Юность, стр. 53
Кто-то суёт мне флягу с водой, делаю жадный глоток.
– Сьере граф! Сьере граф!
Чей это голос? Кому там не терпится?
– Сьере граф! Что нам делать?! Герцог дель Саур погиб!
– Погиб?!
Меня словно встряхивает удар молнии. Погиб, чтобы мы – выжили. Значит, он надеется на меня… Что же, Урм, ты был настоящим другом. Жаль только, наше знакомство оказалось недолгим… Надеюсь, в Садах Высочайшего ты увидишь, что умер не зря. Клянусь, что Кыхт – падёт! Тушурцы дорого заплатят за твою смерть! И рёсцы тоже! И особенно Тайные Владыки Фиори! А на меня смотрят требовательные глаза верховных лордов… Что же… Снова отпиваю из фляги, благо вода необыкновенно вкусна.
– Сьере лорды, надо собрать наших павших. Восстановить укрепление. Продолжить доставку осадных орудий и требучетов согласно плану. Рабов не жалеть! Открыть огонь по стенам Кыхта телами вот этих… отродий… – Пинаю ногой руку в войлочной кольчуге, высовывающуюся из-под конской туши… – А убитыми птичками накормить рабов.
Они нам теперь нужны сильными… За дело, сьере! За дело! – И – срываюсь: – Неужели вы думаете, что герцогу дель Сауру хочется уходить в Сады Высочайшего неотомщённым?!
На меня смотрят с опаской – не рехнулся ли я от горя? Может, словил молодецкий удар булавой по шлему? Но на мне ни царапины, если не считать того, что все мои доспехи залиты быстро темнеющей птичьей кровью. Позади меня угрюмо выстраиваются пехотинцы, вместе со мной стоявшие в строю, собирается мой отряд… Выхватываю взглядом того солдата, который прикрывал меня своим щитом:
– Имя?
Однако он уже далеко не молод. Похоже, это последняя его кампания… Мужчина бьёт себя кулаком в грудь:
– Ольм, сьере граф.
– Ты – простолюдин?
Он мрачнеет:
– Рыцарь, сьере граф. Безземельный.
– А где твой лорд?
Мужчина, теперь я вижу, что ему на самом деле под сорок, становится туча тучей, глухо роняет:
– Там. – И показывает на вал из мертвецов.
Я перевожу взгляд на убитых, потом на стоящих в строю солдат. Их около сорока. Все, кто уцелел.
– Кто был ваш лорд?
– Барон дель Руам…
Этого лорда я знал. Он был одним из двадцати двух. Значит, раньше отряд состоял из ста человек. А теперь их сорок… Мать…
Между тем свежие солдаты, приведённые лордами, принимаются за работу. Сами. Без понуканий и распоряжений. Растаскивают мешанину тел, рабы катят повозки, которыми запирают проход. Те самые, с копьями. Понятно, что часовые не успели выставить их на пути страусиной кавалерии, потому что птичка эта очень резвая. Четыреста метров до наших позиций они проскочили в мгновение ока, и ребятам оставалось только упереться рогом и умирать в надежде, что подоспеет подмога… А люди надёжные. Дрались до последнего, сдаваться даже не думали. Погибали, но держали переход из последних сил…
Снова делаю глоток из фляги, чтобы промочить горло. Оно ужасно першит из-за вони, от которой уже начинает болеть голова…
– Ольм, назначаю тебя старшим среди оставшихся. Личное имущество покойного барона и его шатёр свернуть, уложить в повозки и перегнать в мой обоз. Я готов взять вас под свою руку. Даю вам время подумать. До утра. Если выберете другого лорда – не обижусь. Но вы… хорошие солдаты. И я бы хотел, чтоб вы стали моими людьми.
Киваю ему, как равному, и ухожу в темноту. Мои ребята движутся следом за мной. Вскидываю руку, приказывая остановится. Строй замирает.
– Стрелы?
– Оставлены люди.
Киваю в знак того, что услышал, и отхожу метров на триста.
– Всем отдыхать и ждать.
Спустя минут сорок появляются сборщики стрел. Они злы – много болтов сгорело в огне. Но я не ругаюсь. Пленники накуют новые. Не страшно. Там простое закалённое железо, в отличие от наконечников копий и мечей. Насчёт потерь не интересуюсь. Их опять нет. Все лошади в сёдлах, нет ни одной без всадника. Да командиры не докладывали. Значит, обошлось… Опять…
От баррикады бежит посланец:
– Сьере граф, нашли тело сьере герцога! Есть раненые фиорийцы и тушурцы. Из этих, на птицах…
– Пусть калят железо для допроса. И найдите кого-нибудь, кто может переводить. А наших людей немедленно к лекарям…
Вскоре мимо нас пробегают подгоняемые копьями рабы с носилками, на которых несколько десятков тел. Кому-то повезло. А может, и нет…
На холмик, где мы расположились, поднимается сам барон дель Таури, наш главный железнорукий:
– Сьере граф, мы тут посовещались… Отныне вы – командующий нашей армией. Это единогласное решение.
