Дикий восторг (ЛП), стр. 5
Доктор Мерних из того типа женщин, которые забывают причесать волосы, но каким-то
образом этот сумасшедший, лунатический образ работает на нее, что странно, так как она занимается
психами. Не то чтобы психи – плохие. Я встречала нескольких, и, вероятно, я сама одна из них.
Просто не знаю этого. Или же знаю, но не позволяю этому мешать своей поразительности
достаточно сильно, чтобы потребовался психиатр. В любом случае, Мерних – мой билет из этого
места. Именно она будет удерживать меня здесь до тех пор, пока не убедится, что у меня все в
порядке с головой. Что глупо, поскольку морально я – алмазная крепость из непоколебимой логики и
сексуальности.
Доктор Мерних прочищает горло:
– Айсис, ты…
– Однажды перестану думать вслух, и это будет невероятно печальный день для человечества.
А также, спокойный.
– Как ты себя сегодня чувствуешь?
– Часть меня чувствует много чего! Мой кишечник, например, ощущает кучу всего! Что
означает – мне нужно на горшок. В течение следующего часа, думаю. В дополнение к этой
захватывающей перспективе, я переживаю за маму, так что, если бы вы просто выписали справку,
чтобы я смогла убраться отсюда, было бы здорово!
– Что мы говорили об уклонении от темы с помощью легкомысленных шуточек?
Я ерзаю.
– Ух, что это отчасти отрицательно. Думаю.
– И почему это отчасти отрицательно? – терпеливо спрашивает она, параллельно что-то
записывая.
– Потому что я не решаю проблему, а просто убегаю от нее, – отчеканиваю я заученную
фразу.
– Правильно.
– Но давайте расставим все на свои места: я убегаю от нее, как крошка из «Спасателей
Малибу», а не потный, толстый ребенок на уроке физкультуры. Ну, то есть, я все еще чертовски
жирная, но это соблазнительная полнота, вы понимаете меня?
– Айсис, ты действительно считаешь себя толстой?
– А то! И непривлекательной. Но вы и так это знаете.
Ее глаза вспыхивают. Естественно, она уже это знает. Мерних провела со мной две недели,
беседуя о моей жизни. Я целую неделю отвлекала ее своими шуточками, пока не поняла, что именно
она должна дать «добро» на то, чтобы меня отсюда выпустили. И тогда мне реально пришлось
начать сотрудничать со взрослым. Тьфу.
– Вы уже все обо мне знаете, не так ли? – я наклоняю голову. – Ну же. Почему бы вам просто
не выпустить меня, пардон за мой французский, из этой помойной ямы?
Она поправляет очки.
– Боюсь, я не могу этого сделать. Уверена, остались еще некоторые вещи, над которыми нам
необходимо поработать. У тебя явный прогресс, но этого мало.
Даже этот психиатр очевиден. Самодовольная улыбка, которая появляется при этих словах,
выдает ее. Трофеи и награды, которыми покрыты все стены, выдают ее.
– Вам это нравится. Знать что-то особенное о людях. Это заставляет вас чувствовать себя
могущественной.
Доктор Мерних отрывает взгляд от своей писанины, слабенький душок испуга обволакивает
ее.
– Прости?
– Вам. Нравится. То. Что. Экскурсия. По. Эго. Дает. Вам, – медленно проговариваю я. –
Понимаю. Я неплохо разбираюсь в людях и просто обожаю осознавать, что я знаю некоторые вещи о
них. Это странно. Глупо. Но в основном весело, и это заставляет чувствовать свое превосходство.
Может быть, однажды я тоже превращу это в способ зарабатывания денег. Мне пора задуматься о
таких вещах, ну, знаете, через несколько месяцев идти в колледж и все такое.
Мерних застывает на целых четыре секунды, а затем начинает безумно строчить. Она всегда
12
LOVE IN BOOKS|ЛЮБОВЬ В КНИГАХ
так делает, когда я говорю что-то суперинтересное, что она может проанализировать. Так что она
много строчит. Потому что я, объективно, безумно интересная личность. Я бесподобна! Я упорно
работаю, чтобы быть интересной, черт побери!
– Так, что я там говорила? – почесываю я подбородок. – Ах да, точно, я чувствую себя
взаперти и, вроде как, устала от больниц. И еще мне жалко Софию. Знаете ли вы, что у нее нет
родителей? А ее бабушка умерла? И как ужасны все эти смерти? Чрезвычайно ужасны.
