История одной страсти, стр. 55
На секунду на лице Йэна промелькнула неуверенность. Затем, приняв решение, он наклонился к ней, взял ее за руку и, гладя большим пальцем ее ладонь, сказал:
— Кэти одна, а вас четверо. Она моя сестра, но ты моя законная жена. Твои дети теперь мои дети, а твоя сестра — моя сестра. Я не брошу никого из вас.
Жена по закону. Не по сердцу. Остаться с ней ему велело чувство долга, а не веление сердца.
Несмотря на то, что горькая мысль камнем легла на ее сердце, Фэнси приложила палец к его губам.
— Йэн, я клянусь тебе, что Роберт может убедить судей, что ты принадлежишь ему, и он убьет тебя. Ты слышал, как Маленький Тим рассказывал, что Роберт приказал запороть до смерти своего раба — и это не в первый раз. Он обращается с работниками-иммигрантами еще хуже, потому что меньше платит за них. Как тогда ты защитишь меня? Йэн, тебе нужно уехать. Я смогу справиться с Робертом. Но ни я, ни дети не смогут пережить, если ты позволишь убить себя из-за своей проклятой гордости.
— Фэнси, дорогая, — пробормотал Йэн. — За прошлый год я был ранен, едва не повешен, закован в цепи, изнемогал от голода. Англичане не смогли убить меня, и я не думаю, что это удастся надутому индюку вроде Роберта Марша.
Пораженная, Фэнси молча взирала на него. Она предлагала ему все, к чему он стремился, о чем мечтал, но он отказывался принять ее щедрый дар.
— А как же твоя сестра? — пустила она в ход последнее оружие. — Что, если Кэти нуждается в тебе? Вдруг она сейчас умирает, потому что никто не пришел за ней? Роберт может продолжать пытаться отобрать у меня землю, но он не тронет и волоска на моей голове. Даже если все общество будет меня осуждать, я его невестка, и, навредив мне, он уничтожит свою репутацию, а он слишком дорожит ею, чтобы так рисковать. Но если ты умрешь, кто позаботится о Кэти? Она еще ребенок, Йэн. И она одна.
Йэн закрыл глаза. На лице его была написана мучительная борьба противоположных чувств — преданности тому, что осталось от его родной семьи, и верности новой, обретенной семье.
— Ты не оставишь меня, Йэн, — поспешно сказала Фэнси, чувствуя, что ей удалось поколебать глухую стену его упорства. — Ты поедешь за сестрой. Мне же помогут Уоллесы. Я защищена свидетельством о браке. Даже если нам что-то будет угрожать в действительности, я всегда могу уехать с семьей к индейцам. Они тоже моя семья и защитят нас. — Фэнси улыбнулась. — По правде говоря, я бы хотела увидеть их снова. Они хорошие люди. Тебе бы они понравились.
Выражение лица Йэна не изменилось.
Она поймала его руку.
— Пожалуйста, Йэн. Ради меня, ради Ноэля. Уезжай. — Ее пальцы нежно коснулись свежих ссадин и синяков от драки на его руке.
Он посмотрел на свои руки, затем на нее.
— Было чертовски приятно бить его, — удовлетворенно сказал он. — Никто больше не сможет замахнуться на меня кнутом безнаказанно.
Он вновь поднес руку к ее лицу и указательным пальцем приподнял ее подбородок, заставляя встретиться с ним взглядом. Легко и нежно Йэн коснулся губами ее губ.
— Ты никогда не узнаешь, что подарила мне, — сказал он. — Ты вернула мне веру. Веру и надежду. Я нуждался в них больше всего.
Прощание? Фэнси всей душой желала этого, даже зная, как сильно ей будет его не хватать. Он должен быть в безопасности, иначе она не сможет жить спокойно.
— Значит, ты уедешь?
— Я не могу уехать, пока не удостоверюсь, что священник цел и невредим, а брак зарегистрирован, — заявил Йэн.
Глубоко вздохнув, Фэнси заставила себя вернуться с небес на землю, к практическим вопросам.
— Завтра я поеду в Честертон, поговорю с женой отца Уинфри и узнаю, где он. А потом я заеду к Дугласу Тернеру.
— К человеку, которому ты не можешь доверять? Она нахмурилась.
— Джон доверял ему достаточно для того, чтобы хранить у него завещание и твою закладную.
— В таком случае, у него должны были быть причины считать, что адвокат не предаст его — или тебя, — заключил Йэн. — Но я должен поехать с тобой. Фэнси покачала головой.
