Воронята (ЛП), стр. 44

Слезы бежали по лицу другой Блу. Из-за этой странной магии Блу могла ощущать их на своем лице. А еще она могла чувствовать боль, нарастающее страдание, как тогда, во дворе церкви, горе, которое было больше, чем сама Блу. Слезы другой Блу казались нескончаемыми. Одна слезинка сменялась другой, стекая по одним и тем же дорожкам на щеках.

Парень в Аглионбайском свитере прислонил свой лоб ко лбу Блу. Она почувствовала давление его кожи на своей, и внезапно ощутила запах мяты.

— Все будет хорошо, — сказал Гэнси другой Блу. Она поняла, что он боялся. — Все будет хорошо.

Невозможно, но Блу осознала, что эта другая Блу плакала, потому что она любила Гэнси. И причина, почему Гэнси вот так касался ее, его пальцы столь осторожны с ней, состояла в том, что он знал, ее поцелуй может погубить его. Она могла ощущать, как ужасно другая Блу хотела его поцеловать, даже если боялась этого. И Блу не могла понять, почему ее настоящие воспоминания в отверстии дерева были омрачены другими, ложными воспоминаниями о том, как их губы почти встретились, воспоминаниями о жизни, которую другая Блу уже прожила.

— Хорошо, я готов… — произнес Гэнси немного сломленным голосом. — Блу, поцелуй меня.

Вздрогнув, Блу открыла глаза в настоящем, и теперь она видела темноту дерева вокруг себя и снова чувствовала запах темноты и гнили. Живот свело от призрачного горя и желания, которое она испытывала в видении. Ее накрыло тошнотой и смущением, и когда она ступила из дерева, она не могла смотреть на Гэнси.

— Ну? — потребовал он.

Она сказала:

— Это… нечто.

Когда она не продолжила объяснение, он занял её место в дереве.

Это казалось таким реальным. Это было будущее? Или это могло быть альтернативное будущее? Она не могла представить, что из всех людей влюбиться в Гэнси, но в видении это казалось не просто реальным, а неоспоримым.

Когда Гэнси зашел внутрь дерева, Адам взял ее руку и притянул к себе. Он не был нежным, но Блу не думала, что он хотел быть грубым. Она удивилась, когда он вытер ее лица тыльной стороной ладони; она плакала настоящими слезами.

— Я хочу, чтобы ты знала, — бешено зашептал Адам, — я бы никогда не сделал этого. Это было не по-настоящему. Я бы никогда так с ним не поступил.

Его пальцы сжались на ее руке, и она почувствовала, что он дрожит. Блу моргнула и вытерла щеки насухо. Ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, что он, должно быть, видел что-то совершенно иное.

Но если она спросит его, что он видел, ей придется рассказать ему, что видела она.

Ронан пристально уставился на них, как будто догадывался, что произошло в дереве, даже не испытав это на себе.

В нескольких метрах от них в углублении голова Гэнси склонилась. Он выглядел как статуя в церкви, руки сжаты впереди. Было что-то древнее в нем сейчас, с этим деревом, изогнутым вокруг него, и веками, обесцвеченными в тени. Он был собой, но он был и кем-то еще — тем самым, кого Блу впервые заметила на толковании, другой смысл чего-то большего, казалось, излучал молчаливый портрет Гэнси, охраняемый темнотой дерева.

Адам отвернулся, и теперь, теперь Блу знала, что это было за выражение лица — стыд. Что бы он ни видел в своем видении в полом дереве, он был уверен, что Гэнси тоже это видел, и он не мог вынести этого.

Глаза Гэнси открылись.

— Что ты видел? — спросила Блу.

Он поднял голову. Это был медленное, мечтательное движение.

— Я видел Глендовера, — ответил Гэнси.

24

Как Адам и предупреждал, потребовалось больше двух секунд, чтобы исследовать ворона, вырезанного на земле, следовать за ручьем в лес, наблюдать за рыбой, меняющей расцветку, обнаружить галлюциногенное дерево и вернуться к Хелен.

Согласно часам Гэнси, это заняло семь минут.

Хелен была в ярости. Когда Гэнси сказал ей, что семь минут — это чудо, и в действительности это должно быть в районе сорока, это вызвало такую дискуссию, что Ронан, Адам и Блу сняли наушники, чтобы позволить родным брату с сестрой перебивать друг друга. Без наушников, конечно, трое из них на заднем сидении были лишены дара речи. Это должно было бы создать неуклюжую тишину, но вместо этого, им было легче без слов.

