Врач в пути, стр. 15

Словом, педагогическая (кроме преподавания еще обязательное посещение лекций профессора, участие в частых методических совещаниях) и лечебная работа занимала практически все рабочее время на кафедре. Однако ассистент клинической кафедры должен проводить и научные исследования. Исследования эти могут быть фрагментом большой общекафедральной темы и завершиться научным докладом или статьей в специальном журнале или сборнике научных работ. В ряде случаев ассистент, имеющий ученую степень, может получить от руководителя кафедры или выдвинуть самостоятельно тему большой научной работы, рассчитанной на несколько лет, и в дальнейшем защитить диссертацию на соискание ученой степени доктора медицинских наук.

После защиты кандидатской диссертации (в июне 1955 года), посвященной вопросам лечения гипертонической болезни (работа была написана и защищена за два с половиной года), я выполнил несколько небольших научных работ по вопросам сердечно-сосудистой патологии (лечение гипертонической болезни, инфаркта миокарда, сердечно-сосудистой недостаточности). Руководитель кафедры настоятельно советовал скорее браться за докторскую и предложил выбрать тему; он рассказал мне о крупнейшем отечественном клиницисте-терапевте, заслужённом деятеле науки РСФСР профессоре М. П. Кончаловском, который придавал значение изучению химического состава желчи («химизма желчи») для выявления тех или иных закономерностей в развитии желчных камней. К сожалению, М. П. Кончаловский не успел реализовать свои научные планы.

Разговор этот происходил в 1956 году, а через десять без малого лет я защитил докторскую диссертацию, где впервые была установлена закономерность в изменениях химического состава желчи в связи с формированием желчных камней… Однако путь к цели был непростым.

После того памятного разговора я долго думал, продолжить ли исследования гипертонической болезни или «переключиться» на новую тему. Ход моих рассуждений был таков. Одно из основных патологических расстройств, лежащих в основе механизма развития гипертонической болезни, — атеросклероз. Сущность этого патологического процесса малоизучена. Здесь нужны специалисты, много техники и долгие годы. Правда, патогенез желчнокаменной болезни тоже еще не был расшифрован, но мне думалось, что, серьезно занявшись проблемой патологии такого изолированного органа, каким кажется желчный пузырь, можно кое-что сделать. Я решился, объявил об этом своему руководителю и получил: «добро». Отправился я в Центральную научно-исследовательскую лабораторию нашего института (ЦНИЛ). Она была организована известным патофизиологом, учеником И. П. Павлова С. И. Чечулиным и носила имя своего создателя. Тогда лабораторией заведовал сын С. И. Чечулина — Александр Сергеевич Чечулин.

Лаборатория была, по существу, своеобразной «фабрикой», где готовились экспериментальные разделы диссертаций и других научных работ. Казалось, что здесь «царил» дух Ивана Петровича Павлова — истинно научная обстановка — беззаветное служение идее научной истины, когда не считаются со временем, делятся мыслями, при проведении эксперимента — максимальная взаимопомощь. Здесь я прошел большую, настоящую школу.

Работали мы много, с увлечением. Нужно было на том или ином животном создать модель воспаления желчного пузыря (холецистита), причем модель, максимально приближенную к «человеческой». Далее нужно было выяснить состояние желчи под влиянием воспаления (структуру, состав). Параллельно проводил в клинике исследование желчи у больных холециститом. Меня крайне удивил тот факт, что у больных холециститом содержание в желчи одного из важных ингредиентов, билирубина (кстати, играющего не последнюю роль в развитии желчного камня), было ниже, чем принято считать. Следовало выяснить, чем это вызвано. Здесь необходим был эксперимент. Однако все прочитанное об экспериментальном холецистите меня не устраивало. Воспаление желчного пузыря в эксперименте получилось с помощью введения в желчный пузырь кипятка, кислот. Этот неестественный, нефизиологичный путь мы отвергли. А. С. Чечулин помог прооперировать собаку: наложить на желчный пузырь фистулу [11]. Когда фистула «прижилась» и через нее в любое время можно было отсасывать шприцем желчь, я предложил попытаться вызвать воспалительный процесс не упомянутым выше способом, а введением в пузырь чистой культуры бактерий, обычно гнездящихся в кишечнике человека. Опыт удался далеко не сразу; много было срывов, неудач — собаки выгрызали фистулы, развивался воспалительный процесс в ране, фистулы выпадали, но в конце концов, совершенствуя методику, оперируя новых и новых собак и создавая контрольную группу, успеха добились. Экспериментальный холецистит был получен. Это подтверждалось не только лабораторными, но и другими специальными методами исследования — патогистологическими и гистохимическими. Теперь требовались время, терпение, подробные наблюдения и сбор фактов…

