Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара (сборник), стр. 23

– Дело есть дело, месье, – повторил старый тренер. – Кроме того, как я выставлю Бастлера на ринг в среду, если его посадят в тюрьму за помощь беглому пленнику? Я должен заботиться о Бастлере, поэтому не могу рисковать.

Кажется, наступил конец моим усилиям и борьбе. Меня вернут обратно, словно заблудшую овцу, которая проломила ограждение и вырвалась наружу. Они плохо знали меня, если рассчитывали, что я смирюсь с подобной участью. Я слышал немало, чтобы понять, где находится уязвимое место англичан. Мне пришлось совершить то, что часто приходилось совершать Этьену Жерару, когда казалось, что не осталось никакой надежды. Я схватил деревянную клюшку и швырнул в голову Бастлера.

– Посмотрим, – воскликнул я, – как ты доживешь до среды!

Малый выругался и вскочил на ноги, чтобы броситься на меня, но старик успел схватить его и удержал на месте.

– Не ввязывайся, Бастлер! – завопил старик. – Никаких штучек, пока я здесь. Проваливай отсюда, французик. Мы желаем видеть лишь твою спину. Беги скорей, иначе я не смогу больше удерживать его.

Отличный совет, подумал я и ринулся к двери. Но стоило мне очутиться на свежем воздухе, как голова закружилась, я должен был прислониться к перилам крыльца, чтобы не упасть. Подумайте только, какие испытания мне пришлось пережить: предательство Бомона, бурю, которая сбила меня с пути, долгий день в мокрых зарослях на одном лишь хлебе и воде, еще одну бессонную ночь и, наконец, удар, которым наградил меня коротышка, когда я пытался отнять у него одежду. Нечего удивляться, что даже моей выносливости пришел конец. Я стоял у стены в тяжелом плаще и помятом, запачканном кивере, опустив голову и закрыв глаза. Я сделал все, что было в моих силах, и не мог уже ничего предпринять. Шум копыт заставил меня поднять голову. В десяти шагах от меня гарцевал на коне седоусый начальник Дартмурской тюрьмы и с ним шесть конных стражников.

– Что ж, полковник, – произнес он с горькой улыбкой, – мы поймали вас снова.

Если отважный человек сделал все, что мог, и потерпел неудачу, его порода проявляется в том, как он принимает свое поражение. Что до меня, то я вынул из кармана письмо, сделал шаг вперед и подал его начальнику с таким изяществом, с каким, вероятно, подал бы его королю.

– К сожалению, сэр, мне пришлось задержать ваше письмо, – сказал я.

Начальник взглянул на меня с удивлением и жестом приказал стражнику арестовать меня. Когда он распечатал конверт и прочитал письмо, на его лице отразилось любопытство.

– Очевидно, это то самое письмо, которое потерял сэр Чарльз Мередит, – сказал он.

– Оно оставалось в кармане плаща.

– Вы носили его с собой в течение двух дней?

– Со вчерашнего вечера.

– И не видели, что в нем написано?

Я жестом показал, что своим вопросом он обижает меня. Такие вопросы джентльмен не имеет права задавать другому джентльмену.

К моему изумлению, начальник тюрьмы разразился хохотом.

– Полковник, – наконец произнес он, вытирая слезы с глаз. – Вы на самом деле причинили себе и нам слишком много ненужных хлопот. Позвольте мне зачитать вам письмо, которое вы прихватили с собой на время побега.

И вот что я услышал.

«По получении этого письма вам надлежит освободить полковника Этьена Жерара из Третьего гусарского полка для дальнейшего обмена на полковника Мэйзона из полка конной артиллерии, который содержится в Вердене».

Прочитав письмо, начальник тюрьмы снова расхохотался. Засмеялись стражники, смеялись даже два человека из коттеджа. Я видел всеобщее веселье и думал обо всех своих страхах и надеждах, об опасностях и борьбе. Что еще оставалось делать бравому солдату, лишь прислониться к стене и засмеяться так же искренне и сердечно, как остальные. Ведь у меня одного была истинная причина для смеха: впереди меня ожидали милая Франция, матушка, император, боевые товарищи, а позади оставалась мрачная тюрьма и тяжелая десница английского короля.

