Рукопись, найденная в Сарагосе, стр. 81

Я удовлетворился этим несколько своеобразным объяснением и дал слово, которое он от меня требовал.

Тогда дервиш слегка толкнул одну из стен надгробия и указал мне на ступени, ведущие в еще более глубокое подземелье.

– Сойди туда, – сказал он. – Мне нет надобности тебя сопровождать, но вечером я приду за тобою.

Я спустился вниз и увидел то, о чем охотно рассказал бы вам, если бы данное мною честное слово не явилось для этого непреодолимым препятствием.

Дервиш явился вечером, как обещал. Мы вышли вместе и спустились еще в одну пещеру, где для нас был приготовлен ужин. Стол стоял под золотым деревом, изображающим родословную Гомелесов. Дерево разделялось на две главные ветви, одна из которых, обозначающая Гомелесов-магометан, цвела пышным цветом, другая же, ветвь Гомелесов-христиан, явно засыхала, ощетинясь длинными терниями. После ужина дервиш заговорил:

– Не удивляйся разнице между двумя главными ветвями; Гомелесы, верные законам Пророка, получили в награду корону, а те, другие, жили в неизвестности и занимали незначительные должности. Ни один из них не был допущен к нашей тайне, и, если для тебя сделано исключение, ты обязан этим особому расположению двух родственниц из Туниса. Но, несмотря на это, у тебя пока очень слабое представление о нашей политике; если б ты захотел перейти в другую ветвь – ту, что цветет и с каждым днем будет расцветать все более буйно, то смог бы удовлетворить свое честолюбие и осуществить величайшие замыслы.

Я хотел ответить, но дервиш, не дав мне вымолвить ни слова, продолжал:

– Однако тебе по праву принадлежит определенная часть богатства твоего рода, кроме того, тебе полагается вознаграждение за труды, которые ты взял на себя, чтобы попасть в наше подземелье. Вот вексели на имя Эстебана Моро, самого богатого банкира в Мадриде. Сумма составляет как будто всего тысячу реалов, но одно тайное движение пером делает ее неограниченной, и на твое имя выдадут столько, сколько ты сам пожелаешь. Теперь иди по этой крутой лестнице и, когда ты насчитаешь три тысячи пятьсот ступеней, ты попадешь под очень низкий свод, где тебе придется проползти пятьдесят шагов, и ты очутишься посреди замка Аль-Касар, или Касар-Гомелес. Ты правильно сделаешь, если переночуешь там, – а утром ты сразу увидишь у подошвы горы цыганский табор. Прощай, дорогой Альфонс, да просветит тебя наш святой Пророк и да наставит он тебя на путь истинный.

Дервиш обнял меня, благословил и запер за мной двери. Надо было в точности исполнить его указания. Подымаясь вверх, я часто останавливался, чтоб перевести, дух; наконец увидел над головой звездное небо. Лег под разрушенным сводом и заснул.

ДЕНЬ ТРИДЦАТЬ ПЕРВЫЙ

Проснувшись, я увидел в долине цыганский табор и по царящему в нем оживлению понял, что он готовится в путь. Я поспешил присоединиться к нему. Думал, что меня ждут бесчисленные расспросы о том, где я пропадал две ночи, но никто не сказал мне ни слова, до такой степени все были поглощены сборами.

Как только все мы сели на коней, каббалист сказал:

– На этот раз могу вас уверить, что нынче мы вдоволь насытимся рассказом Вечного Жида. Я еще не утратил своей власти над ним, как воображает этот наглец. Он был уже близ Таруданта, когда я заставил его вернуться. Он недоволен и старается идти как можно медленней, но у меня есть средство сделать так, чтоб он ускорил шаги.

С этими словами каббалист вынул из кармана книжку, стал читать какие-то непонятные формулы, и вскоре мы увидели на вершине горы старого бродягу.

– Вот он! – воскликнул Уседа. – Бездельник! Лентяй! Сейчас увидите, как я его встречу!

