365 лучших сказок мира, стр. 162

Они не знают в большинстве случаев, эти бедные люди, кто она была, – но они знают ее имя, и нет ни одного негра от Сан-Франциско до Нью-Йорка, от Албэни до Ныо-Орлеана, для которого не было бы священно это имя:

– Бичер-Стоу.

Какой памятник для писательницы!..

Цыпленок

Это было в Индии.

В Индии, где боги ближе к земле, и от их благодатного дыхания на земле случаются чудеса.

Такое чудо случилось в Пенджабе. [30] Жил-был в Пенджабе великий раджа. Премудрый и славный.

От Ганга до Инда гремела слава его. Даже далекие страны наполнялись благоуханием его ума.

Из далеких стран сходились люди послушать его мудрости. Божество сходило к нему и беседовало с ним, и говорило его устами народу. И он всех принимал под тенью развесистого баобаба.

Он был богат и могуч, но оставил все и удалился в лес, и поселился там, далеко от людей и близко к божеству.

Целыми днями он стоял на коленях, устремив к небу восторженный взор.

И видел он в голубой эмали божество, доброе и грустное, с печалью и любовью смотревшее на землю. Когда же приходил кто, старый раджа прерывал для него свое созерцание божества и беседовал с пришедшим, пока тот хотел. И обращались к нему с вопросами, сомнениями все, кто хотел.

Кругом кипели войны, совершались насилия, носилось горе, – и на все, как эхо, откликался из глубины леса страдавший и молившийся старый раджа.

Его голос то гремел, как раскаты небесного грома, то проносился, как проносится по цветам легкое дыханье весеннего ветерка.

Грозный к сильным, полный любви к слабым. И звали мудреца индусы: – Великая Совесть.

Так жил в глубине леса старый, ушедший от всех благ мира раджа. У него были враги. Они кричали:

– Зачем он ушел от мира и не живет, как прилично радже?!

– Он делает это ради славы!

– Из лицемерья!

– Он пресытился!

И были около него хуже, чем враги, – его ученики. Они тоже бросили все. Хотя им нечего было бросать. Они тоже отказались от всего. Хотя им не от чего было отказываться. Они жили также под сенью окрестных деревьев, выбирая для этого баобабы, – потому что великий учитель жил под баобабом.

Они носили лохмотья, которые тлели у них на теле. Они ползали на брюхе, боясь раздавить ногой насекомое в траве.

Встречаясь с муравьем, они останавливались, чтобы дать ему время уползти с их пути и не задавить его. И считали себя святыми, потому что, дыша, закрывали рот рукою, чтобы нечаянно не проглотить и не лишить жизни маленькой мошки.

Подражая великому учителю, они также целыми днями стояли на коленях и смотрели, не отрываясь, вверх, хотя он видел в небе божество, а они видели только кончик своего носа.

И вот однажды ученый раджа заболел. Смутились все кругом, что уйдет из мира Великая Совесть, и бросились к инглезским врачам с мольбою: – Спасите нам его.

Инглезские врачи, посоветовавшись с их мудростью, сказали: Старый раджа истощен. Возьмите цыпленка, сварите его и дайте пить больному. Это подкрепит его силы. Сейчас же принесли цыпленка.

Но факиры закричали голосами, дикими, как вой шакалов: – Что? Не он ли, когда голод изнурял нас, отдавал свой рис муравьям, потому что и муравьи в голодный год голодны также. Не он ли говорил: «Не убивайте». И вы хотите напоить кровью его сердце. Убить живое существо, чтобы спасти его.

– Но он умрет.

– Но мы не допустим убийства!

И старый раджа умер.

А цыпленок остался жив.

Боги близко живут к земле в великой таинственной Индии. Увидав то, что происходило, Магадэва улыбнулся печальной-печальной улыбкой и вычеркнул завет, что начертал на золотой доске:

– Не поклоняйся идолу…

И написал с грустной улыбкой:

– Не поклоняйся цыпленку.

Чего не может сделать богдыхан

Всесильный богдыхан много видел при своем дворе людей ловких, людей хитрых, и ему захотелось увидеть счастливых людей.

