Паруса смерти, стр. 57

Его высокопревосходительству было крайне забавно слышать подобные слова из уст обыкновенного бандита, но он не позволил себе показать это.

— Сэр Фрэнсис Бэкон пописывал в подобном роде, вам не попадались его рассуждения об Атлантиде? Или «Город солнца» Кампанеллы, название прочитанного вами отрывка явно перекликается с названием поразительного сочинения этого итальянца. Не читали?

Дон Антонио виновато и отрицательно покачал головой.

— Если я вас не повешу, дам вам прочитать латинский перевод. У меня имеется, как память об одном из родственников.

Его высокопревосходительство не обратил никакого внимания на вторую часть фразы, поскольку был потрясен первой.

— Господин Олоннэ, вы играете со мной, как кошка с мышью, то вовлекаете в высокоученый спор, как бы давая понять, что готовы видеть во мне человека, жизнь коего для вас имеет некоторую ценность, то вдруг объявляете о возможности немедленной виселицы. Прошу вас, объявите мою участь, дабы я мог помолиться и привести в порядок если не дела свои, то хотя бы мысли. Прошу вас.

Капитан жестом сожаления развел руки. Кровь подсохла, с обшлагов больше не капало.

— Я не могу вам объявить то, чего не знаю сам. Ваша участь в огромной степени зависит от того, что вы станете мне отвечать на вопросы. Не «как», заметьте, а «что».

Дон Антонио шумно сглотнул слюну:

— Я готов.

— Отлично. Для того чтобы вы по ходу нашего расследования задавали себе как можно меньше недоуменных вопросов, чтобы это не мешало вам размышлять над вопросами моими, я объясню вам общие очертания моего интереса. Собственно, я уже начал это делать своим рассуждением о взрослых и детях.

— Я помню… — угодливо закивал его высокопревосходительство.

— Так вот, я убежден, что автором этого отрывка является, говоря моими словами, человек взрослый. Они чрезвычайно редки в нашем мире, а в этой части мира и подавно. Мне нужно его отыскать. Во что бы то ни стало.

— Но если он мертв!

— Тогда мне нужно отыскать его труп и тех, кто его похоронил.

— Но он, может быть, живет не в Новом Свете, вообще, может быть…

— У меня есть основания считать, что он живет именно в Новом Свете.

— Спрашивайте, господин Олоннэ. Я отвечу. И обещаю полную искренность.

Капитан выколотил трубку и снова набил ее табаком. Не торопясь раскурил. Совершаемые им движения ничуть не походили на приготовление палача к своей мрачной работе, но дон Антонио тем не менее чем дальше, тем больше чувствовал себя привязанным к грот-мачте.

— Но ведь может статься, что этот текст очень старинный, и тогда, как бы я ни старался вам помочь, вы все равно останетесь недовольны.

— Разве вы сами, читая это свиток, не ощутили, что писал его наш современник? Более того, мысли, в нем заключенные, весьма напоминают мне мысли, высказывавшиеся человеком, коего я знавал не более чем десять лет назад. Такой человек должен быть признан нашим современником, не правда ли?

— Согласен с вашим мнением.

— Тогда скажите мне, откуда у вас этот свиток?

— Он появился у меня недавно вместе с другими свитками и книгами. Их доставили мне, зная о моей склонности к разного рода древностям и загадкам, из Сан-Педро.

Олоннэ встрепенулся:

— Из Сан-Педро?

— Именно. Тамошний алькальд дон Каминеро год назад проводил какую-то карательную экспедицию против местных индейцев. Там ведь проживают вдоль реки Святого Иоанна, называемой также Дезаньядера, даже людоеды. Они дики и воинственны.

— Откуда у диких людоедов могли оказаться книги и свитки?

Дон Антонио кивнул, показывая, что заключенное в вопросе недоверие считает обоснованным:

— Я и сам задался таким вопросом и обратился с ним к офицеру, сопровождавшему груз. Офицер был из новеньких, только что переведенный из Фландрии за какие-то провинности, он не смог удовлетворить моего любопытства. Да и то сказать, оно не было таким острым, как ваше.

— И вы забыли об этом свитке.

