Илиада Капитана Блада, стр. 4

Глава вторая

Лучшая подруга

Осторожно ступая по каменистому дну, лошади перешли неглубокий ручей и стали шагом подниматься по пологому склону, местами поросшему кустарником.

Мисс Элен ехала немного впереди, изящно откинувшись в дамском седле. На ней была белая амазонка и белая же широкополая шляпа. У самой вершины холма она остановилась, образовав на мгновение вместе со своей лошадью романтическую и величественную конную статую.

Энтони невольно залюбовался ею и несколько секунд не решался приблизиться, чтобы не нарушить это внезапное одиночество.

С того места, где остановилась мисс Элен, открывался впечатляющий вид. И Порт-Ройял с белыми домами, зелеными крышами, и гавань с игрушечными корабликами, и проплешины гигантских мелей слева от форта, и сияющие в сиреневой дымке морские дали. Элен глубоко вздохнула и, не оборачиваясь к брату, спросила:

— Так ты не ответил мне, Энтони, ты пойдешь сегодня на эту вечеринку или нет?

— Ты говоришь так, как будто тебе этого не хочется.

— Дело совсем не в этом, — Элен слегка прикусила верхнюю губу, что свидетельствовало о сильном раздражении, — я просто хочу знать точно — да или нет. Я хочу успеть уложить волосы.

Энтони пожал плечами:

— Лавиния твоя лучшая подруга, а ты готовишься в гости, как на поединок.

— Не говори глупостей, Энтони. Лавиния действительно моя ближайшая подруга, и поэтому мне не хотелось бы своим затрапезным видом испортить ей праздник. Ты же знаешь, какое для нее значение имеют подобные вещи.

— Будь по-твоему. У вас, женщин, всегда какие-то сложности на пустом месте.

Элен опять прикусила губу.

— Тем не менее ты мне так и не ответил.

— Да, поеду. Хотя, — Энтони зевнул, — не сказал бы, что горю желанием.

— Тогда я тебя не понимаю. Ведь все так просто: если не хочешь — откажись.

— Ну, ты же знаешь, — тихим внушающим голосом заговорил брат, — что это уже далеко не первое приглашение и отказываться долее просто невежливо.

— А-а, значит, дело только в этом? — иронически усмехнулась сестра. — Знак вежливости. Сын губернатора, превозмогая отвращение, пытается удержаться в рамках приличий.

Юноша выразительно помотал головой:

— Послушай, Элен, я что-то не пойму, ты мне уже четверть часа треплешь нервы и все из-за такого пустяка, как прическа. Это, наконец, смешно.

— Ах, тебе уже смешно?!

Энтони всегда пугался, когда сестра начинала говорить таким тоном.

— Ну, хорошо, хорошо. Если ты не хочешь, чтобы я ехал к Лавинии, я не поеду. Не понимаю, почему этого не следует делать, но подчиняюсь твоему капризу.

— Не смей так со мной разговаривать!

И без того бледное, как у отца, вытянутое лицо юноши совсем побелело. Он нервно поежился в седле, и его жеребец заволновался под ним.

— Ну и характер у вас, мисс, должен вам заметить.

— А я никого силой возле себя не держу.

Чем сильнее трясло Энтони от справедливого гнева, тем спокойнее он старался говорить.

— Считаю своим долгом вас известить, мисс, что собираюсь сегодняшний вечер провести в обществе небезызвестной вам красавицы Лавинии Биверсток. Так что не сочтите за труд известить сэра Блада, что ждать меня к обеду не следует.

Закончив эту речь, юноша стал выбирать поводья, намереваясь развернуться и гордо и решительно покинуть холм, где случилась эта бессмысленная, однако серьезная, как ему показалось, размолвка. Но сестра его опередила. Энтони еще не успел развернуться, а ее вороная уже рванула куда-то вправо, через мгновение белая амазонка мелькала в полусотне ярдов между валунами и колючими кустами мексиканского остролиста.

— Понесла! — крикнул кто-то из слуг.

— Элен, — прошептал брат и, не раздумывая, ринулся за ней. Слуги кое-как поспешили следом.

