Дикий восторг (ЛП), стр. 14

но это не так, еще как значит, это единственная вещь, которая имеет значение...

– Я с ним не расставалась. Это он порвал со мной. Меня типа бросили. Ты ведь знаешь, как

это бывает.

– Ох, – она обнимает меня за плечи. – Да, знаю, конечно, знаю.

Наступает оглушительная тишина. Океан плещется всего в полумиле от нашей крохотной,

безвкусной, пляжной лачуги. Солнце пробивается сквозь окно, кидая бирюзовые и изумрудные тени

по кухне, когда проходит через стоящую на подоконнике коллекцию стеклышек, найденных на

берегу океана.

– Всякий раз, когда кто-то меня бросал, – начинает она. – Я садилась и составляла список.

– Список чего? Способов самоубийства?

– Нет. Я составляла список характерных черт для мужчины моей мечты. Заканчивая его, я

всегда чувствовала себя лучше.

– Звучит глупо.

– Конечно, это глупо. В том-то и дело. Предполагается, что эта глупость заставит тебя

смеяться! – Я сжимаю губы. Тетя Бет подталкивает меня плечом. – Ну? Давай. Опиши мужчину

своей мечты.

Я несколько мучительных секунд обдумываю это.

– Я хочу, чтобы он мог наизусть произнести алфавит задом наперед, о-о, и быстро. Он будет

делать замечательные сахарные пончики с корицей. Он будет уметь скакать на скакалке миллион раз

без перерыва. У него будут ярко-зеленые глаза, а еще он будет левшой и мастером неизведанных и

потерянных искусств игры на окарине.

– Он нереален.

– В этом и суть! – настаиваю я. – Он – мужчина моей мечты, так? А если мужчины моей

мечты не существует в реальности, тогда он не сможет причинить мне боль. Он не сможет заставить

меня влюбиться, а затем разбить мое сердце.

– Ох, Айсис, – тетя Бет гладит меня по коленке. – Ты не должна так думать. Не все из них

ранят тебя.

– Он будет действительно добрым, – улыбаюсь я, смотря на свои руки. – Он будет называть

меня самой красивой девушкой, которую когда-либо встречал. Это еще более нереально. Что ж.

Итак, вот. Вот он. Он не существует, и никогда не будет существовать. Так что я в безопасности!

Сон меняется. Кухонный стол исчезает. Тетя Бет исчезает. И я резко переношусь на четыре

месяца вперед. Четыре месяца на грани обморока и шарканий по школе только на куске хлеба и

сельдерее. Мне не нужна еда. Слово « уродина», звучащее в моей голове, поддерживает намного

лучше, чем какие-либо калории.

К этому времени тетя Бет все замечает, впрочем, как и все остальные.

Позавидовав, Джина уезжает на неделю в Коста-Рику и возвращается похудевшей на

пятнадцать фунтов. Но никто этого не замечает. Не тогда, когда Айсис Блейк за шесть месяцев

похудела с двухсот фунтов до ста двадцати. Безымянный замечает. И теперь, вместо того, чтобы

игнорировать, он смеется надо мной со своими друзьями, когда я прохожу мимо. Ухмыляется.

Насмехается. Он думает, что я сделала это для него.

Я (не) сделала это для него.

У меня так и не появился шанс набраться смелости, чтобы выплеснуть всю свою злость ему в

лицо. Я чувствую, как эта злость копится в моем животе, словно все еще теплые тлеющие угольки

негодования. Но затем приезжает моя мама. Однажды я захожу в дом и вижу, как тетя Бет с мамой

пьют чай и обсуждают мое будущее. Конечно, они спрашивают мое мнение. И я говорю, что хочу

LOVE IN BOOKS|ЛЮБОВЬ В КНИГАХ

уехать. Огайо – идеальное место, чтобы начать все сначала. Любое место, где никто меня не знает –

идеально, чтобы начать все сначала. Любое место, где нет Безымянного.

Это сон, но он больше похож на мою жизнь. Она не совсем точно воспроизведена: цвета

слишком яркие, а лица размытые. Но это именно то, что произошло.

Я просыпаюсь в белоснежной, больничной палате. Просыпаюсь с осознанием того, что

сбежала, как маленький трус.

