Маракотова бездна. Страна туманов (сборник), стр. 80

Я дал им лекарство втайне от всех, никто не знал о моем эксперименте. Скандала удалось избежать: оба были серьезно больны, их смерть казалась естественной. Но в моем сердце поселился страх. Я верил, что лично убил несчастных. Этот случай стал темным пятном в моей жизни. Но во время сеанса вы слышали сами, что причиной смерти послужила страшная болезнь, а не лекарство, которое я прописал.

– Бедный папа! – прошептала Энид, прижимаясь к большой волосатой руке. – Бедный папочка, ты, должно быть, ужасно страдал.

Челленджер был слишком гордым человеком, чтобы становиться объектом сострадания, даже если сочувствие выказывала собственная дочь. Он резко выдернул руку.

– Я посвятил жизнь науке, – сказал он. – Для того чтобы добиться результатов, иногда приходится рисковать. Думаю, что тогда не совершил ничего предосудительного. Но тем не менее должен признаться: сегодня в моем сердце воцарился покой.

Глава 17,

в которой туман рассеивается

Мэлоун потерял возможность работать журналистом, с тех пор как по Флит-стрит поползли слухи о его независимости и упорном нежелании идти на компромисс. Его место в редакции занял молодой, злоупотребляющий спиртным еврей, который немедленно разразился серией статей, описывающих спиритуализм в юмористическом ключе. Продолжатель дела Мэлоуна представлял себя независимым и объективным исследователем. Венцом его так называемых публикаций стало предложение пяти тысяч фунтов человеку, который сможет угадать первую тройку победителей в предстоящем дерби {165}, а также рассуждения о том, что эктоплазма представляет собой не что иное, как пивную пену, искусно спрятанную хитроумным мошенником-медиумом. Нечего и говорить, что подобные статьи пользовались бешеным успехом у публики, что немедленно отразилось на тираже.

Дорога, закрытая для Мэлоуна с одной стороны, открылась с другой. Челленджер потратил большую часть жизни на уникальные эксперименты. Он нуждался в преданном, толковом помощнике, который продолжил бы его дело. Жизненные достижения Челленджера включали в себя изобретение многочисленных приборов и механизмов, применение которых на практике приносило ощутимый доход. Среди его изобретений выделялись: система автоматической сигнализации для кораблей на мелководье; приспособление, отражающее атаки торпед; новый, революционный способ выделения водорода из воздуха; радикальное улучшение беспроводной связи и многое-многое другое. Внедрение патентов в жизнь являлось неплохим источником денежных поступлений, но требовало должного управления и учета. Разъяренный поступком Корнелиуса профессор передал в руки будущего зятя все денежные потоки, и Мэлоун рьяно отстаивал его интересы.

Челленджер и сам серьезно изменился. Коллеги профессора заметили перемену, но не могли понять причину столь странного поведения. Он стал гораздо мягче, спокойней и увлекся духовными вопросами. В глубине его души росла убежденность в том, что, будучи сторонником материалистических научных методов познания, он был препятствием на пути изучения человеческой души. Угрызения совести и стали основной причиной происшедших в характере Челленджера перемен. Со всей присущей ему энергией профессор принялся изучать обширную литературу, рассказывающую об удивительном мире сверхъестественного. Отбросив былые предубеждения, Челленджер прочел замечательные откровения Гэра, де Моргана {166}, Крукса, Ломброзо, Баретта, Лоджа и многих других, не менее великих ученых. Профессор удивлялся, как ему могло прийти в голову, что все эти выдающиеся люди ошибаются. Яростная и цельная натура Челленджера заставила его защищать спиритуализм с той же страстностью и нетерпимостью, с какой он когда-то нападал на это учение. Время от времени старый лев грозно рычал на тех, кто еще вчера был его верным соратником.

