предмету даются для наблюдателей погоды в наших портах. Надо бы сообщить и в Географическое общество, чтобы внести в Инструкцию экспедиции, предназначаемой для исследования Сибири и Камчатки.
Вы спрашиваете о положении Южного магнитного полюса? Не припомню теперь точной широты и долготы его, но кажется Росс (младший) открыл его на Земле Виктории, на меридиане Вандименовой Земли, в широте около 75° или 76°. Узлов или признаков другого Южного полюса (как на Севере около Колымы), кажется, в южном полушарии нет, по крайней мере, я нигде не находил намеков на это…». [326]
Николай и Михаил Бестужевы живо интересуются исследованиями полярных стран, о чем свидетельствует их переписка с Рейнеке. К сожалению, большинство писем неизвестно, а может быть, утрачено навсегда.
В бумагах Николая Бестужева сохранились лишь отрывочные черновые заметки, посвященные полярным сияниям и новым успехам физических наук. [327]
Своими мыслями о природе метеорологических и сейсмических явлений Николай Александрович неоднократно делился с Михаилом Францевичем.
Рейнеке высоко ценил научные искания Николая Бестужева.
«Все сообщенные Вами замечания, — писал Рейнеке Бестужеву, — об электричестве, метеорологии, колебаниях почвы так занимательны, что нельзя удержаться от повторения просьбы — сообщить их, хотя бы словесно, знакомым моим академикам Ленцу, Купферу, Гумбольду, Бэру». [328]
Результаты наблюдений над различными явлениями природы Сибири по совету Рейнеке Николай Бестужев направил академику Струве, который принял с «чрезвычайной признательностью… отчеты» декабриста. Он откровенно писал изгнаннику, что его исследования неоценимы для науки и что «благодарность наша еще более увеличивается» [329] от сознания, что эти исследования выполнены в условиях каторги и ссылки.
Рейнеке и Николай Бестужев оживленно обсуждают вопрос о необходимости изучения Сибири. Михаил Францевич, как заместитель начальника математического отделения Географического общества, трудился над проектом большой Сибирской экспедиции. Он считал, что исследовательские работы должны начаться с Забайкалья. Между тем в правительственных сферах решили эти работы провести за счет казны, а Географическому обществу рекомендовали заняться изучением Камчатки. Но ни одна из экспедиций не состоялась, хотя петербургскими меценатами Голубевым и Чапским было пожертвовано 55 тысяч рублей.
Рейнеке старался воспользоваться любой возможностью, чтобы довести до сведения русских моряков результаты научных исканий Николая Бестужева. Михаил Францевич просил у своего друга позволения поместить в «Морском сборнике» «некоторые заметки, „о предметах науки“». [330]
Напрасно искать в уцелевших письмах отражения политических взглядов: друзьям известно, что их переписка просматривается иркутским гражданским губернатором, да и вряд ли остается к ним равнодушной полиция Петербурга… Письма полны уверений в дружбе. Заканчивая свое послание от 8 мая 1852 года, Бестужев пишет Рейнеке:
«Еще более благодарю Вас за описание Ваших приемов при описи и промерах; катайтесь сколько угодно на Вашем коньке и приезжайте почаще ко мне в гости; у меня и Вам и ему угощение будет от чистого сердца». [331]
Для Рейнеке письма Николая Бестужева были светлыми лучами в жизни. Вот что Михаил Францевич писал своему другу 25 декабря 1854 года из Николаева:
«Вчера в сумерки ходил из угла в угол по одинокой моей каюте и грустно вспоминал былые времена моего детства и юношества, как бывало в этот вечер по немецкому обычаю (хотя я, по обруселому отцу и по матери сибирячке, в душе чисто русский) в доме родителей моих готовилась для нас, детей, елка; как, будучи молодым мичманом и лейтенантом, приятно и весело проводил я этот канун праздника в кругу родных в Риге и Питере и у знакомых в Архангельске. Все эти воспоминания, сравнив с настоящим одиночеством моим и хворостью, навели на меня тоску.
Я принялся столярничать починкою ветхого хозяйского стола, служащего мне обеденным и письменным. При этой работе прибегнул к ножу Вашей работы, который получил в 1840 или 42 году через лейтенанта Розенберга (ныне правитель Ситхи) на память о Вас. Как-то неосторожно нажал и сломал малый клинок этого двойного ножа. Это навело меня опять на думы о прошлом, и преимущественно о Вас. Я попытался одолеть свою лень и побеседовать с Вами. В это самое время приносит почтальон письма Ваши, писанные с 7 по 14 апреля и 14 июля; они получены в Питере в Гидрографическом департаменте и оттуда пересланы ко мне. Можете представить — как меня обрадовал этот подарок на елку: лучшего я не мог бы и не сумел бы пожелать. Не примите этих слов за пустой привет, — сообразите тогдашнее настроение моего духа и Вы согласитесь в искренности и справедливости моих слов». [332]
Закат
В 1853 году Рейнеке тяжело заболел. Врачи посылали его на воды за границу, а он поехал в Севастополь, чтобы увидеться с другом всей своей жизни Павлом Степановичем Нахимовым. Он был свидетелем его возвращения после славной Синопской победы.
Рейнеке и в Крыму не мог сидеть без дела. Он «по соглашению» со своим другом Владимиром Алексеевичем Корниловым занялся устройством метеорологической обсерватории в Севастополе, которая к его приезду находилась в запущенном состоянии, и получил одобрение знаменитого адмирала.
326
ИРЛИ, ф. 604, д. 17 (5586), л. 116–117.
327
ИРЛИ, ф. 604, д. 17 (5586), л. 172–173.
328
ИРЛИ, ф. 604, д. 16 (5585), л. 134 См. также: М. Ю. Барановская. Декабрист Н. Бестужев. М., Госкультпросветиздат, 1954, стр. 185 и далее.
329
ИРЛИ, ф. 604, д. 9 (5578), л. 260.
330
ИРЛИ, ф. 604, д. 16 (5585), л. 124.
331
Воспоминания Бестужевых. М., изд. АН СССР, 1951, стр. 511.
332
ИРЛИ, ф. 604, д. 16 (5585), л. 118.