Восстание на Боспоре, стр. 146
– Врет он! – вскричал другой. – Это воин из вражьей дружины! Нечего нам голову морочить! Говори, чей ты, пока голова с плеч не слетела!
Алмагир молчал в испуге, не зная, что отвечать. Что встречные не мятежники – говорило их богатое одеяние и вооружение. Мятежные толпы простого люда не имели такого оружия, а их князей он знал наперечет… Ох! Неожиданно перед оробелым скифом выросла свирепая фигура чернобородого Мирака, хорошо известного ему. Мирак порвал с князьями-предателями Гориопифом и Дуланаком и ушел в степи. Там он стал одним из вожаков мятежного люда, не желающего признавать над собою власть понтийцев и херсонесских надсмотрщиков, которыми кишели Неаполь и другие города Скифии.
Удар нагайкой обжег Алмагира как огнем. Мирак, гарцуя на коне, оскалил зубы и гневно крикнул:
– Из их шайки, изменник! Продал могилы отцов!.. Чего молчишь?
Воин понял, что пришел его последний час, и упал на колени.
– Не молчу я, преславный князь. Сам обижен Гориопифом и недоволен понтийским рабством! Но встретил вас – и не знал, кто вы. Теперь все скажу. Я же сколот, а не грек!
Торопясь, весь в поту, Алмагир рассказал, что Дуланак и Гориопиф со своим войском гонятся за остатками разбитой рати повстанцев и вот-вот нагрянут сюда.
– А повстанцы, братья наши, – добавил он, – ушли вон туда! Свежий след обнаружен нами. Сам погляди, стервятники клюют палую лошадь Андирака!
Сказанное походило на правду. Всадники отъехали в сторону и стали совещаться, показывая руками и иногда взглядывая на Алмагира. Наконец что-то решили.
– Эй, ты! – обратился Мирак к скифу. – Садись на круп одного из наших коней и поедешь с нами. А своего хромого брось. Если ты обманул нас – шкуру с живого сдерем! Так и знай!
Алмагир с трудом взобрался на широкий зад вороного коня, уселся за спиной могучего воина, сотворил про себя молитву и отдался на волю богов. «Съедят волки хромого-то!» – подумал с сожалением и вздохнул, стараясь не глядеть на солового.
2
Между тремя курганами расположился полевой лагерь, окруженный тяжелыми возами, увязанными смолеными веревками, наспех вырытым рвом и часовыми, охраняющими его безопасность. На курганах неусыпно дежурили самые зоркие и сообразительные воины.
Как только разведывательный отряд князя Мирака приблизился к лагерю, он дал знать о себе сиплым ревом охотничьего рога. В ответ послышались голоса и словно из-под земли выросли конные катафрактарии на мохнатых тяжелых конях, с длинными сарматскими копьями-ратищами наперевес.
Алмагир с удивлением и страхом смотрев на этих сказочных богатырей, лица которых скрывались под козырьками шлемов, а руки в непробиваемых рукавицах казались страшными клешнями.
Выглядывая из-за спины воина, Алмагир еще больше изумился, увидев лагерь-крепость, построенную из телег с исключительной тщательностью, на которую обычно скифские войска не были способны. Он не выдержал и ткнул кулаком в спину воина. Тот повернул к нему ухо и спросил:
– Чего тебе?
– Великий Папай, уж не с неба ли свалились вы все, что у вас такие бойцы и столько телег и лошадей!.. Кто же у вас старшой? Мирак, что ли?
– Фарзой у нас старшой! – с простодушной откровенностью ответил воин. – Он всю нашу рать с Боспора привел на помощь немирному народу!
– Ого!
Алмагира внезапно осенило. Сразу стало ясно, с кем он встретился. Это войско оттуда, с Боспора, где, как рассказывают сказители, как гласит народная молва, произошло нечто небывалое. Там рабы и скифы-сатавки убили царя, прогнали хозяев и эллинских поселенцев и захватили власть и все богатства в свои руки. А ведет войско Фарзой! Сейчас не было человека в степи, который не узнал бы из уст степных гусляров о судьбе славного воина-богатыря князя Фарзоя, что попал в плен к Диофанту, но не склонил голову перед ним. Не то что Дуланак и Гориопиф. Те сразу продались иноплеменному воеводе и народ свой обидели в угоду чужеземцам. А вот Фарзой не уступил, не сдался, пошел в железный хомут, но не запятнал себя изменой! Недаром даже имя его опасно произносить в Неаполе. Сразу схватят. Но все же народ узнал, что Фарзой жив и что новый царь Савмак пожаловал его высокими почестями. А теперь, оказывается, смелый князь уже здесь, в степи, а с ним несметное войско, много оружия и обозы!..
