Машина смерти, стр. 41

Остин изложил кому-то урезанную версию происшествия, пообещал возместить причиненный ущерб и заверил, что самолет заберут уже завтра утром.

Матч, пусть с опозданием, начался, и они с Катериной выбрались на улицу, справедливо полагая, что рядом со стадионом должен быть автобус или такси. И действительно, к ним тут же подкатил микроавтобус с неким опознавательным знаком.

— Нам нужно в порт, — сказал Курт.

— Могу подбросить, — с готовностью отозвался водитель.

Курт открыл дверцу. Катерина уже шагнула вперед, но остановилась.

— Невероятное приключение, — сказала она, глядя ему в глаза.

Они едва не погибли целых три раза, их машина свалилась в пропасть и сгорела, и у нее самой зуб на зуб не попадал от холода, но ее глаза сияли так, словно она только что прожила лучшие часы жизни. Ну как тут не восхищаться?

Он притянул ее за руку и поцеловал в губы. Катерина ответила и обняла его, теперь уже спереди, и они немного увлеклись, пока водитель многозначительно не откашлялся.

Она отступила:

— Хотел меня немного согреть?

Курт улыбнулся:

— Помогло?

— Ты даже не представляешь как. — Катерина повернулась и забралась в машину. Он последовал за ней, и микроавтобус покатил к бухте.

— Знаешь, а ведь мы всего в миле от того дома, где разместились французы, — сказала вдруг Катерина.

— Верно. — Остин вспомнил, что она рассказывала раньше. — У тебя есть адрес?

— Дом на берегу. В Прайя-Формоза. Самый шикарный в городе из всех, что сдают внаем.

Вполне в духе французов.

Курт повернулся к водителю.

— Отвезите нас в Прайя-Формоза.

Глава 29

Нью-Йорк,

24 июня

Теплым летним вечером авеню Манхэттена жили полной жизнью. Толпы пешеходов заполнили тротуары, такси сновали туда-сюда, любители романтических прогулок раскатывали в экипажах в районе Центрального парка. Сумерки спустились на землю двадцать минут назад, и ночная жизнь в городе, который никогда не спит, только-только начиналась.

Такси везло Дирка Питта в пятизвездочный ресторан. Они проезжали по Парк-авеню, и оранжевые отсветы уличных фонарей методично ложились на желтый, отполированный до блеска капот. Сменяя друг друга, они как будто следовали некоему ровному и неспешному ритму, чему-то вроде сердцебиения. Дирк подумал о Поле Трауте — пусть пульс его будет таким ровным и сильным — и представил Гаме, сидящую у кровати, наблюдающую за мужем, молчаливо молящую его вернуться к ней.

Решив встретиться с Такагавой лицом к лицу, но предполагая, что его могут остановить в приемной, Дирк отказался от визита в офис. Узнав из надежного источника, где именно его старый знакомец намерен отобедать в этот вечер, он собирался преподнести ему сюрприз на нейтральной территории.

Ресторан назывался «Мияко» и был известен как место встречи местных знаменитостей и бейсболистов, приводивших туда своих подружек-моделей. Здесь предлагали традиционное японское обслуживание в ультрасовременном, по высшему разряду обрамлении. Двадцатидолларовые мартини и саке лились, как вода, а в меню значились такие деликатесы, как ядовитый иглобрюх, внутренности морского огурца и юни, известный более как морской еж.

Ожидалось, что Харуто Такагава будет обедать с сыном Реном, несколькими высокопоставленными руководителями «Сёкара шиппинг» и, по крайней мере, двумя менеджерами хедж-фонда, изучающими возможность инвестиций в последнее венчурное предприятие «Сёкара». Дирк знал, что они будут в отдельном кабинете в задней части ресторана, но не рассчитывал, что его встретят с распростертыми объятиями. На всякий случай он прихватил с собой небольшое напоминание о долге Такагавы.

Такси прижалось к тротуару перед рестораном «Мияко», и Дирк вышел на тротуар. Щедро расплатился с водителем, вошел в фойе, огляделся. Высокая стена с падающей каскадом водой отделяла главный обеденный зал от расположенных в глубине приватных кабинетов. Не успел Питт сделать и шаг, как путь ему преградил вышедший из-за угла строгого вида мужчина.