Погоня по изрытым склонам в густых зарослях была делом рискованным. Первая же встречная ветка сорвала с Энтони шляпу. Копыта его жеребца то грохотали по камням, то чавкали в мягком после недавнего дождя красноземе. Белая амазонка мелькала впереди все реже. Слуги отстали, их лошади не могли тягаться с господскими. В какой-то момент этой гонки Энтони показалось, что он окончательно потерял сестру из виду. Он остановился, поднял своего жеребца и повернул его на месте, чтобы оглядеться. От мысли, что с Элен что-то случилось, волосы вставали дыбом. Нигде не видно! Он проскакал еще ярдов сто и вдруг слева увидел Лауру, вороную кобылу Элен. Одну, без всадницы. В висках застучало. Что-то про себя причитая, Энтони рванулся к ней через цепкие заросли, раздирая мундир.

Элен лежала навзничь на траве, раскинув руки. Рядом валялась ее шляпа. Белокурые волосы элегантно рассыпались по точеным плечам.

Энтони спрыгнул с коня. Даже сквозь сильнейшее волнение у него мелькнула мысль: никогда не замечал, как она прекрасна! Он опустился с ней рядом, прижался ухом к левой стороне корсета. Сердце билось. На голове, он погладил ее, не было никаких заметных повреждений.

— Элен, — негромко позвал он, — Элен.

Сознание не спешило к ней возвращаться. Энтони растерянно оглянулся, не зная, что предпринять. Он даже боялся коснуться, чтобы чем-нибудь не навредить ей. Правда, сестра не выглядела нуждающейся в какой-то срочной помощи. Ее состояние напоминало тихий, спокойный сон, и Энтони готов был, оберегая его, просидеть здесь сколько угодно, хоть день, хоть год.

Длинные, поразительно светлые волосы Элен (они не потемнели с возрастом, как это часто случается) были прекрасны; в них запуталось несколько листьев и травинок. Молодой лейтенант осторожно вынул их.

За этим занятием и застали его подоспевшие наконец слуги.

— Как она чувствует себя? — спросил утром следующего дня Энтони у Тилби, молодой бойкой ирландки, камеристки мисс Элен.

— Ей немного лучше. Доктор Хаусман прописал холодные примочки и полный покой.

— Можно... Можно мне ее видеть?

— Я сейчас узнаю, сэр. — Тилби, крайне удивленная неуверенностью лейтенанта, нырнула в комнату госпожи. Молодой офицер стал прохаживаться по коридору перед запертыми дверьми, щелкая каблуками. Служанки не было довольно долго. Отчего волнение Энтони усилилось. Наконец Тилби появилась. Выражение лица у нее было озабоченное.

— Ну что?

— Только не надолго, мисс Элен еще трудно разговаривать. Доктор Хаусман сказал, что ей нельзя волноваться.

Энтони вошел к сестре и присел на низенький пуф рядом с постелью. Она полулежала на высоких шелковых подушках, волосы ее были опять распущены и тщательно расчесаны. И он снова подумал, как они ей к лицу!

— Я не спал всю ночь, сестрица. Я виноват перед тобой, не знаю, как это могло получиться. Я могу только молить о прощении, я...

Элен, слабо улыбнувшись, подняла с покрывала тонкую белую руку, прерывая извинения брата.

— Забудем об этом. Расскажи лучше, как прошел вечер у Лавинии.

— Я не знаю.

— То есть ты не поехал?

— Разумеется. Мог ли я веселиться, когда моя сестра находится в таком опасном состоянии, да еще к тому же по моей вине.

По лицу Элен пробежала легкая тень.

— Ради сестры ты готов на многое.

Энтони удивленно замер, недоумевая, чем он огорчил ее на этот раз, и, чтобы не ляпнуть что-нибудь не то, он попросту молчал. Но этой паузе не суждено было затянуться. В комнату вбежала Тилби и сообщила, что прибыла мисс Лавиния и просит принять ее немедленно.

— Проси.

Энтони поднялся в явном смущении.

— Что с тобой, братец?

— Не стану вам мешать, близким подругам лучше, наверное, поговорить наедине.

— Какой ты странный. Почему тебя так разволновало то, что меня приехала навестить мисс Биверсток, известная красавица и богачка?

— Ты меня не так поняла.

— А как я тебя пойму, если ты ничего не говоришь.

Двери распахнулись, в комнату решительным шагом вошла Лавиния. На ней было платье из серого шелка с черными кружевами на корсаже, на оливковой шее светилась нитка картахенского жемчуга. Она улыбалась.