От сумы и от тюрьмы… Записки адвоката, стр. 52
А доказательства виновности Быкова добывались вот как.
Следствие инсценировало убийство двух человек. Паши Цветомузыки и его друга Исминдирова. В Москве, на Кутузовском проспекте. Объявили на всю страну, что нашли трупы.
Приезжают телевидение, журналисты. В их присутствии выносят из подъезда завернутые «трупы» и увозят их. Все средства массовой информации подняли шум: жуткие преступления в центре Москвы, средь бела дня!
Мне почти сразу все это показалось подозрительным. Не успели обнаружить трупы, как их стали выносить из дома. Я-то знал, что должен был приехать следователь, осмотреть и описать место происшествия, должен был приехать судебно-медицинский эксперт. Нужно было провести многочасовую, большую работу. Да еще и выносили эти «трупы» не вперед ногами, а вперед головами…
Я высказал свои сомнения публично, и один из представителей телевидения набросился на меня с упреками:
— Как вы можете в чем-то сомневаться? Я все видел своими глазами!
Я спросил:
— Вы трупы видели?
— Ну, конечно.
— А их лица вы видели?
— Лица? Лица не видел, они были завернуты.
— Во что?
— В черный такой полиэтилен, непрозрачный.
— Так почему вы решили, что это трупы?
— Ну, милиционер сказал, что трупы.
— А судебно-медицинский эксперт был?
— Нет, не видел.
— А куда их увезли, трупы?
— Не видел, погрузили в «скорую помощь».
— А вы видели когда-нибудь, чтобы «скорая помощь» увозила трупы? Не слыхали никогда, что для этого есть специальные машины? А «скорая помощь» не имеет права трупы перевозить.
— Ой да, интересно. Я проверю. Я посмотрю запись.
Мои сомнения уже перешли в уверенность: что-то не так. И только впоследствии, познакомившись с делом, я узнал, что это была фальшивка, инспирированная работниками МВД с помощью Струганова.
Выносили, кстати сказать, действительно людей, но, конечно же, живых, и не Струганова с другом, а двух милиционеров.
И вот после этой инсценировки Василенко приезжает к Быкову со звукопередающим устройством в кармане. Для того, чтобы уличить Быкова в том, что он действительно дал поручение убить.
Быков, увидев Василенко, удивляется:
— Что ты здесь делаешь, для чего ты пришел?
Тот в ответ:
— Ну вот, я Пашу убил.
— Так это ты? — еще больше поражается Быков. — За что?
— Да вот он, что-то, вроде, против тебя мутил, — мямлит Василенко.
Характерно, что он не говорит прямо: ты же мне сам велел, ты мне поручил. Он говорит, я узнал, что он против тебя, он такой-сякой. И Быков попадается на эту удочку. К концу разговора, когда Василенко спрашивает, что же ему делать, Быков советует — удирай. То есть он не возмущается, не бежит с заявлением в милицию. И это, конечно, используется против него. Он как бы поддерживает убийцу.
Василенко начал давать показания против Быкова. Его слова у непредвзятого следователя не могли вызывать ни малейшего доверия. Вот, например, как он описывал передачу пистолета для убийства: «Мне позвонил человек, сказал, что от Быкова, договорились встретиться. Я тогда жил в гостинице «Россия», дело было днем, я вышел, ко мне подошел незнакомый человек и передал мне пистолет от Быкова. И я взял этот пистолет».
Представьте себе: Василенко, человек опытный, неоднократно привлекавшийся к административной ответственности, берет пистолет средь бела дня, в центре Москвы. От Быкова не было ни какого-то поручения, ни звонка. Человек ему совершенно незнакомый. Пистолет он несет к себе в номер и оставляет в гостинице.
Я спрашивал его:
— Вы уходили куда-либо из номера?
— Уходил, — отвечал Василенко.
— Надолго?
— Иногда на целый день.
— А пистолет не боялись брать с собой?
— Я его оставлял в номере.
— А не опасались, что при уборке номера его обнаружат?
Ответа не последовало.
— А куда дели впоследствии этот пистолет?