Я совсем не изменилась.

Я в безопасности. Мой счетчик в безопасности. Три года, двадцать пять недель, шесть дней. Я

по-прежнему в безопасности.

Но я совсем не изменилась.

Айсис Блейк из Носплейнс, штат Огайо, все та же толстая, трусливая, четырнадцатилетняя

девочка, свернувшаяся в душе. Только немного старше. Немного легче. И немного глупее.

Везде темно, наверное, середина ночи. Я встаю с больничной кровати и натягиваю куртку.

Выйти зимой на улицу в Огайо похоже на самоубийство – полнейшее безумие, но я все равно это

делаю. Терпеть не могу эту крохотную комнату. Она пытается задушить меня всеми своими гудками

и улыбающимися постерами детей, которым делают вакцину против гриппа. Кто улыбается, когда

видит иглу длинной в пять дюймов?! Психи, вот кто.

Я пообещала Наоми, что не воспользуюсь окном, чтобы проникнуть в детское отделение. Но в

последний раз, когда я проверяла: коридор определенно не являлся окном, а коридор ведет прямо в

детское отделение. Я просто никогда им не пользуюсь, потому что он рядом с комнатой Софии, и это

единственное место, где Наоми будет искать меня, если увидит, что я отсутствую в кровати. Я кладу

подушки под одеяла на своей койке, вытаскиваю из-под матраса четыре оставшиеся упаковки желе,

которые накопила, и выскальзываю за дверь. В коридорах тихо. Я приспосабливаю стаканчики с

желе, засунув их в свой бюстгальтер. Останавливаюсь, чтобы полюбоваться своей немаленькой,

разноцветной грудью и чувствую одинокую слезинку, вытекающую из глаза. Красивая.

Но вернемся к делу. У меня есть немного желатина, который нужно засунуть в горла

нескольких детишек. Мне только нужно попасть за угол и я...

Шиплю и прижимаюсь к стене. Мимо проходит группа интернов, которые несут кофе. Я

быстро подавляю порыв стать радикальной. Безусловно, я хочу скользить за ними по полу в своих

тапочках, как Джеймс Бонд, тихо и плавно, но я также хочу увидеть детей. Слишком многое зависит

от этого. Поэтому я, как прихрамывающий, первоклассный обычный шпион крадусь за ними, делая

при этом пируэты.

И именно тогда я слышу это. Такой звук, словно где-то вдалеке умирает кот, но когда я все

ближе и ближе подхожу к детскому отделению, понимаю, что это человек. Кто-то кричит, будто его

разрывают на части. В пустом коридоре это звучит невероятно жутко, и я начинаю думать, что,

возможно, моя жизнь превратилась в фильм ужасов, и девочка с длинными, черными волосами

увеличит мой телефонный счет, поскольку позвонит мне сказать, что я умру через семь дней, но

затем позади меня раздается шарканье шагов, и я прячусь за каталкой. Наоми и несколько медсестер,

задыхаясь, торопятся на крик.

– Кто забыл проверить ее показатели? – спрашивает одна из медсестер.

– Никто не забыл. Фенвол сказал полностью игнорировать изменение, – пыхтит Наоми. – Но

вместо этого кто-то обязан был дать ей Паксил8. Триша?

– Это не я! – настойчиво утверждает Триша. Первая медсестра вздыхает.

– Господи, Триша, опять...

– Вы знаете, как сложно ее убедить принять таблетки? Когда она такая? – шипит Триша.

– Ты хотя бы позвонила ему?

– Конечно! Он единственный, кто может ее успокоить...

Они пробегают мимо и оказываются вне пределов моей слышимости. Должно быть, они

говорили о другой Софии. Льстивая, которую я знаю, всегда слушает медсестер. Они ее любят. Она

точно никогда не отказывалась принимать лекарства.

Я медленно подхожу ближе к двери, из которой доносится крик. Медсестры закрыли ее, но

сквозь стены все слышно.

8 Паксил – антидепрессант, селективно уменьшающий нейрональный обратный захват 5-гидрокситриптамина.

Влияет на патогенетическое звено возникновения депрессии, устраняя дефицит серотонина в синапсах нейронов мозга.

LOVE IN BOOKS|ЛЮБОВЬ В КНИГАХ