Дикий восторг (ЛП), стр. 15
– Почему ей разрешили уйти? – раздается крик. – Почему ей разрешили, а мне нет? Я хочу
уйти! Отпусти меня! Не трогай меня! Убери от меня свои руки, грязная сука!
Я узнаю этот голос. София. Но это не может быть правдой. София не может так грубо и
жестоко разговаривать...
– Я ненавижу ее, я ненавижу всех вас! Я чертовски ненавижу тебя! Отойди от меня! Оставь
меня в покое!
Все слова звучат так неправильно. Я тихонько всматриваюсь из-за угла в крохотную щель
окна, которое незащищено занавеской. Мне видно совсем немного: ноги Софии, колотящие по
кровати, пока медсестра пытается ее удержать. Вижу, как подходит Наоми со шприцом в руке.
София борется, ее кровать трясется, поскольку она сильнее бьет по ней ногами. А затем ее ноги
двигаются медленнее. Крик становится более тихим, хриплым, я едва слышу ее через стекло.
– Пожалуйста, – всхлипывает София. – Пожалуйста. Я хочу, чтобы Талли вернулась.
Пожалуйста, просто верните мне Талли.
Одна из медсестер направляется к двери. И я отступаю за угол. Сколько бы любопытство ни
сжигало меня изнутри, я не могу больше подслушивать, а то окажусь в дерьме поглубже, чем
смотритель слонов в цирке. Я поднимаюсь по лестнице, которая ведет в детское отделение, не
оглядываясь назад. Беспорядок, который устроила София, является идеальным прикрытием – у входа
даже нет охранника. Спальная комната заставлена кроватями; на каждом изголовье красуются
наклейки и разноцветные рисунки губкой. Игрушки и книги кучей лежат на полу, а мягко
попискивающие мониторы светятся в темноте.
Джеймс первым замечает, что я пришла. Он садится и тихонько шепчет:
– Айсис? Это ты?
– Да, – шепчу я. – Привет.
Он показывает на мою грудь, его лысая голова сияет в слабом свете от монитора.
– Что у тебя с грудью?
– У меня всегда были такие формы!
Джеймс закатывает глаза. Я смеюсь и сую ему стаканчик с желе. Он открывает упаковку и
выхлебывает его залпом. Я медленно подхожу к кровати Миры и аккуратно помещаю желе на ее лоб.
Она сонно открывает глаза и стонет:
– Айсисссссс. Холодно же.
– Тогда поторопись съесть его.
Они нетерпеливо набивают сахаром свои рты, а я прочищаю горло, пытаясь подобрать слова
для прощания.
– Слушайте, – произношу я. – Меня завтра выписывают.
– Ты уходишь? – фыркает Мира.
– Да. Мне стало лучше, – улыбаюсь я. – Прямо как вы и хотели.
– Я не хочу.
– Ты хочешь. Хочешь и не смей позволить мне поймать тебя на том, что это не так.
– Ты будешь навещать нас?
– Небо светло-голубого цвета? Конечно же, буду! – я даю ей щелбан. – Вместе с игрушками.
Я собираюсь принести несколько крутых, новых игрушек на твой день рождения и на день рождения
Джеймса, и на день рождения Мартина Лютера Кинга, и на мой день рождения, потому что, если
честно, эти потрепанные, маленькие, подержанные игрушки не соответствуют вашему титулу.
Мира ухмыляется. В коридоре зажигается свет, и я ныряю за ее кровать.
– Охранник! – восклицаю я. – Дерьмо! Хватаем грибы. Шиитаке9.
– Шиитаке, – повторяет Джеймс. Я даю ему подзатыльник.
– Эй! Это плохое слово.
– Но это гриб! Нет ничего плохого в грибах!
– Ты играл в Марио? В грибах все плохо.
– Он идет сюда, чтобы проверить, – шипит на меня Мира. Охранник так близко, что я слышу
бряцание его ключей.
9 Шиитаке – древесный съедобный гриб, который стал прообразам для злого, плотоядного гриба – гумба в игре
«Марио».
33
LOVE IN BOOKS|ЛЮБОВЬ В КНИГАХ
– Ладно, все успокоились. Не паникуем. Огосподичтояделаюсосвоейжизнью. Не паникуем!
– Мы не паникуем! – настаивают они вместе.
