Дикий восторг (ЛП), стр. 46
вообще что угодно и прийти!
– Ух, исторически сложилось так, что для меня вечеринки Эйвери не очень замечательно
проходят.
– Для меня тоже, – напоминает мне она. – Но это вечеринка в честь моего дня рождения, и она
обещала вести себя хорошо. И там буду я, так что буду за ней присматривать. Мне бы хотелось,
чтобы и ты пришла. Рен придет, как и Джек. И куча других людей, с которыми я должна была ходить
в школу, так что, придет большая часть твоего класса.
– Большая вечеринка?
– Огромная! С тортом и диджеем, и, пожалуйста, пожалуйста, приходи!
Ее лицо сияет точно так же, когда я заставляла ее смеяться, еще в самом начале. Тогда, когда я
впервые прибыла сюда.
– Конечно. Да, хорошо. Я приду.
София улыбается, и облегчение вырисовывается в чертах ее лица.
– Потрясающе! Окей, двадцать восьмого у нее дома. Вечеринка должна начаться в семь, но
тебе нужно прибыть по-светски поздно, потому что выпивка также прибывает по-светски поздно.
– Ты слишком хорошо меня знаешь.
София отрицательно качает головой и смеется.
– Думала, что знала. Но, нет. Нет, Айсис. Я не знаю тебя вообще.
99
LOVE IN BOOKS|ЛЮБОВЬ В КНИГАХ
– 13 –
3 года
31 неделя
1 день
Дом Эйвери знаком во всех отвратительных смыслах. Я паркуюсь в том же месте, где и всегда
– легко выезжать, легко смотаться, если придется. Музыка громко стучит через газон вниз по улице,
заполняя собой весь охраняемый микрорайон. Она отскакивает от деревьев и десятка машин, как
попало припаркованных во дворе. Народ уже выпивший: кто, спотыкаясь, выходит из парадной
двери, кто валяется по всему газону, борясь и гоняясь друг за другом с туалетной бумагой и
шлангом.
Я последний раз разглаживаю футболку. Когда я была здесь в первый раз, на мне была
футболка с группой «Florence and the Machine», я даже не понимала, что надела именно ее, пока не
села в машину. Мои джинсы потерты на бедрах, но не потому, что я купила их в каком-то модном
бутике, в котором им целенаправленно придают такой вид, а потому что раньше я постоянно фут за
футом съедала асфальт на своем велосипеде, когда сбрасывала вес. Прохладный воздух на бедрах,
проникающий через потертые места, напоминает мне, насколько джинсы потрепаны, и почему они
расползаются, и как я лично их износила, разрушила, сломала. Да, я сделала это. Я сломала эти
джинсы, но все еще могу их носить, и они прекрасно справляются со своей задачей – прикрывают
мою великолепную задницу.
Вещи сломаны, но по-прежнему работают.
Я выхожу из машины и плотнее закутываюсь в куртку. Лютый холод. Разве весна не получила
уведомление? А у весны вообще есть памятки? И на чем они написаны? На листьях? Лепестках?
Туше новорожденного оленя?
– Расчувствовалась до слез в самом начале ночи, не так ли?
Я поднимаю взгляд. И там стоит Джек в нелепо вульгарной кожаной куртке и темных
джинсах. А рядом с ним стоит Рен, выглядя немного шокированным, в своей обычной клетчатой
рубашке.
– Это вроде как моя работа, – отвечаю я. – Обеспечить обжигающую атмосферу, ляпнуть
парочку несерьезных комплиментов, однако исключительно из лучших побуждений, бормотать себе
под нос и, возможно, разбить бутылку или две.
– Пожалуйста, не разбивай бутылку, – заламывает пальцы Рен. – У нас уже трое
порезавшихся.
– Ух ты, а что это у тебя на груди, През? – выпаливаю я. Маленький значок золотой звезды с
номером один прикреплен к его рубашке. Его очки сползают, когда он смотрит на него, и он их
поправляет.
– Гм. Просто кое-что, что вернула мне София. С того времени… с того времени…
– Это значок с математического съезда? – вмешивается Джек. – Ничего себе. А я и не знал,
что она до сих пор его хранила.
