Гордое сердце, стр. 46

Маккензи очнулся от крепкого сна и спустя мгновение обнаружил, что Эйприл спит в его объятиях.

Его захлестнула волна нежности, и почти одновременно возникло желание разбудить ее поцелуями и снова овладеть ею, теплой и сладкой.

Нет, этого он не сделает! Маккензи покосился на спящую женщину. А если она забеременеет? Что тогда? Мысль о том, что его ребенок будет носить клеймо полукровки, пронзила сердце острой болью. Да если бы только это! Он — изгой, преступник, а мир… цивилизованный мир жесток.

Маккензи мгновенно вспомнил, какие унижения пришлось ему испытать. Белые его просто ненавидели, а индейцы презирали. А что ждет Эйприл? Любой сможет ткнуть в нее пальцем. Мол, белая женщина связалась с насильником и убийцей…

Маккензи лежал, слушал завывание ветра снаружи, смотрел на тлеющие угли в костре… Пора собираться в дорогу. В пещере стало холодно и сыро. Он встал, подбросил в огонь хворосту. Выглянул наружу. Утренняя предрассветная полутьма наполнила сердце тревогой. Подгоняемые ветром, носились серыми мотыльками хлопья снега. Надо торопиться, пока не занесло все тропы, да и день пошел на убыль. Нужно засветло добраться до отцовской хижины.

Неслышными шагами подошла Эйприл, закутанная в одеяло. Склонив голову ему на плечо, робко замерла. Маккензи почувствовал, как его мужское естество радостно откликнулось на ее близость.

— Снег идет… — прошептала Эйприл. — Красиво.

— И опасно, — заметил Маккензи мрачным тоном.

Она выпростала из-под одеяла руку и сжала его ладонь. Маккензи хотел было отвести взгляд, но ее синие глаза не позволили ему сделать это, а опухшие губы напомнили о том, о чем не хотели забыть ни он, ни она.

Не глядя ей в глаза, он сказал хриплым голосом:

— Пора в путь. Будите Дэйви.

Он отвел ее руку и шагнул в снежную круговерть.

Лошади с трудом продвигались вперед сквозь густую снежную пелену. Плотнее закутав Дэйви, Маккензи понукал коня. Впервые в жизни ему было неуютно в горах. Деревья, скалы причудливо меняли очертания. Где знакомый можжевеловый куст? Все нет и нет. До отцовской хижины еще далеко. Внезапно на память пришли слова пресвитерианской молитвы. Око за око, зуб за зуб… Суров кальвинистский Бог, но не всегда справедлив.

Отец Маккензи происходил из старинного шотландского клана Маккензи. Их предок-якобист бежал, спасая жизнь, во Францию. Была середина восемнадцатого столетия. Земли оказались конфискованными, главе клана грозила смерть. Он перебрался в Америку, поселился в Массачусетсе.

Маккензи вздохнул. Погиб, сошел на нет некогда богатый род. Семья хранила в памяти старинные шотландские легенды, рассказы о рыцарских турнирах и сильно бедствовала. Роб Маккензи опустился, стал пить. Был пойман за кражу, угодил за решетку. Но ему удалось бежать. Именно тогда он и решил: укроется в горах, поселится в таком месте, где ни одна живая душа не сможет его отыскать. Не пропадет! Как-никак предки — горцы. Довелось ему и среди индейцев пожить. Многому он научился у них. И сам в долгу не остался. Научил пользоваться кремневыми ружьями.

Маккензи передернул плечами. Прочь, грустные воспоминания! Он покрепче прижал к себе Дэйви. Господи, помоги преодолеть этот путь…

Тело сковало холодом. Снег слепил глаза. Эйприл с трудом вглядывалась вперед, стараясь не потерять из виду Маккензи. Она успокаивала себя, что все будет хорошо, потому что Маккензи рядом. Неожиданно лошадь оскользнулась и упала. Упала и Эйприл. Лежала, придавленная поклажей, пыталась встать и не могла. Лошадь билась рядом. Подошел Маккензи, нагнулся, похлопал по щеке:

— Соберитесь с силами, Эйприл. Вставайте! Да вставайте же!

Он помог ей подняться. Лошадь продолжала биться. Осмотрев животное, Маккензи присвистнул.

— У нее сломана нога, — сказал он тихо. — Придется вам ехать на моей. Идите, я сейчас вас догоню.

Прогрохотал выстрел. Эйприл зажмурилась. А потом ее нагнал Маккензи, мрачно отводя взгляд.

Усадив Эйприл на коня, он закутал их с Дэйви одеялом. Разорвав второе одеяло, обмотал обоим широкими полосами ступни в мокасинах, и они двинулись в путь.

Первой заметила хижину Эйприл. Она с облегчением вздохнула. Все, добрались! Да что такое с Маккензи? Шагает и шагает, не думает останавливаться.

Эйприл рывком натянула поводья, крикнула:

— Маккензи! Да вот же она — хижина!

Он остановился, тупо глядя на нее. Молча побрел к хижине. Долго пытался открыть дверь. Эйприл спешилась, сняла Дэйви, пошла помочь Маккензи. Повозившись, откинула щеколду и обернулась. Дэйви сидел в снегу, не в силах подняться от усталости.

— Вставай же, сынок! — прикрикнула она.

Подталкивая, довела его до хижины. Следом брел Маккензи. Когда вошел в дом, Дэйви тотчас забрался к нему на колени. Они сидели обнявшись, дрожа от холода. Эйприл разыскала спички, положила поленья в очаг, разожгла огонь. Шипели, лопались пузырьки смолы. Наконец огонь разгорелся, заливая золотым светом хижину, даря тепло и уют.

Эйприл обвела взглядом жилище. Убогое зрелище. Но не это главное, подбодрила она себя, усадив Дэйви ближе к огню. Потом размотала обледенелые тряпки, стащила с ног Маккензи мокасины и обомлела, увидев багровые ступни. Не долго думая, принялась растирать их ловкими, легкими движениями. Друг отца, костоправ, объяснял как-то, что если человек обмораживает руки или ноги, надо немедленно растереть их, согревая постепенно, не сразу. Маккензи сидел не шевелясь, уставившись в одну точку.

Скоро в хижине стало тепло. Эйприл, сидя перед Маккензи на корточках, положила голову ему на колени. Что им дал этот человек, кроме тревог и бесконечных испытаний? Господи, он дал ей счастье, а Дэйви нашел в нем настоящего друга.

— Мне уже лучше, — наконец отозвался он. — Позаботьтесь о мальчике. А вам спасибо.

Господи, ну что с ним такое? Опять пытается воздвигнуть стену.

— Маккензи, я сама просила привезти нас сюда. И не жалею ни о чем!

— А что вам оставалось делать? Если не ради себя, то ради сына. Кончится снегопад, и вы уедете отсюда. Я вам это обещаю.

— Почему вы говорите мне все это? — сказала Эйприл дрогнувшим голосом.