— Нет. Ведь мне, ради того чтобы навербовать добровольцев, пришлось отправиться в глубь Никарагуа. В Сан-Педро я, разумеется, встретился с доном Каминеро. Не в числе первых, не буду лгать, но я задал ему вопрос о переданных им в мое распоряжение рукописях и книгах.

— Он отказался отвечать?

— Вы почти угадали. Он на эту тему говорил неохотно. Лишь кратко упомянул о том, что помимо дикарей его солдаты столкнулись и с одним культурным индейским поселением; у жрецов, возглавлявших поселение, эти книги и были изъяты. Почему это пришлось сделать, он не объяснил и никаких запоминающихся подробностей относительно этих культурных индейцев не привел.

Олоннэ поскреб мундштуком переносицу и крикнул, полуобернувшись:

— Роже!

Явился седой камердинер.

— Я здесь, господин.

— Принеси мне что-нибудь переодеться. А то это, — капитан не без усилия стащил с себя камзол, — невозможно носить.

Состоялся акт переодевания. Дон Антонио был вынужден на нем присутствовать. Когда в Эскуриале ему приходилось наблюдать церемонию перемены августейшим лицом его одежд, он считал себя польщенным. Но сейчас кем он должен был себя считать, рассматривая голого бандита?

Никакой возможности возмутиться не было.

Его высокопревосходительство покорился судьбе. Хотя и не полностью. Он отвел глаза.

После окончания процедуры Олоннэ вдруг спросил:

— А, вы еще здесь?!

Удивление, прозвучавшее в голосе капитана, было столь поддельным, что дон Антонио содрогнулся, — издевательства продолжаются.

— Я жду решения своей участи.

— Вы знаете, не такой простой это вопрос — ваша участь.

— Отчего же?

— Да оттого. На Тортугу я вас взять не могу, да, судя по всему, и вы сами не хотите туда.

Губернатор закашлялся.

— Вы не купец какой-нибудь, вы большой чиновник испанской короны. Я могу поставить в неудобное положение господина де Левассера. Королю Людовику придется объясняться с королем Филиппом.

— Это правда.

Роже пододвинул к капитану тщательно протертое кресло, тот вальяжно в него уселся.

— Но отпустить на свободу я вас также не могу.

— Но почему? Клянусь…

— А что скажут мои боевые друзья, они столько крови пролили, чтобы добраться до вашего горла, а я вдруг в решающий момент разрешу вам удалиться. Невозможно.

— Что же, нет никакого выхода?

— Один выход всегда есть в запасе — вздернуть вас на рее, ко всеобщей радости.

— Но мне почему-то кажется, что вы не склонны прибегать к нему.

Олоннэ улыбнулся:

— Вы проницательный человек. Я не повешу вас сегодня.

— Выкуп?

— Да. Это даст мне возможность держать вас возле себя, не убивая. Пока.

Дон Антонио с облегчением вздохнул, как вздохнул бы всякий человек, услышавший, что казавшаяся неизбежной смерть сделала шаг назад.

— Но почему вы со мной так откровенны, капитан?

— Потому что мне на вас наплевать.

Глава четырнадцатая

Этой ночью все на борту «Сантандера» напились вдрызг. Корсары умели собираться при наличии опасности, особенно смертельной, но ничто не могло помешать их веселью над трупом побежденного врага.

Олоннэ знал, разумеется, об этом свойстве своих подчиненных, поэтому и не пытался протестовать. Вместе с Ибервилем, новым капитаном «Сантандера», переименованного в «Монпелье» (так назывался родной город бельмастого), и дюжиной бутылок крепкой мадеры вовсю веселился в большой каюте. Веселье заключалось в том, что он лежал лицом на столе, не подавая признаков жизни. Столь же оживленными и жизнерадостными выглядели Ибервиль и другие офицеры.

Бодрствовали лишь Роже и Беттега. Первый — потому что не любил состояние опьянения и особенно те последствия, что оно с собой приносит. Второму было приказано бодрствовать и не прикасаться к вину.

— Слишком многие хотят меня здесь зарезать, — сказал Олоннэ своему телохранителю.

— Так прикажи их убить.

— Если бы я точно знал кто, не раздумывал бы ни секунды. А так боюсь ошибиться. Так что будь внимателен. И если я завтра проснусь с кинжалом в спине, тебе не поздоровится.