Воронята (ЛП), стр. 70

— Делай третий выбор, — сказала Блу. — В следующий раз ты должен принести с собой тетрадь.

— Не помню ту часть, где она говорила про тетрадь.

— Это потому что эту часть сказала я, только что. В следующий раз, когда тебе будут гадать на картах, записывай. Тогда ты сможешь сравнить все с тем, что происходит на самом деле, и будешь знать, прав ли экстрасенс.

Теперь он смотрел на нее, но она не была уверена, что он и в самом деле смотрел на нее.

— Хорошо, буду записывать.

— Я спасу тебя от проблемы в сей раз, — добавила Блу, склонив голову назад, как только Адам поднялся на ноги. Ее пальцы и кожа жаждали парня, с которым день назад она держалась за руки, но стоящий перед ней, кажется, не был тем парнем. — Моя мать хороший экстрасенс.

Засунув руки в карманы, он щекой потерся о плечо.

— Так ты думаешь, мне стоит послушать ее?

— Нет, тебе стоит послушать меня.

Быстрая улыбка Адама была достаточно хрупкой, чтобы сломаться.

— И что ты говоришь?

Блу внезапно испугалась за него.

— Будь храбрым.

Всюду была кровь.

«Теперь ты счастлив, Адам?»прорычал Ронан. Он стоял на коленях рядом с Гэнси, который бился в конвульсиях в грязи. Блу смотрела на Адама, и ужас на ее лице был хуже всего. Это была его ошибка. Ронан был вне себя он потери. «Это то, чего ты хотел?»

Сначала, когда Адам открыл глаза после кровавого сна, его тело трясло от адреналина, он не был уверен, где находится. Адам чувствовал, как он поднялся в воздух, пространство вокруг было не таким, слишком мало света, слишком много воздуха над головой, звук его дыхания давящего на него со стен.

Тогда он вспомнил, где он был, в комнате Ноа с узкими стенами и высоким потолком. Новая волна страдания нахлынула на него, и он мог идентифицировать ее источник очень точно: ностальгия. В течение нескольких минут Адам лежал там, не засыпая, рассуждая сам с собой. Логически Адам знал, что он ничего не упустил, что фактически у него был Стокгольмский синдром, он идентифицировал отца с похитителем, считая его добрым, когда тот не бил его. Объективно, он знал, что был оскорблен. Он знал, что повреждения оказались хуже, чем просто ушиб, с которым он когда-то приходил в школу. Он мог бесконечно анализировать свои реакции, сомневаться относительно своих эмоций, задаваясь вопросом, будет ли он поступать точно так же со своим ребенком.

Но лежа в черноте ночи, все, о чем он мог думать, было: «Моя мать никогда не заговорит со мной снова. Я бездомный».

Призрак Глендовера и энергетическая линия не покидали мысли Адама. Они казались ближе, чем когда-либо прежде, но вероятность удачного исхода казалась менее прочной, чем когда-либо прежде. Велк был там, и он искал их дольше, чем Гэнси. Конечно, своими способами он найдет, что хотел, раньше, чем они.

«Мы должны пробудить энергетическую линию».

В голове Адама была каша из мыслей: последний раз отец ударил его, Свинья с Гэнси внутри притормозила рядом с ним, двойник Ронана на кассе в тот день, когда он решил, что ему нужно пойти учиться в Аглионбай, кулак Ронана, врезающийся в лицо его отца. Он был переполнен желанием слишком многого, чтобы расставить приоритеты, и это все вгоняло его в отчаяние. Чтобы не работать так много часов, попасть в хороший колледж, выглядеть правильно в галстуке, все еще не быть голодным, съев тоненький бутерброд, который он принес на работу, ездить на великолепном Ауди, который остановил бы взгляд Гэнси один раз после школы, отправиться домой, ударить отца самому, в собственной квартире с гранитной столешницей и телевизором по размеру больше, чем стол у Гэнси, быть частью чего-то, вернуться домой, вернуться домой, вернуться домой.

Если бы они пробудили энергетическую линию, если бы они нашли Глендовера, он смог бы заиметь все эти вещи, большинство из них.

Но снова он увидел раненого Гэнси, и также видел раненое лицо Гэнси сегодня раньше, когда они ругались. Просто не было способа, при котором Адам бы рискнул Гэнси.

Но также не было никакого способа, при котором он собирался позволить Велку взять то, ради чего они столько работали. Ждать! Гэнси всегда имел возможность ждать. Адам нет.