– Так же как и я, – Рен издает полу-смешок. – То есть, я думал, что она избавилась от него
давным-давно.
– Значок с математического съезда? – спрашиваю я. Джек кивает.
– Со времен, когда Рен и София участвовали в математическом конкурсе. Они действительно
серьезно этим увлекались, вкладывались, как могут только конкурирующие умные дети. Они
занимались неделями, месяцами. София так сильно хотела победить. Но выиграл Рен. Технически у
них была ничья, но судьи отдали победу Рену за некоторые сделанные им дополнительные
вычисления.
– София невероятно на меня разозлилась, – говорит Рен. – Она бы не разговаривала со мной
целый месяц. Так что я подарил ей значок, а она начала плакать и сказала, чтобы я не был с ней
таким милым.
Джек тихо смеется, а Рен покачивает головой с задумчивой улыбкой на лице. Это история,
частью которой я не являюсь, но от нее у меня появляются теплые чувства, поскольку я вижу их,
100
LOVE IN BOOKS|ЛЮБОВЬ В КНИГАХ
вспоминающих то время, когда они все были друзьями, были близки, заботились друг о друге без
тьмы между ними.
– Слушайте, я собираюсь пойти и взять жидкость для настроения. Жажду уничтожить. Вкус
смаковать.
Рен и Джек синхронно поднимают брови, и я смеюсь.
– Выпивку. Я вернусь.
Я узнаю многих людей – здесь не только свита Эйвери. Она пригласила и непопулярных:
друзей Рена из студенческого совета, ребят из оркестра, хипстеров, даже Мальчика-ножа. И я знаю,
что в этот раз он не просто пробрался как обычно, поскольку вижу, как Эйвери кивает ему, проходя
мимо вместо того, чтобы скривить губы.
– Решила быть вежливой? Удивила, – говорю я. Эйвери тщательно осматривает меня. Ее
волосы снова прямые и лоснящиеся, кожа идеальна, а макияж к месту. Она выглядит гораздо лучше,
чем обычно.
– София хотела, чтобы я была милой. И я подумала: черт возьми, я могу это сделать хоть раз в
жизни. Это может меня убить, но я сделаю это ради того, чтобы сказать, что я это сделала. Я была
милой! – Она размышляет над этим и вздыхает. – Я должна была написать это в своем резюме для
колледжа. Они обожают милых людей.
– Ага, – хихикаю я. – Большинству нравятся милые люди. Хорошо, что я не большинство.
– Я тебе никогда не нравилась, – усмехается она. – Да и ты мне никогда не нравилась.
– Верно. Но мы готовы мириться друг с другом. Это кое-что да значит, верно?
Эйвери пристально смотрит на меня, и ее зеленые глаза вспыхивают. И тогда я замечаю, что
она плакала. Она хорошо скрыла это под макияжем, но я улавливаю едва заметные красные отеки
под ее глазами и припухший нос.
– Ты видела Софию? – спрашиваю я.
– Только что разговаривала с ней наверху. Она приставала ко мне, чтобы я передала тебе
найти ее, когда ты появишься на вечеринке, так что, иди, поговори с ней. Быстро. Прежде чем она
взорвалась.
– Так счастлива?
В кои-то веки Эйвери улыбается. Это не ухмылка или же кислая гримаса, или злобная,
мелочная усмешка. Это именно улыбка, не больше и не меньше. Более юная Эйвери проявляется в
этой улыбке – более светлая Эйвери. Более невинная Эйвери.
– Да, – кивает она. – Она счастлива. Она действительно очень счастлива.
Я похлопываю ее по плечу и поднимаюсь по лестнице на третий этаж. Здесь спокойнее, но это
не похоже на звуконепроницаемую комнату, а скорее похоже на верхний уровень джунглей,
зараженный обезьянами в период течки. Поправка: обезьянами в период течки добравшимися до
рэпера Лил Уэйна. Шум здесь приглушен, и я брожу вокруг с конкретной целью. Я замечаю копну
платиновых волос в конце коридора, где французские двери открывают мини-балкон. София стоит,
облокотившись на перила, глядя на звезды с напитком в одной руке. На ней красивое, короткое,