Непокорный, стр. 10

Глава 4

— Ты ведь не думаешь, что он убийца, правда, ма?

Джефф смотрел на мать умоляющими глазами.

Мэри Джо не знала, что ответить.

«Хладнокровное убийство, никаких сомнений, — звенели в ее голове слова шерифа. — Ему прострелили ногу, а потом прикончили в упор».

Уэйд Фостер сам признался, что убил троих.

А она поинтересовалась: «Они того заслуживали?»

Ей теперь не верилось, что она могла такое спросить. Неужели хоть один человек заслуживает, чтобы его вот так убили?

Но Уэйд Фостер привел ее в смятение. Что-то подталкивало Мэри Джо броситься вслед отряду и вернуть его. Вместо этого она посмотрела на Джеффа.

— Я не знаю, — честно призналась Мери Джо. — Он слишком слаб, чтобы отправиться в путь даже с чьей-нибудь помощью.

— Я не думаю, чтобы он убил кого-нибудь, — сказал Джефф.

Мэри Джо пожалела, что не разделяет его уверенности. Ей вдруг стало холодно, но вовсе не оттого, что в открытую дверь дул холодный ветер. Она закрыла дверь, заперла ее на засов. Настала пора получить ответы на вопросы, которые она не решалась задать.

Она потянула носом воздух и ясно почувствовала залах горелого. Печенье!

Мэри Джо поспешила на кухню. Из печи валил густой дым. Она выдернула противень с печеньем, которое почти все обуглилось. Две штуки почернели меньше остальных.

Мэри Джо закусила губу, чувствуя, что не просто расстроилась. Она посмотрела на руки, увидела, как они дрожат, и поняла, что это вовсе не из-за печенья. Она легко может замесить новую порцию. Все равно в такую погоду ей больше нечем заняться.

Разве что лошадью незнакомца. Отряд не нашел ее, иначе Мэтт Синклер обязательно сказал бы, да и поиски вел бы более настойчиво.

Что она делает, пряча убийцу? Человека, который застрелил другого не в порыве гнева, а с хладнокровным расчетом. Застрелил в упор. А она волнуется, что отряд, обнаружив лошадь убийцы, вернется. И найдет его самого!

Почему она защищает его? Ведь этим она старит под угрозу сына, себя, все, что пыталась здесь построить.

Мэри Джо отставила противень и повернулась к Джеффу.

— Возможно, ты еще спасешь парочку.

— А как же раненый? Ему нужно поесть.

— Я готовлю ему бульон. — Мэри Джо услышала, как в ее голосе прозвучало нетерпение — или это был страх? Взглянув в лицо Джеффу, она туг же пожалела об этом. — А пока отнесу ему стакан молока, — сказала она. — Ты поешь печенья, какое найдешь. Позже я приготовлю окорок.

В доме было свежее молоко от их коровы Цирцеи — первого приобретения на ранчо. Мэри Джо налила из кувшина полную кружку, подошла к двери спальни и, постучав, через несколько секунд открыла ее, Уэйд Фостер снова сидел на краю кровати, укрывшись до пояса простыней. Бледное напряженное лицо покрывал пот. Рот был мрачно сжат. Должно быть, он встал и подошел к двери, чтобы послушать.

— Почему вы им не сказали?

Закрыв дверь, она прислонилась к косяку.

— Не знаю.

Он прищуренно разглядывал ее, стиснув зубы.

— Вы говорили, что убили троих, — она сказала то, что не могла не сказать.

Выражение его лица не изменилось. Он ждал, не проронив ни слова.

— Шериф сказал, что нашел человека, застреленного в упор. Это вы…

— Да, — бесстрастно ответил он.

— Почему? Он собирался убить вас?

— Он молил меня о смерти, мэм, — холодно ответил Фостер. — Я подошел к нему, приставил ружье к горлу и выстрелил.

Глаза его ожили от гнева, боли и вызова. Она увидела, что все эти чувства борются в нем, сливаясь в один яростный поток.

— Пусть ваш сын вернет отряд, мэм, — сказал он.

— Мне пока не доводилось сталкиваться с человеком, который бы так стремился попасть на виселицу.