Я поднимаюсь с попоны, на которой сидел, отдаю салют ударом кулака по доспеху. Глухой лязг металла.
– Тогда слушайте мой приказ: к обстрелу Кыхта – приступить!..
Глава 20
– Тяни! – Хриплый голос начальника расчёта.
Десяток тушурцев резко повисают на верёвках, и длинная лапа описывает дугу. Крюковой, тот, кто расцепляет замок, освобождает пращу, прикреплённую на конце рычага, и массивный камень летит в стену. Недолгий полёт, сноп искр и пыли, россыпь каменных осколков, попадание. Расчёты стараются изо всех сил, хотя и набраны из рабов. Попробуй начать отлынивать или, того хуже, вредить – пригоняют новых желающих, благо тех, кто обслуживает требучеты, нормально кормят, естественно относительно других. Со всеми саботажниками и лодырями поступают просто и радикально – ими стреляют. В прямом смысле этого слова. Запихивают в пращу, новый расчёт, следуя команде надзирателя, тянет за верёвки – и летит такой несчастный, размахивая руками и ногами, прямо в стену. Шлепок, алое, впрочем, быстро багровеющее пятно на жёлтой кладке – наглядный пример. За первые четыре часа таких украшений появилось почти полторы сотни. Этого хватило. За глаза. Теперь рабы трудятся на совесть, и стена медленно, но верно поддаётся.
Откровенно говоря, там не только рабы, но и солдаты из королевской гвардии, которых мы взяли в плен. После форсированного полевого допроса остатки их отправили в город самым быстрым способом. Как они орали… Огненные ядра пока не применяли. Нет смысла. За первой стеной города возвышается вторая. И только за ней располагается, собственно говоря, сам Кыхт. Вот снесём форбург, или, по-русски, – посад, тогда подтянем наши камнемёты поближе и начнём веселье. Тем паче что изготовление снарядов идёт непрерывно.
Ну а пока медленно, но верно ровняем первую стену. Та очень мощная, и дело идёт тяжело. В час по чайной ложке. Но всё же движется, а не стоит на месте. Кое-где уже сбиты квадратные зубцы, в одном месте зияет довольно внушительная впадина. И всё это – за неполную ночь. Если так будет продвигаться, то к вечеру мы получим первую пробоину. А там пойдёт легче. Пока стена монолитная, рушить её тяжело. Но едва только целостность кладки нарушается, она начинает сама рассыпаться… Блестящие шлемы тушурцев со стены практически исчезли. Кому охота получить увесистый булыжник в голову или попасть под град каменной шрапнели? Дураков даже среди них нет. Сейчас даже можно подогнать первую волну хашара к стене и захватить её. А что потом? Поднимать требучеты наверх? Так их сметут со второй стены. Я не дурак. И мои подчинённые это прекрасно понимают. Поэтому мы все, шестнадцать оставшихся командиров, включая меня, молча стоим на холме и наблюдаем за тем, что происходит. Время от времени комментируя удачные попадания.
Наша артиллерия старается. Машин много, а от лагеря волокут новые, куда более мощные и дальнобойные агрегаты. В такой можно уложить снаряд весом килограммов в двести. Сейчас-то работают ручные требучеты, которые приводят в действие рабы. И то – результат виден сразу. А вот когда начнут работу гиганты с качающимися противовесами… Впрочем, несмотря на все старания и усилия рабов, их движение происходит довольно медленно. Но всё же длинные рычаги приближаются к своим позициям. А там посмотрим. Дель Таури на полном серьёзе утверждает, что из новых требучетов он сможет перебросить огненные заряды и через вторую стену прямо отсюда. Я, конечно, сомневаюсь, но барон в своём деле специалист куда лучший, чем я. Ему и карты в руки. Если получится… И мои челюсти сжимаются крепче. Жаль герцога. Дель Саур был редким человеком для этой эпохи. Особенно среди лордов. Впрочем, и остальных павших фиорийцев жаль не меньше. Естественно, все они далеко не ангелы, типичные дети этого времени. Но я их не виню. И не презираю за это. Создай им другие условия – выросли бы другими. А так… Я и сам замечаю, что окружение сильно влияет на меня, и я иногда совершаю такое, что ни за что бы не пришло мне в голову в моём мире. Здесь же такие вещи естественны…