Черный принц, стр. 15

— Если вы видели, то поймете меня. — Инголф запустил руки в волосы, разрушая идеальную укладку. — Подобное не должно повториться. Не мы. Не от нас…

— Когда «Странник» перебросили?

Наверняка демонтировав. Наверняка порталом. Наверняка в защищенную зону, выйти из которой непросто.

— Два месяца тому. — Он провел сложенными щепотью пальцами по шее, задержавшись на кадыке. — Всего два месяца… или целых два месяца? Как знать… у Короля хорошие алхимики. А лаборатории… вы ведь сами устанавливали защиту?

Но теперь Брокк не был уверен, что ее будет достаточно.

— Король готовится. Он спешит. Я знаю, что этот… несуществующий проект увлек многих. Вы ведь в курсе, как это бывает? Видишь перед собой конкретную задачу и пытаешься решить ее, а последствия… ведь задача решена умозрительно. И вряд ли найдется кто-то, кто посмеет перейти от теории к практике.

— Намекаете на мои эксперименты? — Брокк слушал гул моторов и скрип корпуса, который был почти музыкой.

— Намекаю? По-моему, ясно указываю, — насмешка и прежнее хладнокровие. — Поверьте, мастер, новое оружие будет куда опаснее огня… хотя бы в силу своей избирательности.

— Король…

— Не применит его, пока будет возможность отступить. Вот только…

…взрывы.

Прилив. Подошедшая к поверхности жила, раздувшаяся от пламени, готовая прорваться сама по себе… Город, замерший над огненной чашей. Случись прорыв, успеет ли Стальной Король выпустить чуму?

— Это война, которой нет, — очень тихо добавил Инголф.

Молчание длилось долго, показалось, — вечность. И Брокк нарушил его первым.

— Бомбы не должны взорваться. Не во время прилива.

— Значит, вы тоже не верите, что Ригер был виновен?

— Был, — в этом у Брокка сомнений не оставалось. — Но не только он.

— Остаются двое. Смею полагать, меня вы из числа подозреваемых исключили? Впрочем, не отвечайте, но… сколько?

— Как минимум три. И нет, я вас не исключил.

— Тогда откуда такое доверие?

— Никакого доверия. — Он выдержал прямой взгляд Инголфа. — Вы чересчур много знаете.

— Связи…

Древний род, чьи корни давно переплелись с королевскими.

— Что ж, с моей стороны было бы неосмотрительно не воспользоваться вашим знанием… или вашими связями.

— Помилуйте, мастер, — к Инголфу возвращалась прежняя невозмутимость, — вам и самому грех жаловаться. Король вам доверяет.

— Не настолько, чтобы поделиться своими планами.

— Боюсь, настолько он не доверяет никому. А вы слишком… как бы помягче выразиться, чистоплюй.

— В отличие от вас?

— В какой-то мере упрек заслужен. — Инголф поднялся и надел пиджак. — В какой-то мере. Никто, и прежде всего Король, не хочет войны. Но если она начнется, псы не уйдут вслед за альвами. Этот мир принадлежит нам.

…мир. И небо, которое постепенно наливалось предгрозовой синевой. Раскаты грома доносились издали, заставляя немногочисленных пассажиров ежиться, озираться и отступать от иллюминаторов. Стюарды разносили обед и горячий чай, который многие сдабривали спиртным, впрочем не гнушаясь и бара кают-компании. Вспыхивали разговоры и сами собой гасли.

— Надеюсь, — Лэрдис оказалась рядом, присела и коснулась его ладони, — ты не настолько на меня сердит, чтобы прогнать сейчас.

Она выглядела бледной и растерянной.

И когда гондола в очередной раз вздрогнула под ударом ветра, Лэрдис прикусила губу.

— Я… — голос ее стал тихим, извиняющимся. — Не знала, что здесь будет так… жутко. Она ведь выдержит?

— Выдержит.

Брокка слушала не только она, даже шифровальщик, не отступавший от оптографа последней модели — такому и гроза не станет помехой, — повернулся к Брокку. И он, чуть громче, чтобы слышали все, сказал:

— Мы поднимаемся. И пройдем над грозовым фронтом. Волноваться не о чем.

Ему не поверили. И репортер, взопревший в теплой своей одежде, потянулся за котелком.

— Знаете, господа, — пояснил он, пусть бы никто не спрашивал объяснений, — мне вот подумалось, что если мы разобьемся, то случится спасательная экспедиция…

Он вертел шляпу в руке, мял плотный фетровый борт.

