Таинственная незнакомка, стр. 67

– Надевай их, когда будешь петь в Королевской опере.

Придет ли он посмотреть на нее, послушать ее? Ориана не могла испортить очарование этой минуты таким вопросом.

«Если я хочу удержать его, я должна позволить ему уйти».

Смелое решение – и мудрое. Но невысказанная любовь давила на сердце тяжелее, чем самый позорный скандал.

Ничто не связывало ее с ним, кроме обета и ночей страсти, проведенных в придорожных гостиницах. Ориана убедила себя, что ей этого будет достаточно. Но сейчас, глядя, как высокая фигура Дэра удаляется от нее вниз по холму, она поняла, что ей нужно гораздо больше, но, увы, надежды получить желаемое у нее не было.

Глава 29

От пристрастия к скачкам Ориану в значительной степени отвлекала сердечная боль, кроме того, ее раздражало поведение графа Раштона. Его назойливые знаки внимания были утомительны, а что еще хуже, он поделился своими надеждами с Берфордом, который казался совершенно озадаченным нежеланием Орианы стать графиней.

– Ты должна радоваться такому респектабельному предложению, – заметил ее кузен как-то после полудня. – Раштон достойный человек, преданный тебе. Лучшего желать нельзя.

Ориана приподняла брови.

– Он просил тебя уладить дело?

– Да, – признался кузен. – Более того, он уверен, что твои родственники Боклерки одобряют этот брак. Со мной был мой брат Фред. Он сказал Раштону, что наше мнение не повлияет на твое решение, потому что ты дьявольски упряма.

Ориана улыбнулась, услышав о нечестивой фразе лорда Фредерика Боклерка, для священника он был, пожалуй, слишком большим любителем непочтительных выражений.

– Но я не могу оправдать намерения графа продать твой дом, – добавил Берфорд. – Безусловное право собственности на недвижимость в Лондоне слишком ценно, чтобы от него отказываться.

– У него нет права принимать такое решение, – отрезала Ориана. – И никогда не будет. Я предпочитаю «Хеймаркет» Раштон-Холлу.

Ориана была настолько возмущена, что даже вторая победа лошади Берфорда не улучшила ее настроения. Когда Раштон зашел в паддок поздравить Боклерков, Ориана ему даже не улыбнулась.

Он высоко поднял бокал с шампанским и сказал, понизив голос:

– За наше будущее счастье. Мне бы хотелось объявить о нашей помолвке прямо здесь, в присутствии ваших кузенов.

Ориана подняла на него свои бездонные глаза.

– Я отказала вам, Раштон. Берфорд и кузен Фред знают об этом. И Дэр тоже. Вы ввели его в заблуждение, сообщив, что мы обручились.

Улыбка графа не выражала абсолютно ничего.

– Я хотел предостеречь его.

– Вы сделали гораздо больше. Вы ввели в заблуждение и меня, когда сказали, что Дэр болтал гадости обо мне во время охоты. Вы слышали, чтобы он или кто-то из других джентльменов назвал мое имя?

– Не слышал, – признался Раштон со вздохом. – Но я верил и продолжаю верить, что вам лучше быть моей графиней, нежели любовницей Корлетта. Конечно, мы так долго были просто друзьями, что вам необходимо некоторое время, чтобы привыкнуть к нашим новым отношениям.

Он вынуждал Ориану говорить прямо, не щадя его гордость, не думая о его высоком положении.

– Милорд, ваши недостойные манипуляции лишили меня веры в эту дружбу. Вы стараетесь изменить меня, зачеркнув мое прошлое.

– Прошлое, которое вы втайне не можете не порицать, – ответил он. – Как моя жена вы займете то положение, которое принадлежало бы вам по праву, будь вы законнорожденной.

– Мои отец и мать никогда не давали мне почувствовать, что я должна испытывать стыд за них и за самое себя. Мои кузены Боклерки считают меня членом своей семьи. И только вы оцениваете мое происхождение как позор, а мою карьеру как нечто недостойное. Вы уверяете меня, что наш брак поправит мое общественное положение, а сами хотите запереть меня в Раштон-Холле. Мне нужно большее.

Губы графа сложились в невеселую улыбку.

– Ваши многочисленные победы испортили вас. Вам кажется, что я должен совершить какой-то значительный поступок, чтобы убедить вас в моей привязанности? Но я считал, что честное предложение руки и есть самый лучший из возможных способов выразить свое восхищение вами.

