Паруса смерти, стр. 59
— Он слишком внимателен. Он завел себе телохранителей, они бодрствуют день и ночь.
— Нет такого человека, которого нельзя было бы убить.
— Да, мадам, и я пытался. Я отравил его в Гибралтаре. Он болел две недели, но выжил.
— Вы выбрали негодный яд.
— Годный, мадам, годный. С его помощью я отправил на тот свет троих. Олоннэ выжил. И после этого случая стал весьма подозрителен. Он не ест со всеми, он…
— Я плачу вам деньги, Воклен, большие деньги.
— Целую ваши руки, но прошу заметить, что ни за какие деньги я не смогу купить себе вторую жизнь. Он мгновенно уничтожит меня, если заподозрит в намерении вредить ему. Мое спасение сейчас в том, что он подозревает всех и не в состоянии выбрать — с кого начать.
— Все эти ваши объяснения меня мало волнуют.
— Понятно, — опустил голову толстяк, и в глазах его сверкнула сдерживаемая злость.
— У вас нет другого выбора — вы должны его убить, иначе Олоннэ узнает, кого именно из своего окружения должен опасаться больше других.
Воклен замер. Он не ожидал такого поворота. Ему дают понять — эта девчонка! — что он у нее в руках, а он-то думал, что это она находится в его власти в случае чего. Что же он там такое ей сделал, Олоннэ, если она так его ненавидит?!
— Я буду стараться, мадам. Но не здесь, конечно, не на Тортуге.
— Я думаю, вы скоро отправитесь в плавание. Корсары пропили все заработанное.
Толстяк с поклоном удалился.
— Что молчишь, Воклен? — допытывался Ибервиль.
— Почему я не передал все сразу?
— Да, объясни!
— Мадам Женевьева не вышла, когда мы принесли деньги… И потом, зачем же связывать деньги и память о любимом муже…
— С каких это пор ты стал таким мягкосердечным? — захохотал ле Пикар.
— Врешь ты все. Ты лучше скажи сразу — подъезжаешь к вдовушке, а?!
— Какую чепуху ты мелешь, Ибервиль!
— Почему же чепуху? Чем ты хуже других? Ты человек состоятельный.
Воклен почувствовал, что в этих словах пьяного соратника всплывает старый намек на то, что груженный добычей корабль, которым ему было поручено командовать, находится отнюдь не на дне морском, а в какой-нибудь тихой заводи. И денежки, коими он был гружен, лежат в глубокой пещере, о пещере этой известно только одному человеку, потому что кости остальных уже обглоданы прибрежными крабами.
Толстяк не отреагировал на этот намек. Пусть себе болтают. Ибервиль не унимался:
— А собственно, чего ты удивляешься? За Шарпа пошла? Пошла. А ты чем хуже?
— Ты перестанешь болтать или нет?!
Ибервиль начал подниматься из-за стола, опершись на него двумя руками. Собеседник тоже, ему изменила его обычная выдержанность. Иногда даже самый терпеливый человек говорит себе — хватит!
Ле Пикар не вмешивался, более того — он забавлялся. Зрелище дерущегося на дуэли Воклена — это было для него внове.
Уже руки схватились за рукояти, уже все три глаза налились кровью, когда появился Роже. Он быстро понял обстановку и мгновенно вмешался.
Предложение капитана Олоннэ прибыть к нему с немедленным визитом было достаточным аргументом против почти назревшего поединка. Последние слова еще не были сказаны. Воклен шумно выдохнул. Ибервиль сплюнул. Ле Пикар усмехнулся. И все отправились на зов Олоннэ.
Глава вторая
Прошло примерно полтора месяца.
За это время капитану Олоннэ удалось сделать многое.
Он собрал под своими знаменами всех талантливых корсарских капитанов.
Оснастил эскадру из шести кораблей и возглавил целую армию не менее чем в тысячу человек.
Проделал труднейший путь к той части света, что впоследствии была названа Центральной Америкой. Плавание оказалось трудным из-за того, что в этот раз на Олоннэ ополчились помимо испанцев еще и силы природы. Эскадра перенесла два шторма и несколько приступов изнурительного штиля.
Олоннэ бомбардировал с моря испанский город Пуэрто-Морено, а потом, высадившись на берег с несколькими сотнями корсаров, взял его приступом.