Все это быстро промелькнуло в голове сообразительного Алмагира. Вспомнив о своем падении с лошади, он сразу догадался, что это было подстроено богами и степными лукавыми духами. Это они сделали так, чтобы он, Алмагир, оказался не в лагере князей-предателей, но в священном войске князя-героя, прибывшем на помощь народу скифскому!
Даже в жар бросило от таких мыслей. Раз боги вспомнили о нем, значит, хотят уготовать ему какую-то необыкновенную судьбу!
В окружении сторожевых катафрактариев они проникли внутрь лагеря через оставленный между телегами охраняемый проход и очутились между многочисленными юртами и шатрами, что пестрым хороводом окружили круглую поляну в центре. Посреди поляны горделиво возвышался черно-желтый шатер воеводы. Всюду проглядывал строгий порядок. Лошади не стояли как попало, но в полной сбруе ожидали у коновязей своих всадников. Воины не толклись, как на базаре, но отдыхали под шатрами и телегами, положив под голову щит и нагайку. Или сидели вокруг костров и делили горячую жидкую кашу с кусочками мяса, от запаха которого в кишках Алмагира зашевелились какие-то жернова и засосало под ложечкой.
– Слезай, – обратился к нему воин, – приехали! Сейчас тебя допросят. И если соврешь, не обессудь! У нас все делается скоро. Раз! – и голова покатится по траве!
– Зачем же я врать-то буду! – поспешил заверить Алмагир, ежась от зябкой дрожи. – Разве я не сколот?
– А чего же воевал против народа? – опять прогремел голос Мирака.
Пленник притих, оробел и сразу стал похож на старца. Он вдруг согнулся, словно на его плечи взвалили непосильную тяжесть.
– Не убивал я своих, с народом душой был, – совсем тихо сказал он, – но не знал, чьей стороны держаться… И многие не знают…
– Не знал? – рассмеялся Мирак, тряся смоляной бородой. – А теперь узнал?
– Теперь узнал! – вдруг осмелел Алмагир. – Узнал, за кем идти, и пойду за ним хоть на смерть!
– Ох ты! За кем же это?
– За князем Фарзоем! – выпалил Алмагир, выпрямляясь. – Веди меня к нему, я ему все расскажу!
Мирак вскинул брови не то с удивлением, не то с каким-то другим чувством. Он как бы не ожидал таких слов. И трудно было решить, судя по игре его лица, понравилось ли ему смелое заявление пленного воина или, наоборот, было неприятно. Но он сразу перестал смеяться, и на лицо его легло обычное мрачное выражение. Угрюмо взглянув на пленника, он сказал:
– Ну, пойдем к князю Фарзою! Расскажешь ему обо всем, что знаешь!
Они пересекли поляну и остановились перед шатром. Из последнего доносились голоса, видимо, шел совет.
– Обожди здесь.
Мирак откинул полу шатра и вошел внутрь. Через минуту выглянул и кивнул воину:
– Заходи!
С замиранием сердца тот шагнул под колеблемые ветром своды походного жилища и сразу оказался перед группой людей, расположившихся на кошмах. Некоторые ели, вытирая руки о полы своих кафтанов. Один черномазый, с виду не скиф, с кудрявыми волосами и быстрым взглядом, рассмеялся, показывая пальцем на вошедшего.
– Гляди, князь Фарзой! – заговорил он звонким и каким-то заразительно веселым голосом, от звуков которого пленнику стало сразу легче. – Пленник-то на баранину как воззрился!.. Хе-хе!.. Видно, Дуланак и Гориопиф не жирно кормят дружину свою!
Послышался смех. Теперь пленник заметил, что в глубине шатра стоит человек с гладко выбритым лицом, совсем не похожий на скифа. И одет он был в сарматский обтянутый кафтан, каких не носили здесь. А слева у него висел тяжелый меч с халцедоновым набалдашником на рукояти, как это принято у сарматов. Человек пристально смотрел на пленника, и тот сразу догадался, что это не кто иной, как сам князь Фарзой. Не ожидая вопросов, он упал на колени и, разорвав ворот рубахи, обнажил шею. Это означало, что он отдает себя в руки князя и будет преданным ему навсегда.