Исследования в ЦНИЛе проводились после работы в клинике. Все делалось своими руками. Подчас полученный кусочек (срез) ткани желчного пузыря подопытного животного в специальном фиксирующем растворе, в баночке с притертой пробкой, по нашей внутриклинической «аллее жизни» я бегом (зимой, в одном халате, без пальто) доставлял в лабораторию кафедры патанатомии, находившуюся довольно далеко от ЦНИЛа. А что было делать? На этом этапе быстрота — все!

«Мамой» ЦНИЛа считалась хозлаборант Е. Б. Александрова. Если А. С. Чечулин был душой, то она — трезвой хозяйственной головой этой организации. Немало полезного совершалось в этой маленькой лаборатории, многие здесь начинали и продолжали научную работу. Я уверен, что все они с благодарностью вспоминают сотрудников ЦНИЛа.

Однажды нашу клинику посетила комиссия. Ознакомившись с моими работами и признав исследования интересными и перспективными, комиссия рекомендовала руководителю в ближайшее время утвердить мою тему для докторской диссертации. Он не возражал, и тема вскоре была внесена в план научной работы кафедры и института. Шел 1957 год.

Коммунисты кафедры избрали меня секретарем парторганизации, а позже выдвинули в партком института… Работы прибавилось значительно. Воскресные и праздничные дни стали рабочими.

В Болгарии

17 июня 1957 года с теми же товарищами, что работали в Китае, я выехал в Народную Республику Болгарию. Наш маршрут: Москва — Киев — София… В Софии нас разместили в старом, по очень удобном отеле «Славянская беседа», из окон которого хорошо видна гора Витоша, достопримечательность и место отдыха софийцев по воскресеньям и праздникам. София — необыкновенно уютный город: чистый, светлый и праздничный. Красочная облицовка домов, много зелени, даже улицы вымощены разноцветной (желтой, темно-синей, черной, серой) брусчаткой. Южные славяне приветливы, общительны, вежливы, хорошо понимают по-русски и явно расположены к нам.

Болгары свято чтят дружбу между нашими народами. Дружба эта скреплена кровью. В Софии есть парк, названный докторским. Здесь установлен памятник русским медикам. На нем надпись: «Русским медицинским чинам, погибшим во время великой войны за освобождение болгар от ига турок».

На фронтах освободительной войны 1877–1878 гг. добровольцами были С. П. Боткин, Н. И. Пирогов Более пятисот русских военных i врачей, фельдшеров и сестер милосердия погибли на поле брани…

Бережно сохраняются реликвии знаменитой Шипки. Многие улицы в тех городах, где мы были, — в Софии, Пловдиве, Варне — носят имена героев совместной борьбы болгарского и русского народов против общего в то далекое время врага и имена бойцов Советской Армии, освобождавших Болгарию в 1944 году.

Несколько слов о нашей миссии. По договору, заключенному между Советским Союзом и Народной Республикой Болгарией, тысячи молодых людей, юношей и девушек, членов ДСНМ (Димитровского союза народной молодежи), должны были отправиться в Советский Союз работать в различных отраслях народного хозяйства, поделиться опытом с советскими коллегами и, в свою очередь, поучиться у них, повысить квалификацию.