Высадиться он был вынужден, потому что его люди стали роптать: им надоело болтаться по морям без всякого толка — ни один груженный золотом галион за все полтора месяца плавания не соизволил попасться им на пути.
Корсары послали своих представителей к капитану Воклену, пользовавшемуся среди джентльменов удачи самым большим уважением после Олоннэ. Кроме того, Воклен считался рассудительным человеком.
После первого разговора Олоннэ выставил вон «рассудительного человека» и заявил, что его целью является Сан-Педро и никакие другие цели его не интересуют.
— Иди и скажи им это!
Воклен безропотно поклонился и ушел. Но ему было суждено вернуться. Штиль оказался на его стороне. Настало утро, и корсары снова увидели эту ужасающую картину — беспомощно висящие на мачтах паруса. Они собрались на палубе и стали требовать, чтобы капитан вышел к ним.
Олоннэ вышел.
— У нас почти не осталось питьевой воды.
— В бочках одна гниль вместо солонины!
— Все сухари сожрали крысы!
— Еще несколько дней такой жизни — и мы будем не в силах натянуть фал!
— Что вы хотите от меня?! Это не я рассовал все испанские суда по укромным бухтам. И не я управляю погодой.
— Наши желудки не понимают слов. Дай нам еды и работы.
— До места высадки осталось всего двадцать миль. Мы перевалим через небольшой хребет, и в наших руках будет один из самых богатых городов провинции Никарагуа. У вас будут не только еда и работа, но и деньги. Много денег. Спросите у тех, кто ходил со мной на Маракаибо, довольны ли они своим заработком и держу ли я свое слово.
Голоса в возмущенной толпе начали стихать. Авторитет капитана делал свое дело. И тогда заговорил Воклен. Он вызвал этим огромное удивление Олоннэ. Никогда скрытному толстяку не приходило в голову открыто выступить против своего капитана.
— Ты хочешь что-то сказать?
— Да. — Воклен повернулся к команде. — Мы все очень уважаем нашего капитана, но… В общем, зачем нам идти до Сан-Педро, когда есть чем поживиться значительно ближе?
Толпа опять заволновалась:
— Где?
— Что?
— Пуэрто-Морено, он находится вот за этим мысом. Городишко небольшой и не такой уж богатый, но для того, чтобы перевести дух и поесть вдоволь, он сгодится.
— Что ты мелешь! Какой еще Пуэрто-Морено! — начал было Олоннэ поднимать голос на неуместного говоруна, но почувствовал, что слова Воклена произвели на собравшихся сильное впечатление. Одним криком не обойтись, нужны более основательные аргументы. — Еще пять лет назад здесь был простой рыбацкий поселок. Здесь жили индейцы, которые охотятся на черепах. Этих тварей мы можем наловить и сами.
Олоннэ говорил с раздражением и понимал, что его слова звучат все менее убедительно.
Воклен тоже видел: капитан не в ударе.
— Да, — заговорил он снова, — городок совсем небольшой. Его вообще построили как пристань, испанцы там перегружают товары, чтобы потом отправлять их в глубь континента. Охрана там есть, но не слишком большая, и мы…
— Ладно, — махнул рукой Олоннэ, — если завтра утром не будет ветра, мы обойдем этот мыс.
— Как это мы сделаем при таких парусах? — закричали в толпе.
— Верповать будем, понятно. Триста человек высадятся на берег.
Сделав еще кое-какие распоряжения, Олоннэ ушел в каюту. Надо было обдумать сделанные сегодня открытия. Например — почему так осмелел Воклен? Почему промолчали Ибервиль и ле Пикар? Не могут же они перейти на сторону Воклена. Потому что перейти на его сторону — это значит встать под его команду. Для настоящего лихого моряка и воина стать подчиненным такой посредственности, как капитан Воклен, непереносимо обидно.
Может, все-таки завтра появится ветер. Он был готов молиться Богу, черту, кому угодно, чтобы это произошло.
Этого не случилось.
Наутро корсары, назначенные для пешего боя, стали высаживаться на берег.
Другие занялись верпованием — тяжелым, нудным делом. То есть перетаскиванием кораблей вдоль берега вручную с помощью веревок, наматываемых на растущие на берегу деревья. Это была самая нелюбимая работа, чем-то схожая с бурлацкой. А может быть, и очень схожая.