Она попыталась справиться с дрожью в голосе. Не показывай ему свою слабость. Но она знала, что он говорит ей не всю правду. Не мог же он получить эти рамы после того, как убил человека. Он ведь сам был ранен, почти смертельно, и ему, должно быть, понадобились последние силы, чтобы поднять ружье и выстрелить. Так почему же он теперь пытается спровоцировать ее, призывая вернуть шерифа? Неужели ему действительно хочется умереть?

— Уверен, вам пока не доводилось сталкиваться и с хладнокровным убийством. — Голос его звучал сурово. — Так, кажется, выразился шериф.

— А как по-вашему следовало бы выразиться? — спросила она.

— Точно так, как сказал шериф, миссис Вильямс — хладнокровное убийство. Тот старатель стрелял в меня, но это не меняет дела. Он все равно должен был умереть. Он уже разрядил свое оружие и стоял на коленях. А я подошел к нему, приставил ружье к его горлу и нажал курок. Теперь ваше любопытство удовлетворено?

— Нет, — ответила она. — Я хочу знать, почему.

— Какое это имеет значение? Убийца есть убийца.

— Для меня имеет значение, — сказала она.

Не может быть, чтобы она так ошиблась на чей-то счет. Мэри Джо увидела, как на его щеке задергался мускул. Раненый задрожал всем телом, с усилием удерживаясь на краю кровати, пытаясь справиться с буйством чувств, внезапно накативших на него. Она ощутила его боль как свою. Казалось, эта боль повисла между ними. Никто, подумала Мэри Джо, не может оставаться безучастным к такой муке.

— Что же он сделал? — спросила она шепотом.

Но в глубине души она знала ответ, поэтому и чувствовала так остро его боль. Дру. Его сын. Убийство вовсе не было хладнокровным. Он мог считать его хладнокровным, но это было не так.

До сих пор Фостер смотрел в пол, но теперь поднял глаза и встретился с ней взглядом.

— Вы глупо поступили, что приютили меня, миссис Вильямс — сказал он. — Я никогда не приносил удачу людям. Погибель — мое второе имя. За мной по пятам идет смерть.

Ясно, что больше он ничего не собирался говорить. Усилием воли она заставила себя сделать несколько неуверенных шагов и подошла к кровати.

— Я ни о чем вас не просила, мистер Фостер. Мне от вас ничего не нужно.

Господи, пусть это будет правда! Мэри Джо протянула ему кружку.

— Выпейте молока, — велела она. — Вам это необходимо, если хотите окрепнуть, чтобы уйти, — добавила она мрачно. — Вы ведь этого хотите, не так ли?

— Я вас не понимаю, — сказал он.

— В таком случае, скажем, я питаю слабость к бродягам, а вы, похоже, не в том состоянии, чтобы навредить мне или моему сыну.

— Мое пребывание здесь может навредить вам.

— Нет, если никто не узнает.

— До вас что, ничего не доходит, мэм?

— Если считаете, что вы в состоянии уйти, — вперед, — спокойно сказала она.

Он злился, и это было хорошим знаком. Злость все же лучше, чем смирение.

Он попытался двинуться, простыни начали спадать. Он подхватил их и злобно посмотрел на нее. Она так и стояла с протянутой кружкой молока.

— Если не возьмете, — сказала она, — я отберу простыни. Сейчас я сильнее.

— Проклятие! Вы никогда не отступаете от своего? — Обычно нет, — сказала она.

— Давайте сюда это чертово молоко.

Она сунула ему кружку, из которой он начал пить сначала мелкими глотками, а потом жадно прикончил. Поставив кружку на тумбочку, он медленно опустился на подушки.

— Вы говорили о каких-то брюках?

Она кивнула.

— Чуть позже я осмотрю рану на ноге. Если кровотечение остановилось, сделаю повязку потоньше, и вы сможете надеть веши моего мужа.

— Вашего мужа? — переспросил он.

— Я сохранила кое-какие вещи после его смерти, — тихо произнесла она.

Он взглянул на украшение с орлом, лежавшее на тумбочке. Все остальные вещи он сжег вместе с хижиной. Ему не нужны были воспоминания. Даже хорошие, потому что их заслонила собой последняя кровавая сцена. Она окутала все красным туманом. Он и ожерелье уничтожил бы, если бы его не украли старатели. Он нашел его у первою, которого силой заставил назвать имена остальных двух. Ожерелье стало для него тогда талисманом мести, а не защиты.

Женщина смотрела на него с пониманием, и это поставило его в тупик.