Ревекка стала заступаться за провинившегося, и брат ее как будто немного остыл от гнева. Однако, когда Вечный Жид подошел к нам, Уседа не удержался от резких упреков по его адресу на непонятном для меня языке. Потом он велел ему шагать около моего коня и продолжать повествование о своих приключениях с того места, на котором он остановился.

Жалкий странник безропотно повиновался.

Я сказал вам, что в Иерусалиме появилась секта иродиан, утверждавшая, что Ирод – Мессия; при этом я обещал вам объяснить, какой смысл придавали этому выражению евреи. Так вот. Мессия по-еврейски значит «умащенный, помазанный елеем», а Христос – греческий перевод этого имени. Пробудившись от своего знаменитого сновиденья, Иаков полил елеем камень, на котором лежала его голова, и назвал это место Вефиль – то есть Дом божий. Вы можете справиться у Санхуниатона, что Уран изобрел вефили, то есть ожившие камни. Тогда верили, что все, освященное помазанием, тотчас исполняется духа божия.

Стали миропомазывать царей, и Мессия стал синонимом царя. Давид, говоря о Мессии, имел в виду самого себя, в чем можно убедиться из его второго псалма. Но так как Иудейское царство, сначала разделенное, а потом завоеванное, стало игрушкой соседних держав, особенно после того, как народ был угнан в плен, пророки стали его утешать, говоря, что придет день, когда явится царь из рода Давидова. Он смирит гордыню Вавилона и торжественно выведет евреев из плена. Великолепнейшие чертоги возносились в пророческих видениях, потому-то они и не замедлили возвести будущий Иерусалим, чтоб можно было бы торжественно принять в его стенах великого царя со святыней, где было бы все, что только может поднять в глазах народа значение веры. Евреи, хотя и не придавали словам пророков большого значения, с удовольствием слушали их. В самом деле, странно было бы требовать от них, чтобы они близко к сердцу принимали события, которые должны были наступить лишь во времена праправнуков их внуков.

Кажется, в правление македонцев пророки были почти совсем забыты, поэтому ни в одном Маккавее не видели Мессию, хоть они и освободили страну от чужеземного господства. И ни об одном из потомков, имевших царский титул, не говорили, что он предвозвещен пророками.

Положение изменилось в правление старого Ирода. Придворные этого монарха, исчерпав за сорок лет все восхваления, услаждавшие ему жизнь, убедили его под конец, что он – Мессия, заповеданный пророками. Ирод, потерявший вкус ко всему, за исключением высшей власти, которой он с каждым днем все сильней желал, нашел, что это утверждение – единственное средство проверки, кто из подданных ему действительно верен.

И вот друзья его создали секту иродиан, во главе с пройдохой Цедекией, младшим братом моей бабки. Вы понимаете, что ни дед мой, ни Деллий уже не помышляли о переселении в Иерусалим. Они велели выковать ларчик из бронзы и заперли в нем договор о продаже дома Гиллеля, а также расписку его на тридцать тысяч дариков с передаточной надписью Деллия в пользу моего отца Мардохея. Наложив печати, они решили не думать об этом, пока обстоятельства не примут более благоприятный для них оборот.

Ирод умер, и Иудея стала жертвой жесточайших раздоров. Тридцать главарей разных партий приказали себя миропомазать и объявить Мессиями. Через несколько лет после этого Мардохей женился на дочери одного из своих соседей, и я, единственный плод их союза, появился на свет в последний год правления Августа. Дед хотел сам меня обрезать и для этого велел приготовить пир, но, привыкнув к одиночеству и уже дряхлый, он от всех этих хлопот слег в постель и через несколько недель умер. Он испустил дух в объятиях Деллия, прося его сохранить для нас бронзовый ларчик и не допустить, чтобы негодяй спокойно пользовался плодами своего мошенничества. Мать моя, у которой роды прошли неудачно, пережила тестя всего на несколько месяцев.

В то время у евреев был обычай давать своим детям греческие или персидские имена. Меня назвали Агасфером. Под этим именем я в тысяча шестьсот третьем году в Любеке представился Антонио Кольтерусу, как это видно из писаний Дудлея. Это же самое имя я носил в тысяча семьсот десятом году в Кембридже, как доказывают творения ученого Тензелия.