5. Как бригадир сражался с маршалом Миллефлером

Массена был вечно недовольным, небольшого роста субъектом. К тому же после несчастного случая на охоте он потерял глаз. Но когда он глядел на поле боя своим единственным глазом, ничего не могло от него укрыться. Бывало, что маршал выстраивал батальон и с ходу замечал, у кого не хватает пуговицы, а у кого не застегнута пряжка. Он не пользовался любовью ни солдат, ни офицеров. Его почитали скрягой, а вы знаете, что солдаты любят командиров, у которых широкая натура. В то же время солдаты искренне уважали маршала. Они предпочитали сражаться под началом Массена, а не какого-нибудь другого полководца, за исключением, может быть, самого императора или Ланна, когда тот был жив. Ведь если Массена железной хваткой зажимал кошелек, то вы, должно быть, помните, что настал день, когда он такой же железной хваткой зажал Цюрих и Женеву. Маршал держал позиции так же крепко, как сундук с деньгами. Лишь по-настоящему смекалистому человеку удавалось заставить маршала расстаться с тем и другим.

Получив приказ, я с радостью отправился в штаб. Я был любимчиком маршала. Не было офицера, которого он ценил выше меня. Лучшее в службе со старыми генералами заключалось в том, что они знали достаточно, чтобы видеть хороших солдат издалека. Массена сидел в палатке в одиночестве. Рукой маршал подпирал подбородок, а брови его были так горестно нахмурены, словно кто-то попросил у него денег взаймы. Однако, увидев меня, маршал улыбнулся.

– Добрый день, полковник Жерар.

– Здравия желаю, господин маршал.

– Как поживает Третий гусарский?

– Семь сотен несравнимых солдат на семи сотнях превосходных лошадей.

– А ваши раны зажили?

– Мои раны никогда не заживают, маршал, – ответил я.

– Почему?

– Потому что у меня все время появляются новые.

– Генералу Раппу следует задуматься о своих лаврах, – сказал он и улыбнулся так, будто сморщился. – У него двадцать одна рана от вражеских пуль и столько же от ножей и зондов Лярея. Я знал, что вы ранены, полковник, и последнее время щадил вас.

– Это уже хуже всякой раны.

– Ну, ну, оставьте. С тех пор как англичане укрылись за линией Торрес Ведрас, нам не было чем заняться. Вы не много пропустили, пока находились в тюрьме в Дартмуре. Но сейчас нам предстоит работенка.

– Наступление?

– Нет, отступление.

Очевидно, гримаса на моем лице выразила всю степень недовольства. Что? Отступать, уходить не солоно хлебавши? А как же Веллингтон? Этот человек остался равнодушным к моим словам и отправил в тюрьму в страну ветров и туманов. Я едва не всхлипнул, вспомнив об этом.

– А что нам еще остается? – повысил голос Массена. – Когда королю объявляют шах, его приходится передвигать на другую клетку.

– Вперед, – предложил я.

Массена покачал седой головой.

– Линию обороны не удастся прорвать, – сказал он. – Я уже потерял генерала Сент-Круа и больше людей, чем могу возместить. С другой стороны, мы находились в Сантареме почти шесть месяцев. В окрестностях не осталось ни горсти зерна, ни кувшина вина. Мы должны отступить.

– Мука и вино есть в Лиссабоне, – упорствовал я.

– Вы говорите так, словно огромная армия способна двигаться вперед и назад так же легко, как гусарский полк. Если бы Сульт {68} находился здесь со своими тридцатью тысячами человек… К сожалению, он не пришел. Но я послал за вами, полковник Жерар, чтобы поручить весьма ответственное и уникальное задание.

Как вы догадались, после этих слов маршала я навострил уши. Массена развернул большую карту Пиренейского полуострова, разложил ее на столе и разгладил маленькими волосатыми руками.

– Вот Сантарен, – показал он.

Я кивнул.

– А здесь, в двадцати пяти милях на восток, находится Алмейхал, известный своими винами и грандиозным аббатством.

Я снова кивнул, не догадываясь, к чему клонит маршал.

– Вы когда-нибудь слышали о маршале Миллефлере? – спросил Массена.