– Я – солнце, которое золотит только вершины гор и лучи которого никогда не падают в долины! – сказал он себе и приказал своему главному обер-церемониймейстеру принести список низших чиновников.

Церемониймейстеры принесли 666 свитков, каждый в 66 локтей длины, на которых еле-еле уместились все имена.

– Сколько их, однако! – сказал богдыхан и, указав на имя мандарина 48 класса Тун-Ли, приказал главному обер-церемониймейстеру: – Узнай, что это за человек!

Приказания богдыхана исполняются немедленно, и не успел бы богдыхан сосчитать до 10000, – как главный обер-церемониймейстер вернулся и с глубоким поклоном сказал:

– Это твой старый служака, всесильный сын неба. Честный, скромный чиновник и примерный семьянин. Он отлично живет со своей женой, и они воспитывают дочь в благочестии и труде.

– Да будет ему радость! – сказал богдыхан. – Я хочу осчастливить его взглядом моих очей. Пойди и объяви ему, что в первый день новой луны он может представиться мне со своим семейством.

– Он умрет от счастья! – воскликнул главный обер-церемониймейстер.

– Будем надеяться, что этого не случиться! – улыбнулся добрый богдыхан. – Иди и исполни мою волю.

– Ну, что? – спросил он, когда обер-церемониймейстер возвратился во дворец.

– Твоя воля исполнена, как святая, всесильный сын неба! простираясь ниц пред богдыханом, отвечал главный церемониймейстер. Твое милостивое повеление было объявлено Тун-Ли при громе барабанов, звуках труб и ликующих возгласах народа, славившего твою мудрость!

– И что же Тун-Ли?

– Он казался помешанным от радости. Никогда еще мир не видел такого радостного безумия!

День представленья Тун-Ли ко двору приближался, казалось, медленно, – как все, чего мы ждем. Богдыхану хотелось поскорее взглянуть на счастливого человека, – и однажды вечером он, переодевшись простым кули, с проводником отправился в тот далекий квартал Пекина, где жил Тун-Ли. Еще издали слышны были крики в доме Тун-Ли.

– Неужели они так громко ликуют? – удивился богдыхан, и радость расцвела в его душе.

– Несчастнейшая из женщин! Презреннейшее из существ, на которое когда-либо светило солнце! – кричал Тун-Ли. – Да будет проклят тот день и час, в который мне пришло в голову на тебе жениться! Поистине, злые драконы нашептали мне эту мысль!

– Мы живем триста лун мужем и женой! – со слезами отвечала жена Тун-Ли. – И я никогда еще не слыхала от тебя таких проклятий. Ты всегда находил меня милой, доброй и верной женой. Хвалил меня.

– Да, но мы не должны были представляться богдыхану! – с бешенством отвечал Тун-ли. – Ты покроешь меня позором! Ты сделаешь меня посмешищем всех! Разве ты сумеешь отдать тридцать три грациозных поклона, как требуется по этикету?.. Мне придется сквозь землю провалиться со стыда за тебя и за дочь. Вот еще отвратительнейшее существо в целом мире! Урод, какого не видывало солнце!

– Отец! – рыдая, отвечала дочь Тун-Ли. – Отец, разве не ты называл меня красавицей? Своей милой Му-Сян? Своей кроткой Му-Сян? Разве ты не говорил, что милее, лучше, послушнее меня нет никого в целом мире?

– Да! Но нога в два пальца длиною! – с отчаянием восклицал Тун-Ли. – Я уверен, что богдыхан умрет от ужаса, увидев такую ногу-чудовище.

– Меня растили не для того, чтобы носить в паланкине! – плакала бедняжка Му-Сян. – Мои ноги для ходьбы. Я должна ведь выйти замуж за такого же скромного и бедного чиновника, как ты, отец. Меня воспитывали для труда.

– Будь проклято твое уродство, когда надо представляться богдыхану! – закричал вне себя Тун-Ли.

В эту минуту у дверей раздался удар гонга, и в горницу вошел ростовщик.

– Ну, что же, Тун-Ли? – спросил он. – Обдумал ты мои условия?