Воевода заморских земель, стр. 11

Глава 3

Студеное море – о-в Вайгач. Июль 1476 г.

Шла третья неделя плавания по Студеному морю, остались позади два суровых, усеянных обломками лодей, мыса – Канин и Лайденный. От Лайденного повернули на северо-запад, к большому острову, обозначенному еще в старых новгородских лоциях. На острове, опять же судя по лоциям, имелся скит и небольшой острожек, кроме того, за счет озер и скапливающейся в расщелинах дождевой воды можно было пополнить корабельные запасы, чтоб идти дальше напрямик, к Вайгачу-острову, не сворачивая к Печоре, к Пустозерскому острогу. Тут, правда, мнения разделились: Грише, к примеру, уж очень хотелось посетить острог: сделать чертеж да записать беседы с жителями, а если повезет, так и обнаружить какие-нибудь древние книжицы. Значительная часть ушкуйников поддерживала Гришу, не из-за книжиц, конечно, а из желания вновь поохотиться на гусей да иную какую птицу. Олег Иваныч их понимал, но знал и другое: лишь одна восьмая часть пути пройдена, даже и того меньше, да и то – не самая трудная, плавали тут новгородцы и раньше, – карты и подробные описания берегов имелись вплоть до Вайгача да полуострова Югорского. А вот потом описания становились все более куцыми, карты – все менее верными, и должен был наступить такой момент, когда единственным источником сведений о неведомом пути останется карта покойного ушкуйника Федора. Олег Иваныч желал бы скорейшего наступления этого момента – чем больше будет пройдено, тем легче будет в следующий сезон, после зимовки, а что зимовки не избежать – о том Олег Иваныч и сам знал, и карта на то же указывала – даже несколько мест на подбор, все в дельтах больших сибирских рек, вот только Олег Иваныч не слишком хорошо представлял себе, каких – то ли Лены, то ли Колымы, то ли Индигирки. Реки-то обозначены были, и даже довольно подробно, вплоть до указания мест наибольшего количества птицы в какой-то Гусиной губе, однако названия вовсе не были привычно знакомыми – видимо, составители карты указывали их на местных самоедских наречиях. Ну, вот, пожалуй, Индигирка-река, кажется, знакома, а уж остальные…

Еще одно тревожило – погода. Пока везло – что-то удивительно долго, следовало этим пользоваться.

– Так что никаких тебе, Григорий, острогов! – посмотрев на вошедшего Гришу, строго сказал Олег Иваныч. – Ни Пустозерских, никаких иных. Время, время! На вес золота время сейчас. И у острова этого, что по правую руку виден, задерживаться тоже не будем. До Вайгача воды хватит, а там… Вон, смотри. – Олег Иваныч подвинул Грише карту, провел пальцем по стрелкам: – Вот Вайгач, идем к нему, входим в пролив Югорский Шар и сворачиваем к Югре – ежели что, нас Вайгач от северного ветра прикроет. А у Югры вон, реки – Ою и какая-то Хэйяха, вот эта Ою нам как раз подойдет, там водой и затаримся, не проблема. Но тоже долго ждать не будем – вон, впереди какая махина. Там, к северу, тоже речка имеется, Яхадыяха – к ней тоже кочи отправим, а дальше строго на восток, встречь солнышку. Землица рядом, рек впереди много, рыбы да птицы, да зверя морского – навалом, если и с погодой так, как сейчас будет, – на зимовке поставим Господу крест узорчатый.

– Лучше уж скит или часовню.

– Тоже верно.

– Рыбу-то уж солить пора, – вмешалась в разговор Софья. – Зима в здешних краях ранняя, не заметим, как и наступит.

Олег Иваныч согласно кивнул, добавив, что в Югорском Шаре хорошо б разделиться: часть кораблей повернет на юг, к югорской реке Ою, а часть – к Вайгачу, на зверье поохотиться, впрочем там, кажется, узко – так что друг друга даже из виду терять не придется.

– Как там наш юный герой? – вспомнил вдруг Олег Иваныч про Ваню, закашлялся, увидев осуждающий взгляд Гриши. Ну, понятно, неделю уж про парня не спрашивал, не до того было – все заботы адмиральские одолели. Хотя, конечно, понимал Олег Иваныч, что не дело это, о болезных да выздоравливающих забывать – на то он и отец-адмирал, чтоб каждого своего ушкуйника в несчастье подбадривать, а уж тем более Ваню.

– На поправку идет Ваня, – встав с резного кресла, сообщила Софья. – Только скучает – Геронтий не очень-то его выпускает по кораблю бегать. Поклон вон тебе передавал третьего дня.