Его выдающая статья в «Спектейтор» {167} начиналась словами: «Тупоголовое невежество и упрямый скептицизм прелатов {168}, которые отказывались взглянуть в телескоп Галилея и увидеть спутники Юпитера, нашел свое выражение в наши дни. Шумные невежи щеголяют экстремистскими суждениями о духовных материях, не имея ни малейшего представления о предмете и не желая познакомиться с ним поближе». В последних предложениях статьи Челленджер отзывался об оппонентах, как о людях, «взгляды, которых не соответствуют двадцатому столетию, а скорее относятся к ментальным пережиткам, свойственным каменному веку». Критики в ужасе подняли руки: яростная атака исходила от человека, который долгие годы считался несгибаемым материалистом.

Черная грива Челленджера поседела, но его великий ум стал еще острее, еще активнее перед лицом открывшихся перспектив. Будущее, которое казалось жестоко ограниченным неумолимой смертью, утратило границы и обещало небывалые возможности для развития, самосовершенствования и работы.

Свадьба Мэлоуна и Энид Челленджер все-таки состоялась. Церемония была подчеркнуто скромной и немноголюдной. Вряд ли самый проницательный пророк смог бы предсказать, кем окажутся гости, которых собрал отец невесты под крышей своего гостеприимного дома. Приглашенными стали люди, объединенные общим знанием и пребывающие в глубокой оппозиции к остальному миру. Среди гостей был преподобный Чарльз Мэйсон, который освятил союз молодых людей. Сияющий белозубой улыбкой священник в черном одеянии обходил гостей, пробуждая в сердцах мир и любовь. Рыжебородый, закаленный в боях, но жаждущий новых сражений Мэйли стоял подле красавицы жены, которая, словно верный оруженосец, всегда готова была прийти на помощь. Парижанин доктор Мапьюи долго пытался втолковать официанту, что желает выпить кофе. Непонятливый слуга, к вящей радости лорда Рокстона, принес французу упаковку зубочисток. На свадьбе присутствовал также милый мистер Болсовер и некоторые члены его хаммерсмитского кружка. Не остались в стороне и Том Линден с супругой, и неустрашимый боец Смит, и доктор Аткинсон, и издатель Марвин, и мистер и миссис Огилви. Крохотная мисс Делиция не смогла обойтись без своей объемной сумки, наполненной разнообразными трактатами. Юный Росс Скоттон пришел в сопровождении доктора Фелкин, который приложил руку к его исцелению. Так как Фелкин по известным причинам не мог присутствовать на церемонии, его как обычно заменила сестра Урсула. Таковы были гости, чей образ находится в спектре, доступном человеческому глазу, а издаваемые звуки слышны человеческому уху. Но кто знает, сколько еще гостей, не включенных в эти узкие рамки, почтили молодых своим присутствием и осенили своим благословением!

Прежде чем закончить наше повествование, следует рассказать еще об одном эпизоде, который произошел в номере гостиницы «Империал» в Фолкстоне {169}. Мистер и миссис Мэлоун сидели у окна и смотрели на хмурое вечернее небо над проливом. Над горизонтом распростерлись огромные лиловые, таящие неведомую угрозу щупальца туч. А внизу, выбиваясь из последних сил, стремился к берегу крохотный кораблик. Вдали от берега, словно предчувствуя бурю, сосредоточились большие корабли. Смутное чувство опасности, витающее в небесах, странным образом подействовало на молодых людей.

– Расскажи мне, Энид, – произнес Мэлоун, – о тех событиях, которые более всего запечатлелись в твоей памяти.

– Любопытно, Тэд, именно об этом я сейчас думала. По-моему, виной всему мрачное небо. Оно навевает сходные мысли. Я вспоминала Миромара, его жуткие предсказания.

– Я также вспомнил об этом человеке.

– Видел ли ты его с тех пор?

– Лишь однажды, воскресным утром в Гайд-парке. Он обращался к группе людей. Я смешался с толпой и стал слушать.

– Как слушатели восприняли его слова? Подвергали насмешкам?