— Извините, — он смерил Дирка недоверчивым взглядом. — У нас места только по предварительному заказу. И соответствующий дресс-код.

Дирк был в черных, идеально отглаженных слаксах, смокинге за восемьсот долларов и рубашке с расстегнутым воротничком за двести.

— Чтобы пообедать здесь, нужно надеть галстук, — объяснил служащий ресторана.

— Я сюда не обедать, — отодвинув плечом незнакомца, Дирк пересек зал.

В городе политиканов, брокеров и знаменитостей Питта никто не знал, но сейчас его внушительная фигура привлекла внимание по меньшей мере дюжины посетителей, оторвавшихся от своих важных разговоров. Возможно, если бы их спросили, в чем дело, они сказали бы, что у этого человека есть аура, что в каждом его шаге чувствуется решительность, а манера держаться выдает уверенность в себе, которая обходится без высокомерия и заносчивости. А может быть, и ничего бы не сказали. Но его определенно провожали взглядами, пока он не исчез за стеной с неспешно бегущими струями воды.

Дирк Питт переступил порог кабинета, и разговор оборвался. Его появления здесь определенно не ждали, и оно произвело именно тот эффект, на который он и рассчитывал.

Один за другим обедающие поворачивались и смотрели на него. Последним поднял голову Такагава. Он сидел в дальнем конце стола, и на его лице проступило такое выражение, словно он узрел саму Смерть. Другие присутствующие были потрясены, но их лица выдавали, скорее, раздражение и злость, чем что-то еще.

Один из менеджеров хедж-фонда поднялся — на фоне его костюма за пять тысяч долларов смокинг Дирка выглядел так, словно залежался на полке магазина готового платья.

— Кто бы вы ни были, вы не туда попали, — сказал он, подходя к незваному гостю и протягивая руку, как будто намеревался выпроводить наглеца из кабинета.

Дирк даже не взглянул на него, но, когда заговорил, звук его голоса напоминал рык рассерженного хищника.

— Дотронетесь до меня и уже никогда не сможете пересчитывать деньги этой рукой.

Менеджер вздрогнул, как будто ему отвесили пощечину, но отступил и даже ничего не сказал.

Следующим поднялся сын Такагавы, Рен.

— Я позову охрану, — сказал он отцу.

Такагава не ответил — словно в трансе, он только смотрел на Дирка.

Пожалуй, пора щелкнуть кнутом.

Дирк бросил восьмидюймовую пластину, и несколько человек вздрогнули и отпрянули, как будто эта звякнувшая штуковина могла ожить и наброситься на них. Скользнув по столу, она остановилась перед Такагавой.

Исполнительный директор «Сёкара» взял ее в руки. Именная табличка, погнутая и закопченная, но на ней можно было разобрать слово «Минору». Мелкие цифры ниже указывали тоннаж.

На звонок Рена ответили.

— Охрана, это Рен. У меня здесь…

Такагава положил руку ему на плечо.

— Убери телефон, сын.

— Но этот человек может быть опасен. Он не уважает тебя.

— Нет, — устало произнес Такагава. — Это я проявил непочтительность. Он имеет право делать то, что сделал. Мне стыдно… я — насекомое, прячущееся под камнем.

— Рен, это служба безопасности, — послышался голос в телефоне. — Вам что-то нужно? Мы здесь, снаружи.

Рен взглянул на отца, который снова посмотрел на кусок металла.

— Если бы не этот человек, я сгорел бы заживо тридцать лет назад, когда мой корабль ушел на дно. Я бы никогда не увидел тебя. Твоя мать произвела тебя на свет, когда я был в море, и у меня не было даже твоей фотографии.

Такагава внимательно осмотрел обугленную табличку. Когда-то он подарил ее Дирку в знак благодарности за спасение своей жизни и жизни всего экипажа. Потом перевел взгляд на правую руку, на обожженную кожу. Дирк знал — рука изуродована шрамами по локоть.

— Все в порядке?

Рен поднес телефон к губам.

— Да, — неохотно сказал он. — Ложная тревога.

И дал отбой. Бросил недовольный взгляд на Дирка Питта, вздохнул и склонил голову в знак почтения.