Олег Иваныч почувствовал укол совести. Хорошо бы, конечно, навестить мальчика, тем более на одном-то корабле. Вот сейчас и зайти, заодно несение службы лично проверить.

– Проверь, проверь, – кивнула Софья – А мы с Ульянкой на «Николая Угодника» съездим, соленьями рыбными займемся. Отвезешь нас, Гриша?

Григорий кивнул.

Выйдя на палубу, Олег Иваныч помог спуститься вниз Софье с Ульянкой – в шлюпке их принимал Гриша с матросами. Помахал на прощанье рукой, усмехнулся – уж больно забавно выглядели девчонки в толстых куртках из нерпичьих шкур и высоких бахилах. По знаку Гришани, матросы оттолкнулись веслами от борта каравеллы, и шлюпка, тяжело переваливаясь на волнах, направилась к «Николаю Угоднику», большому трехмачтовому кочу – одна мачта основная и две съемных, – приспособленному адмиральским указом под плавучую рыболовецкую базу.

В блекло-голубом небе по-прежнему светило солнце. Даже, может быть, жарило – ежели б не ветер, северный, довольно студеный даже сейчас, летом. Олег Иваныч поднялся на верхнюю кормовую палубу, оперся на парапет, приложив к правому глазу длинную подзорную трубу, изготовленную по специальному заказу на мануфактуре боярина Заовражского, если говорить когда-то привычными для Олега Иваныча словами – «по голландской лицензии». Впрочем, и сами голландцы не были оригинальными в подобном ремесле: шлифовать стекла в вогнутые и выпуклые линзы начали еще лет двести назад флорентийские мастера Армати и Спини, с них и пошли сначала очки да лорнеты, а потом и подзорные трубы. В окуляр трубы были хорошо видны все одиннадцать каравелл и кочи. Даже удавалось разглядеть лица матросов, лезущих по вантам убирать лишние паруса – ветер раздулся к обеду, и кочи за каравеллами не поспевали. Олег Иваныч поначалу злился, жалел, что не воспользовался одними каравеллами, но в последнее время оценил и мелкосидящие кочи – с них было куда как удобнее заниматься охотой на морского зверя.

Опустив трубу, Олег Иваныч задумался вдруг, усмехнулся. Видели б его сослуживцы по Петроградскому РУВД! Ботфорты, шпага, развевающийся на ветру плащ – Христофор Колумб чисто отдыхает! А ведь и вправду… Какой сейчас год? Одна тысяча четыреста семьдесят шестой, до открытия Америки Колумбом еще целых шестнадцать лет, а новгородцы ведь именно туда плывут, в будущую Америку. Интересно, может ее как-нибудь по-другому обозвать, пока время есть? Скажем – Земля Святой Софии или Новая Новгородчина. Америка… Северный морской путь… Даже не верилось во все это, однако ж вот – плыли. Олег Иваныч иногда спрашивал себя (с Софьей на эту тему не говорил, опасаясь поубавить у нее оптимизма), а правильно ли он поступил, ввязавшись в подобную авантюру? Сидел бы сейчас в Новгороде, в усадьбе на Прусской, разводил бы кур или еще каким полезным делом занялся. Раз в неделю посещал бы Совет Господ, как пожизненный сенатор, говорил бы умные речи, смотрел, как постепенно хиреют заведенные предприятия от катастрофической нехватки капиталов. Вспоминал бы иногда об ушедшей к неведомым берегам экспедиции – ее б ведь и без него отправили, правда, гораздо труднее это было б сделать. Да и пункт назначения – он ведь его один, из всех европейцев, знал. Ну, если и не очень хорошо знал, то хоть имел представление. А одно это уже большое дело: далекие неведомые земли никакими неведомыми для новгородского адмирал-воеводы не были! Знал, представлял, готовился!

Олег Иваныч внезапно почувствовал гордость: как он быстро все организовал, буквально за считанные недели! А ведь когда ехали к морю Гандвик, на Онеге еще, был момент, затосковал, испугался – куда ж я? Зачем? В какую, блин, еще авантюру? И вот, на поверку, вовсе не авантюрой экспедиция оказалась! Вон, корабли-то, плывут, мать их за ногу! И какие корабли! Мощные, изящные, быстрые. Как сказал кто-то в рок-опере Рыбникова «„Юнона“ и „Авось“» – ходил с первой еще женой в ДК Ленсовета: «Да будет судьба России крылата парусами!» А кто у нас сейчас «Республика Русия», как не Господин Великий Новгород? Выходит, это его судьба крылата… Вернее – их. Новгорода и его, Олега Иваныча Завойского, бывшего милицейского майора и пожизненного сенатора Великой Русской Республики.