— Это невозможно, — сказала Блу в тот момент, когда вертолёт отлетел достаточно далеко, чтобы можно было говорить. — Время не могло остановиться, пока мы были в лесу.

— Не невозможно, — ответил Гэнси, пересекая стоянку к зданию. Он толчком открыл дверь на первый этаж Монмоута, и крикнул в темноту лестничной площадки: — Ноа, ты дома?

— Это правда, — сказал Адам. — По теории об энергетических линиях, время на них может течь по-другому.

Это был один из наиболее часто встречающихся сообщений об энергетических линиях, особенно в Шотландии. В шотландском фольклоре был древний миф о том, как путешественники «шли за пикси» или забредали на территорию фей. Туристы шли прямо по тропе, а потом понимали, что заблудились; они не помнили, как пришли в это место, оказались в ярдах или милях от отправной точки; их часы показывали, что прошли минуты или час после отправления. Как будто бы они споткнулись об складку пространства и времени.

Энергетическая линия вытворяет фокусы.

— Что на счёт этой штуки в дереве? — спросила Блу. — Это была галлюцинация? Сон?

Глендовер. Это был Глендовер. Глендовер. Глендовер.

Гэнси не мог перестать видеть это. Он чувствовал волнение, или страх, или и то и другое.

— Я не знаю, — сказал Гэнси. Он вытащил ключи, и ударил Ронана по руке, когда тот схватил их. Это был холодный, холодный летний день в Вирджинии, когда Ронану было позволено вести машину. Он видел, что Ронан сделал со своей машиной, и идея того, что он может устроить с большими лошадиными силами, была немыслима. — Но я намерен это выяснить. Давайте, поехали.

— Поехали? Куда? — спросила Блу.

— В тюрьму, — сказал Гэнси с удовольствием. Два других мальчика уже подталкивали её к Свинье. Он чувствовал кайф, будто бумажный змей, эйфорию. — К дантисту. В какое-нибудь ужасное место.

— Я должна вернуться к… — но она замолчала. — Я не знаю когда. В какое-нибудь благоразумное время?

— А что называется благоразумным? — спросил Адам, а Ронан рассмеялся.

— Мы вернём тебя прежде, чем ты превратишься в тыкву, — Гэнси хотел добавить «Блу» в конце предложения, но было странно называть её так. — Блу — это прозвище? — Блу стояла рядом с Камаро, её брови резко поднялись. Гэнси поспешно добавил: — Не то что бы это не классное имя. Просто оно… необычное.

— Офигенно странное, — это был Ронан, но он сказал это, когда рассеянно жевал одну из кожаных лент на его запястье, так что эффект был сведен к минимуму.

Блу ответила:

— К сожалению, ненормальное. Не то, что Гэнси.

Он терпимо ей улыбнулся. Потирая свой гладкий, недавно побритый, подбородок, он изучал ее. Она ростом едва доходила до плеча Ронана, но она была такой же крупной, как он, такой же настоящей. Гэнси чувствовал, что все невероятно правильно, когда все расселись в Свинье. Будто Блу, не энергетическая линия, была тем недостающим кусочком, который бы ему так нужен все эти годы, будто поиски Глендовера не двигались вперед, пока она не стала их частью. Она была нужна, как и Ронан был нужен, как Адам был нужен, как Ноа был нужен. Когда каждый из них присоединился к нему, он ощутил порыв облегчения, и в вертолете он чувствовал то же самое, когда понял, что это ее голос был на диктофоне.

Конечно, она все еще могла уйти.

«Она не захочет»думал он. «Она тоже чувствует это».

Он произнёс:

— Мне всегда нравилось имя Джейн.

Глаза Блу расширились.

— Дж… что? Ох! Нет, нет. Ты не можешь просто называть людей как попало, потому что тебе не нравятся их настоящие имена.

— Блу[33] мне тоже нравится, — сказал Гэнси. Он не верил, что она на самом деле оскорблена; ее лицо не было таким, как тогда, в Нино, при их первой встрече, а ее уши становились розовыми. Он думал, что, возможно, ему удавалось немного лучше не оскорблять ее, все еще не переставая поддразнивать. — Некоторые из моих любимых рубашек голубые. Однако еще мне нравится Джейн.