– Я тоже так считала, – сказала Ориана, – до тех пор, пока вы не запятнали его ложью. – Голос ее звучал так резко, что она сама его не узнавала. – Я немедленно уезжаю в Лондон, чтобы отменить ваше распоряжение. Я никогда не откажусь от своего дома. Я буду жить, как мне нравится, и делать то, что мне по душе. Независимо от того, нахожусь ли я в общественном месте или в собственной спальне.

– Вы уезжаете к нему?

– Я уезжаю домой, – подчеркнула Ориана последнее слово.

– Подождите. – Граф взял ее за руки, целая буря чувств отразилась на его лице. – Если вы так любите этого человека с острова Мэн, скажите ему о своем чувстве. Учитесь на моих ошибках. Не сдерживайте себя, пока не стало слишком поздно. – Он низко склонил посеребренную сединой голову. – Это самая трудная, самая мучительная речь из всех, какие я произносил в жизни.

– Благодарю вас за нее, – мягко проговорила Ориана.

Она последует его совету, данному с таким самоотречением.

Она больше не станет поддаваться страху. Она должна сказать Дэру о своем чувстве с той же решимостью и откровенностью, каких ожидает от него. Намерен он покинуть Англию или нет, она обязана сказать ему правду.

Когда ее почтовая карета свернула с Оксфорд-стрит на Чарлз-стрит, Ориана прижалась лицом к окну.

Ее площадь – мирный оазис среди лондонского шума и суеты, и никогда еще она не возвращалась сюда с более легким сердцем. Она расплатилась с форейторами, которые бурно благодарили ее за щедрые чаевые. Один из них вынес ее чемоданы и поставил возле ограды.

Войдя в дом, Ориана обнаружила в холле несколько больших упаковочных ящиков с надписью на каждом по трафарету: «Дж. Бродвуд». Кто-то доставил в дом фортепиано или клавесин, а скорее, то и другое.

Обнаружила она еще и какого-то незнакомца, сидящего в холле, шляпа лежала у него на коленях, одет он был в черное, а с воротника спускались две белые полосы материи – атрибут священника. «Возможно, покупатель», – пронеслось у Орианы в голове, и она сразу сникла.

– Сэр, если вы здесь затем, чтобы осмотреть мой дом...

– Мадам Сент-Олбанс!

С этим возгласом человек поднялся Ориане навстречу.

Пытаясь что-то припомнить, Ориана сосредоточила взгляд на длинном тонком носе и близко посаженных черных глазах – ни дать ни взять мордочка гончей.

– Мы встречались?

– Мы вместе пели прошлой зимой. Прежде чем перейти в собор Святой Анны, я был регентом хора в соборе Святого Павла. Нас познакомил мистер Этвуд, органист. Но я и не думал, что вы меня помните.

– Вечер исполнения оратории Баха, – сказала она, хотя лица хористов помнила очень туманно. – Эти ящики принадлежат вам? Здесь какое-то недоразумение, так что если вы хотите приобрести мой дом...

– Нет, мэм, я всего лишь хотел бы получить причитающуюся мне плату. Я только что провел венчание.

– Здесь? – Ответ на вопрос пришел в виде шумного взрыва веселья со стороны помещения для слуг. – Я опоздала, – с огорчением произнесла Ориана.

Она направилась к лестнице, но дорогу ей преградила крупная фигура.

Улыбка облегчения появилась на его пораненной физиономии.

– Добро пожаловать домой. Как и всегда, твое чувство времени непогрешимо.

– Вот уж нет, – возразила она. – Моя горничная вышла замуж за твоего камердинера, а меня при этом не было.

– Они отказывались ждать дольше. И я их понимаю. Взяв Ориану за руку, Дэр повлек ее за собой.

– Что ты делаешь? Я хочу видеть Сьюк.

– Увидишь позже. Мне ты нужна сейчас больше, чем ей.

– Эти ящики в холле, они твои? – вспомнила вдруг Ориана.

– Они твои. – Дэр провел ее через холл к тому месту, где ожидал священник. – Подождите здесь, сэр, мне снова могут потребоваться ваши услуги.

Все еще держа Ориану за руку, он увел ее в кабинет и закрыл дверь.