– Точно! Хорошо! – выдыхаю я через нос и бросаюсь к окну. Мне всегда было сложнее
спускаться вниз, чем залезать наверх, но это единственное место в комнате, где можно спрятаться;
каждый предмет мебели здесь предназначен для ребенка, поэтому очень маленький. Я открываю
окно и прыгаю, зацепляясь кончиками пальцев за подоконник. Мои конверсы скребут по цементной
стене, холодный, зимний воздух пощипывает мою задницу, которая висит в четырнадцати футах над
верной смертью, ну, или, по крайней мере, над сломанными коленными чашечками. В полнейшей
тишине скрипит открывающаяся дверь. Детки хорошо притворяются спящими.
– Кто оставил окно открытым? – слышу я бормотание охранника. Мое сердце взмывает до
горла. Он подходит, а я молюсь любому Богу, который меня слушает, чтобы охранник не заметил
мои пальцы. Должно быть, на этот раз я молюсь правильно! Он вообще не замечает моих пальцев!
Вместо этого просто любезно закрывает окно, сталкивая их с подоконника. Я хватаюсь за оконный
карниз, но он невероятно крошечный и скользкий, я борюсь, мои руки болят...
Я могу думать только о том, как упасть настолько элегантно, чтобы мое тело не выглядело
глупо, я пересмотрела миллион криминальных телепрограмм и, честно говоря, экзистенциалистская
паника не является причиной не попытаться сгруппировать свое тело в последний момент так, чтобы
при падении оно приняло эффектную позу. Это же ваша последняя поза! У вас есть моральное
обязательство сделать ее потрясающей! Ну, или, по крайней мере, не отвратительной.
Я могу принять позу Бейонсе, но одна вещь по-прежнему мучает меня.
Я умру.
А это бесконечное количество слов «очень» не хорошо.
Мои пальцы соскальзывают с карниза. Но внезапно на моем запястье чувствуется давление,
поскольку кто-то его хватает. Мое тело раскачивается, и твердый цемент сталкивается с моим
животом, царапает локти. И я смотрю в ледяные голубые глаза, затененные растрепанными,
золотисто-коричневыми волосами.
– Т-ты! – бормочу я.
Джек затягивает меня обратно через окно, Мира и Джеймс, широко раскрыв глаза от шока,
стоят по обе стороны от него.
– Ты чуть умерла, – дрожащим голосом шепчет Мира.
– Мы такие: «ЭЙ», охранник такой: «ПОКА», а Джек вошел и такой: «ЧЕРТ»! – кричит
Джеймс.
Джек выпрямляется. Я встаю на трясущиеся ноги и размышляю о жизни и об удивительном
факте, что у меня по-прежнему есть жизнь, о которой можно размышлять. Джек замирает, когда
наши глаза встречаются, затем резко разворачивается и уходит. Я бегу и встаю между ним и дверью.
И мы долго смотрим друг на друга, какое-то невысказанное бремя опускается на мои легкие.
Адреналин обжигает вены, и искривленная боль прорывается через грудную клетку. Я не могу
отвести взгляд. И вовсе не из-за того, что он так красив. Просто он выглядит таким... печальным? И
эта печаль конденсируется в стрелу, которую он выстрелил в меня своими идиотскими
антарктическими глазами.
– Как...
– Я шел за тобой по коридору. Я следил за тобой. У меня есть особый талант узнавать, когда
ты собираешься сделать что-то глупое, – резко отвечает Джек.
– Почему...
– София. Я пришел в больницу из-за нее. Теперь отойди.
Джек пытается обойти меня, но я останавливаю его при каждом повороте.
– У меня за плечами годы практики, я ведь была толстой, а мы очень хорошо умеем
блокировать. А также невероятно плавучи в соленой воде.
– Дай мне пройти.
До меня доносится запах мяты и меда – тот же самый сбивающий с толку запах, который я
сегодня обнаружила в своих воспоминаниях.
– Видишь ли, думаю, я не должна пропускать тебя, поскольку ты реально плохой парень, а
логика обуславливает, что плохое не должно быть рядом с хорошим, поэтому, по сути, София не
нуждается в том, чтобы ты был рядом.
34
LOVE IN BOOKS|ЛЮБОВЬ В КНИГАХ
Он усмехается:
– Ты понятия не имеешь, о чем гово...
– Ты поцеловал меня, – говорю я. – София сказала, что ты меня поцеловал. И я вспомнила это.