Он все решил. Передвигаясь по комнате тихо, Адам сложил вещи в свою сумку. Трудно было предсказать, что он собирается делать. Адам достал пистолет из-под кровати и долго смотрел на его черный, зловещий силуэт на полу. Ранее Гэнси видел, как он его распаковывал.

— Что это? — ужаснувшись, потребовал он.

— Ты знаешь, что это, — ответил Адам. Это был пистолет отца Адама, и хотя он не был уверен, что отец когда-либо использовал бы на своей матери, он не стал рисковать.

Беспокойство Гэнси по поводу оружия было ощутимо. Адам думал, что, возможно, это было потому, что Велк приставлял пистолет к его лицу.

— Я не хочу, чтобы эта штука находилась здесь.

— Я могу его продать, — предложил Адам. — Я уже думал об этом. Но легально не выйдет. Он зарегистрирован на имя Велка.

— Естественно есть способ от него избавиться. Закопай его.

— Чтобы какой-нибудь ребенок нашел?

— Я не хочу, чтобы он был здесь.

— Я найду способ от него избавиться, — пообещал Адам. — Но я не могу оставить его тут. Не сейчас.

Адам действительно не хотел брать его с собой сегодня ночью.

Но он не знал, чем ему нужно пожертвовать.

Он проверил предохранитель и положил оружие в сумку. Поднявшись на ноги, он повернулся к двери и чуть не задохнулся. Прямо напротив него стоял Ноа, ввалившиеся глаза на уровне глаз Адама, разбитая щека на уровне раненого уха Адама, бездыханный рот в сантиметрах от затаившегося дыхания Адама.

Без Блу, чтобы заставить его быть сильнее, без Гэнси, чтобы заставить его быть человечнее, без Ронана, чтобы заставить его быть своим, Ноа был чем-то пугающим.

— Не бросайся этим, — прошептал Ноа.

— Я стараюсь, — ответил Адам, поднимая сумку. Из-за пистолета внутри она ощущалась неестественно тяжелой. «Я проверил предохранитель, не так ли? Проверил. Я знаю, что проверил».

Когда он выпрямился, Ноа уже исчез. Адам прошел через черный, холодный воздух, где он только что был, и открыл дверь. Гэнси съежился на кровати в наушниках, глаза закрыты. Даже без слуха в левом ухе, Адам мог слышать легкие звуки музыки, что бы Гэнси не включал себе для компании, усыпило его.

«Я не предаю его»думал Адам. «Мы все еще вместе. Только когда я вернусь, мы будем одинаковыми».

Его друг не пошевелился, и когда он позволил себе выйти за дверь. Когда он ушел, единственным звуком, который он слышал, был шепот ночного ветра среди деревьев Генриетты.

Гэнси проснулся среди ночи, обнаружив свет полной луны на своем лице.

Потом, когда он снова открыл глаза, окончательно проснувшись, он понял, что это была не луна — свет от нескольких фонарей Генриетты отражался пасмурным фиолетовым от низких облаков и разбрызгивался по окну каплями дождя.

Не было луны, но что-то наподобие света разбудило его. Он подумал, что слышал отдаленный голос Ноа. Волосы на руках медленно зашевелились.

— Я не могу тебя понять, — прошептал он. — Прости. Ты можешь сказать громче, Ноа?

Поднялись волосы на затылке. Облако его дыхания внезапно зависло в холодном воздухе.

Голос Ноа произнес:

— Адам.

Гэнси выбрался из кровати, но было уже слишком поздно. Адама в старой комнате Ноа не было. Его вещи разбросаны. Он собрался, он ушел. Но нет… его одежда осталась. Он не думал уходить насовсем.

— Ронан, вставай, — сказал Гэнси, толчком открывая дверь Ронана. Не дожидаясь ответа, он направился к лестничной площадке, чтобы выглянуть в разбитое окно на парковку. Снаружи все застилал дождь, мелкие брызги создавали ореол вокруг удаленных от дома фонарей. Каким-то образом он уже знал, что обнаружит, но, тем не менее, реальность встряхнула: Камаро пропал с парковки. Адаму было проще завести без ключа зажигания его, чем БМВ Ронана. Рев запуска двигателя, возможно, был тем, что разбудило Гэнси первый раз, а лунный свет — просто воспоминание о последнем разе, когда он просыпался.