— И вот найдут нас… а я без шляпы. Как-то неуместно, не находите?

Его коллега шумно выдохнул и произнес:

— Мне бы ваши заботы…

А Лэрдис, наклонившись к самому уху, сказала:

— Забавные они…

…они, люди.

Существа, не столь уж отличные от детей Камня и Железа. Многочисленные. Им тесно в городе. В мире. Инголф прав в том, что война идет и они побеждают уже потому, что их больше… остановить? Признать правоту Короля? Кто посмеет обвинить его, спустившего с привязи чуму, принесенную чужим, но явно человеческим кораблем? Никто, если люди нанесут удар первыми.

И Брокк прижал ладони к вискам. Голова раскалывалась от боли, а Кэри, которая с этой болью всегда управлялась играючи, не было. Женщина же, сидевшая рядом, что-то говорившая, прикасавшаяся с притворной нежностью, не вызывала ничего, кроме глухого застарелого раздражения.

Неужели он и вправду любил ее?

От запаха лаванды головная боль лишь усилилась.

ГЛАВА 6

Кэри скомкала газету.

Расправила.

Снова скомкала, получая странное наслаждение от хруста тонкого листа бумаги. И опять расправила, разложила на столе, разгладила заломы.

Черные буквы на сероватой бумаге. От нее пахнет еще типографской краской и солеными огурцами, которые наверняка весьма жаловал разносчик.

Кэри ненавидела его и человека, написавшего эту статью… всех людей, которые ее прочтут… уже читают, втайне посмеиваясь над Кэри…

…дурочка.

Наивная дурочка, вот она кто.

Кэри погладила лист и когтем проткнула, рванула, раздирая на клочья и его, и, кажется, скатерть. И коготь увяз в дереве, заставив очнуться, но ненадолго.

Черно-белый дагеротип со скромной подписью: «Экипаж и первые пассажиры дирижабля „Янтарная леди“». Они стояли полукругом. Экипаж в белом, пассажиры — в черном. А между ними, точкой соприкосновения, Лэрдис. Эта женщина умудрялась выглядеть яркой и на черно-белой картинке, которую Кэри медленно и методично раздирала в клочья.

Пассажиры…

…первые пассажиры, среди которых должна была быть Кэри.

— О да, милая, конечно, ты полетишь, но позже… этот перегон небезопасен. — Она заговорила сама с собой, осознав, что еще немного, и вспыхнет от молчания, от ненависти. — Я не хочу тобой рисковать…

Сволочь.

Лживая вежливая сволочь.

А Кэри верила ему… просила, и когда возражал, то, с возражениями соглашаясь, отступала.

Надо успокоиться. От газеты остались клочки, которые кружились в воздухе, падали на ковер, покрывая его бело-черным типографским снегом.

— Мне очень с тобой повезло… — Она бросила взгляд в зеркало и раздраженно отвернулась, чтобы не видеть себя такой, встрепанной, злой, застывшей на грани обращения.

Предатель.

Он ничего ей не обещал, но…

…не плакать, пусть и на глаза наворачиваются слезы.

Бумагу в камин и…

— Леди, — дворецкий отвлек, и голос его заставил Кэри очнуться, — вас спрашивает мисс Грай. Мне сказать, что вам нездоровится?

— Отнюдь. — Кэри вскинула голову и улыбнулась. — Со мной все хорошо… замечательно просто. Проводите Грай в южную гостиную. Я скоро приду.

Она не будет плакать.

И страдать тоже не станет. Если он выбрал Лэрдис, то… в конце концов, они ведь друзья и только? Встав перед зеркалом, Кэри медленно — руки вдруг сделались неподъемными — вытаскивала из волос шпильки. Прическа все одно растрепалась, а распущенные волосы ей идут…

…Брокк говорил.

Надо забыть обо всем, что он говорил.

— Ах, дорогая! — Грай поднялась навстречу и, приобняв Кэри, коснулась губами щеки. — Я так рада тебя видеть!

— И я рада, — солгала Кэри.

Видеть не хотелось никого.

А хотелось взять фарфоровое блюдце, белое, с золотой каймой, с виноградной лозой на донце, и швырнуть в стену… и следом отправить второе… третье… пока стена не треснет. Или посуда не закончится. Но Кэри точно знала: в этом доме посуды хватит не на одну истерику.