Вне закона, стр. 11

Глава 3

Лобо ехал в направлении отрогов гор и остановился только когда уже близились сумерки. Он бежал как будто ради спасения собственной жизни. До этого он никогда ни от чего не бежал. Когда солнце стало опускаться за вершины гор, он остановился у ручья, чтобы дать лошади отдых. Этим вечером горизонт переливался нежными красками, в отличие от вчерашнего огненного неба. Нежными и мягкими. Как женский голос этим утром.

Чтобы выкинуть из головы эти звуки, он сосредоточился на горьких воспоминаниях, напоминавших о бессмысленности желания, заботливости, старания защитить. Он подумал о другом вечере много лет назад, таком же спокойном и мягком, как этот, взорвавшемся огнем и кровью. В тот день он глубоко замкнулся в себе.

Караван, с которым он ехал, остановился с закатом солнца. Небо было золотисто-коричневым — как корицей обсыпано, сказал он Тимоти. Он также вспомнил, как говорил брату, что это означает хорошую погоду на следующий день. Он не знал, так ли было на самом деле, но это предсказание вызвало улыбку на лице Тимоти, и он был доволен. Тимоти редко улыбался.

Именно этот момент выбрали апачи, вдруг лавиной накатившие на плохо охраняемый караван, и никто не успел подготовиться к отпору. Лобо и его брат видели, как убивали их мать и отца вместе с другими взрослыми, бывшими в караване. В живых остались только пять детей, которых угнали в рабство.

Для мальчика Лобо самым знакомым чувством было чувство ужаса. Его с братом часто избивал их отец, религиозный фанатик, и ни для кого из них у родителей не находилось ласки или нежного слова. Лобо был большим и сильным для своего возраста и старался заботиться о Тимоти, даже делал за него дела по хозяйству и защищал от наказания, часто принимая удары на себя.

Позднее он осознал, что его суровое детство было хорошей подготовкой к тому, что случилось потом. Он научился защищаться от ударов, скрывать свои чувства, не гнуться под тяжестью бесконечной работы и жестокости. Поэтому он выжил, а другие дети нет. Он чувствовал, что его забота о Тимоти оказалась также смертным приговором брату. Тимоти не смог вынести быстрого передвижения и лишений, бывших частью испытаний, уготованных им апачами. Поэтому его бросили одного умирать в пустыне. И Лобо больше никогда не позволял себе роскоши любить или заботиться о ком-нибудь.

В конце концов он обрел свободу, к которой всегда стремился, и этого было достаточно. Для него не существовало ни веселья, ни радости, ни покоя, и он никогда не чувствовал нужды в этих неуловимых ощущениях. Он считал их в лучшем случае опасными, потому что они отвлекали мысли от самой важной вещи — выживания.

Лобо не спеша поил лошадь, раздумывая, не остановиться ли здесь перед длинным перегоном до Денвера. Он пересчитал две тысячи долларов в своем кармане, размышляя о том, какие шаги предпримет Ньютон.

Таких людей Лобо встречал и раньше, людей, одержимых одной мыслью. В его голосе звучали нотки безумия, и Лобо научился с опаской относиться к таким представителям рода человеческого. Проще было предсказать поведение людей вроде него самого, хладнокровных профессионалов. Наймет ли Ньютон Кантона, если Лобо уедет?

Марш Кантон очень здорово умел обращаться с револьвером, может, даже лучше, чем Лобо. Остановит ли его присутствие детей? О женщине Лобо старался не думать, не мог позволить себе подумать о ней.

Лобо вспомнил мальчика на ранчо Уиллоу Тэйлор. Его волосы так же выступали на лбу клинышком, как у его брата, были такого же цвета, в его глазах мелькнуло такое же обожание — да пропади он пропадом!

Это дело его не касалось.

Расседлай лошадь, — сказал он сам себе. — Расположись на ночлег. Забудь, что было сегодня, и найди работу.

Дьявольски разумный совет.

Но он всегда заканчивал взятое на себя дело.

Черт с ним, с Ньютоном. И с его работой тоже.

А как насчет Кантона?

Пусть делает, что хочет. Это теперь не его дело.

Но он, Лобо, может сделать, чтобы они уехали. Не проливая крови.

И получить десять тысяч долларов.

Приступ честности пронял его до кишок. Сейчас деньги были ему безразличны. Но ему была ненавистна мысль, что ему небезразлично что-то другое.

Он вздохнул, но решение было принято. Завтра, после окончания занятий в школе, он еще раз навестит мисс Тэйлор. Он ясно даст ей понять, что он и другие вроде него пойдут на все, чтобы вынудить ее бросить ранчо. Он здорово надеялся, что она ему поверит.

* * *

Опять Лобо смотрел на неухоженное ранчо. Было поздно — время ужина — и он рассчитывал, что эта женщина будет дома. Как будто чтобы подтвердить его уверенность, из трубы дома к небу поднялся дымок.

Он всю ночь провел в горах со слабой надеждой, что свежий воздух развеет идиотское решение, принятое вечером. Но не вышло. Что-то привело его обратно на тот же холм, с которого он перед тем смотрел на ранчо. Он пробовал сообразить, что он скажет, но отбрасывал один набор слов за другим. Да он никогда и не был краснобаем. Какого черта, слова ему никогда и не требовались. Обычно достаточно было взгляда или жеста.

Да ему и не из чего было выбирать слова. За все годы, проведенные у апачей, он не слышал ни слова по-английски, а с членами племени он почти не разговаривал, даже когда после долгих сомнений его посвятили в воины. И уже совсем нечего было ему сказать тем, кто оскорблял его, когда он вернулся в мир белых — точнее, на его окраины. За него говорили нож и револьвер, и этого было достаточно.

Но теперь слова были необходимы, и не только угрожающие, но и убедительные. Хотя он не в полной мере осознавал свою заново открытую способность волноваться за кого-то кроме себя, он не хотел, чтобы пострадала женщина с таким нежным смехом, или мальчик с волосами того же цвета, что у его брата, или маленькая толстушка по имени Салли Сью. И он не сомневался, что Алекс Ньютон пойдет на все, чтобы согнать их с ранчо.

Значит, это он должен был спугнуть их оттуда. Для всех это было бы наилучшим выходом из положения. Женщина получила бы деньги, Алекс землю, а он, Лобо, со своими десятью тысячами долларов мог поскорее убраться отсюда.