– Я и ее психолог, – кивает Мерних. – Она очень сильная девушка, правда немного печальная.
– Ничего себе! Это своего рода высокомерие? Я просто сказала, что жалею ее, а вы сразу же
отправились вешать на нее ярлык, типа: «печальная»??? Вау. Это интересно. Вау!
Я замечаю, как Мерних начинает сердито сверлить меня взглядом из-под очков, но она
быстро прекращает это и возвращается к своему обычному пассивному выражению лица. Оу, а она
хороша. Но не лучше меня. Не лучше Джека.
Я замираю, перестав болтать ногами под стулом. Джек? Откуда это взялось? Как я могу знать,
насколько хорош Джек? Я провела рядом с ним не более тридцати секунд в тот первый раз, когда
очнулась, а он наорал на меня.
– Что насчет Джека, Айсис?
– Эм, я не знаю. Просто… это просто пришло мне в голову. Что очень странно. Я имею в
виду, конечно, большинство вещей, которые приходят мне в голову являются действительно
странными, как в тот раз, когда я представила Шрека в белье «Виктория Сикрет», но думаю, что это
определенно бьет Сикрет Шрека.
Менрих откидывается назад.
– Что ты помнишь до того инцидента, Айсис?
– Я подавала заявления в колледжи. Скукотища.
– А до этого?
– Я… я была в школе. И я… я кричала. На кого-то. Не помню на кого. На Кайлу, может быть.
Возможно, на Рена? Ага, да, думаю на Рена.
– Почему же ты кричала?
Неожиданно моя ладонь начинает покалывать, и я вспоминаю, что дала кому-то пощечину.
– Я ударила кого-то. Наорала и дала пощечину. Рен, должно быть, сделал что-то очень глупое,
я не знаю.
– А до этого? Ты помнишь какие-нибудь значимые события?
– Была вечеринка. Большая. В доме Эйвери. Хеллоуин. Я нарядилась в Бетгерл.
– А Кайла пошла?
– Аха, она была русалкой. Она и ее бойфренд... эм, как же его зовут? Не помню имя, но точно
знаю, что немного презирала его.
– Презрение – это ужасно сильное чувство.
– Да, хорошо, быть живым – это тоже ужасно сильное чувство.
– Айсис…
– Он мне не нравился. Или было в нем что-то, действующее мне на нервы. Я не знаю.
– Можешь вспомнить, что произошло на вечеринке?
Внезапно моя голова начинает ужасно пульсировать, а позвоночник болезненно покалывать.
Я зажмуриваюсь и потираю глаза.
– Айсис? Что ты помнишь?
Возвращается лицо Лео, который косо смотрит на меня с порога. Во мне поднимается паника,
горло сжимается. Я не могу спасти маму.
– Я… я не знаю! Всякие вещи!
– Постарайся вспомнить подробности. Ты что-нибудь пила? Танцевала? Кто в какой костюм
был одет?
– Рен был… он был в зеленом. Линк! Он был Линком из Зельды. И я пила… колу. Думаю. С
ромом. Не рассказывайте об этом моей маме. Мы шутим насчет выпивки, но она не знает, что я на
самом деле пью. Еще танцевала, и там был кто-то…
Он собирается причинить мне боль. Он уже причинял кому-то боль. Он ранил Софию. София?
Нет, не может быть. Лео ее не знает. Кто же тогда причинил боль Софии? Бейсбольная бита. Эйвери
кинулась на меня с бейсбольной битой, но кто-то ее перехватил. Я вижу, как чьи-то большие, тонкие
13
LOVE IN BOOKS|ЛЮБОВЬ В КНИГАХ
руки обхватывают биту и выворачивают из рук Эйвери, чей-то низкий голос, говорящий что-то
насмешливым тоном испуганной, застывшей Эйвери…
Боль рикошетом проносится в моей голове, словно горящий теннисный мячик.
– Черт! – Я обхватываю голову и опускаю ее между коленей.
– Сделай глубокий вдох, Айсис, – мягко произносит Мерних. – Ты делаешь успехи, только не
сдавайся. Что еще там произошло?
Кровать. Мягкая постель, чьи-то нежные губы, кто-то шепчет мое имя…