— Я пошел с ним в ФСБ, все рассказал и предъявил пистолет.
Между тем, Струганов и его друг Исминдиров рассказали, что Василенко был человеком крайне несамостоятельным, легко поддающимся влиянию, «абсолютно управляемым» (надо сказать, что полную несамостоятельность Василенко как его характерную черту подчеркивали и другие свидетели).
При этом, поддерживая версию обвинения, они подтвердили, что будто бы Василенко приходил к ним, рассказывал о поручении Быкова и просил совета, как ему быть с пистолетом. Выбросить немедленно в реку — настойчиво посоветовали Василенко его друзья — и уезжать в свою Германию.
И вот, этот абсолютно несамостоятельный человек, пренебрегая настойчивыми советами друзей, сам, по своей инициативе идет в ФСБ, предъявляет там пистолет и излагает версию обвинения.
…В итоге дело в отношении Быкова направили в суд.
Еще раз повторю: суд не мог не понимать недоказанность обвинения. Но что же делать, если понятно, что человек не виноват? Практика выработала паллиатив, а чтобы вроде как и волки сыты, и овцы целы. Он хоть и виновен, но лишения свободы не заслуживает и ему достаточно условного осуждения.
И Быков, признанный виновным в попытке организации убийства, освобождается из-под стражи с испытательным сроком в несколько лет. Надо сказать, что этот приговор вызывал сомнения у некоторых людей. Как же так? Человек причастен к организации убийства, а его освобождают из-под стражи и дают условное наказание?
Позволю себе пояснить, что дело тут не во взятке, которую подозревали некоторые, и не в чрезмерной гуманности суда, как могли подумать другие, а именно в том, что нашему правосудию кажется несправедливым лишать свободы невиновного, но, одновременно, ему не хочется оправдывать подсудимого. Абсурд.
Мы не примирились с приговором Мещанского районного суда и обратились с жалобой в Европейский суд по правам человека в Страсбурге. Международный суд признал, что Быков незаконно содержался под стражей, и взыскал с России более 20 тысяч евро.
Как адвокат я чувствовал радость победы, но как российский гражданин сомневался в том, что мы, налогоплательщики, должны платить за незаконные действия правоохранительных органов.
Глава 22
Искушение героизмом
Одним из самых интересных в моей практике было громкое дело Ходорковского.
Об этом деле сложно говорить — настолько вся связанная с ним ситуация еще болезненна. А сам Михаил Борисович — крупная и многогранная личность.
Меня довольно часто спрашивают, что собой представляет Ходорковский как человек. Людям интересно не только, совершил или не совершил он преступления, в которых обвиняется, интересны и черты его характера: умен ли, образован ли, добрый или злой.
Важно сказать, что во взаимоотношениях с клиентами мы — адвокаты — им не судьи. Ни формально, с точки зрения вопроса об их вине и ответственности, ни по-человечески, с точки зрения хороший или плохой, человек вручил нам свою судьбу.
Какой бы ни был наш клиент, мы обязаны его защищать, обязаны отстаивать его позицию и критически относиться к обвинениям. Поэтому я сознательно всегда ограничиваю себя в оценке своего подзащитного с точки зрения общечеловеческих критериев морали, нравственности.
Что же касается интеллектуальных способностей — ума, образования, то, конечно, это я учитываю во взаимоотношениях с клиентом.
С первой же встречи Ходорковский произвел на меня впечатление человека с мощным интеллектом, тяжело раненного неожиданной и трагической ситуацией, но не сломленного, готового к борьбе и к любому возможному исходу.
S В дальнейшем я узнал, что Ходорковский — очень сильный человек, склонный к авторитарности, уверенный в себе, способный быть очень жестким и твердым. Наряду с этим он обладает несомненным обаянием, его улыбка чрезвычайно располагает к нему собеседника. Он умеет слушать и понимает то, что ему говорят. Более того, он готов воспринимать сказанное и выслушивать разные мнения. Однако решения он, в итоге, принимает сам, твердо придерживается принятого решения и требует неукоснительного и беспрекословного его выполнения подчиненными. Но вот он оказался в тюрьме.