— После пожара я не могу оставить Фортуну с детьми одних на ферме. А если мы возьмем их с собой, ферма и лошади останутся без присмотра. — Она вновь покачала головой. — Роберту понадобится несколько дней, чтобы залечить раны. К тому времени я вернусь, а ты уже будешь по дороге в Шотландию.
Она пыталась выглядеть убедительной, но в глубине души содрогалась от страха за него и от боязни одиночества, которое наступит после его отъезда.
— Я подумаю, — сказал Йэн с легкой улыбкой. Но Фэнси боялась, что он уже принял решение. Йэн встал и, подав ей руку, поднял ее на ноги. — Нам лучше уйти, пока я не сделал еще что-нибудь, о чем потом пожалею.
Ее сердце упало. Сожалел ли он об их близости из-за того, что уезжал? Или потому, что она еще больше привязала его к ней? Любая из причин причиняла невыносимую боль.
С помощью Йэна Фэнси села в седло, а он вскочил на Призрака. Она последовала за ним по тропинке к дому, и стук лошадиных копыт отдавался в ней гулким эхом, предвещающим одиночество.
19.
Морщась, Роберт изучал свое лицо в зеркале. Губа была разбита, левый глаз заплыл, все лицо сплошь покрывали кровоподтеки, каждый из которых невыносимо саднил. Однако это были лишь внешние признаки нанесенного ему ущерба.
Другие признаки были не столь очевидны. Челюсть болела, хотя он не думал, что она сломана. Но ребра явно были сломаны, поскольку он едва мог дышать, превозмогая боль. В действительности, на его теле не было места, которое бы не болело.
Роберт налил себе стакан виски и осторожно пригубил его, бормоча проклятия, так как алкоголь обжигал ранки на губах и во рту. Он шагал назад и вперед, слишком разъяренный, чтобы оставаться на месте, несмотря на то что каждое движение доставляло адскую боль.
Шотландец заплатит. Он заплатит за каждую рану, за каждое мучительное движение, за каждый болезненный вздох. То, что Сазерленд напал на него в присутствии Фэнси, лишь усиливало гнев Роберта. Она должна была стать его женой, а теперь она видела его на земле, истекающего кровью, избитого. Унижение мучило его больше, чем физические страдания.
В дверь нерешительно постучали.
— Войдите, — приказал он.
Друг за другом вошли трое слуг: Ханна, экономка, Дарлин, горничная и любовница, и Силас, домашний слуга. Ханна несла коробку с лекарствами и порошками, Силас принес два ведра горячей воды, а Дарлин держала несколько лоскутов ткани. Роберт с удовлетворением отметил, что руки Дарлин дрожат. Его уязвленное самолюбие тешила мысль о том, что даже в таком виде он внушает страх своим слугам.
— Вы долго копались, — проворчал он, отхлебнув из стакана.
— Надо было воду нагреть, господин, — ответил Силас.
Роберт посмотрел на него немигающим глазом.
— Ты спорить со мной вздумал?
— Нет, сэр.
— Лучше тебе этого не делать. Я не собираюсь сносить дерзости. — Роберт хотел ударить слугу. Возможно, он так бы и поступил, но понимал, что причинит большую боль себе, чем ему. — Помоги мне снять чертову одежду.
Силас поставил ведра и поспешил развязать галстук хозяина, расстегнуть рубашку и снять ее. Слуга вздрогнул, увидев раны Роберта. Его глаза сузились, и Роберт ясно видел, что Силас спрашивает себя, кто мог так его отделать. Однако он не намеревался раскрывать правду Силасу или кому-либо другому.
— Моя лошадь упала, — буркнул Роберт, удивляясь, что вообще взял на себя труд объяснять что-либо рабам. Но он не хотел, чтобы пошли слухи. Он знал, как быстро они распространятся по плантациям, и не мог вынести мысли о том, что соседи узнают о его позоре. Еще бы, он потерпел поражение в драке с шотландцем!
Его ярость усилилась. Нужно как можно быстрее подделать завещание. Роберт выругался сквозь зубы. Он послал своего человека поискать в доме Фэнси завещание Джона — если оно там было. Роберт приказал ему искать любые документы с печатью, но посланец вернулся без завещания; вместо него он принес бумаги шотландца. Роберт пришел в бешенство, узнав, что чертов каторжник подчинил себе Фэнси до такой степени, что она позволила ему выкупить свою свободу. Конечно, для него это не имело ровным счетом никакого значения. Рука опытного человека создаст завещание, по которому закладная принадлежала Роберту с момента смерти брата. Таким образом, получится, что Фэнси не имела права продать негодяю его свободу.