Восстание на Боспоре, стр. 135
5
Прошло несколько недель, пока удалось собрать на площади города пантикапейскую общину свободных горожан. Савмак и его соратники не без волнения ожидали этого знаменательного события. Предстояло установить отношения не с обиженными и сирыми толпами рабов и бездомных людей, а с теми эллинами и огречившимися сколотами, которые жили за счет рабов, сами разоряли, кого могли, и не представляли иного способа заставить людей трудиться, если не палкой и рабским ошейником.
– Нашли мы место для рабов восставших, – говорил на совете Савмак, – стали они воинами царскими, защитниками нашей власти. Накормили и привели к присяге всех бедных. Теперь попытаемся привлечь сердца исконных жителей города – свободных хозяев!.. Мы могли бы и не собирать их. Но я хочу сам обратиться с речью к горожанам и указать им на их место в царстве рабском. Ибо царство наше – рабское, а мы сами – бывшие рабы. Теперь хозяева повинны работать на нас, но так, чтобы и им жилось ненамного хуже, чем раньше. Я говорю не о богачах, понятно. И чтобы рабства совсем не осталось в нашем царстве…
Судили-рядили долго. Были опасения, что свободные пантикапейцы не явятся на экклезию, собираемую рабами, а если будут согнаны насильно, то прослушают, что им скажут, и разойдутся молча.
– Враги они наши! – доказывал горячо Атамаз. – Враги!.. И не собрание следует объявлять, а явку на площадь. А соберутся – сказать им: вот, мол, вам такие-то законы и царские установления, исполняйте их. Не захотите исполнять – принудим! А кто против пойдет – в цепи оденем!
– Так-то так, только в руках горожан все мастерские, все рыбные промыслы. К тому же пантикапейская община велика и сильна. Немало в ней врагов, что хотели бы нашей гибели. Но есть и такие, что хотят лишь одного – порядка. Вот этот-то порядок мы и должны дать городу. Иначе нам никто не поверит и клятвы верности не принесет!
И вот настал день экклезии. С утра по улицам ездили на лошадях и ходили пестро одетые глашатаи и громко оповещали всех горожан, чтобы те шли на площадь собраний по повелению самого царя боспорского Савмака.
К полудню на площади уже шумела тысячная толпа людей, среди которых были и бедняки и владельцы мастерских с десятками рабов. У одних на руках виднелись трещины и мозоли, у других – перстни с печатями. Многие были должниками своих соседей, даже разорены ими. Иные в страшную ночь потеряли все свое достояние, большинство – остались без рабочих рук и остановили работу в принадлежащих им кузницах и швальнях.
– Как могу я работать, – говорил солидный владелец эргастерия, – если рабы мои разбежались, а царь Савмак кормит их свежим хлебом на площади? Кто же пойдет на работу, если его даром белым хлебом кормят?
– Боюсь, – вторил ему перепуганный сосед, опасливо оглядываясь, – что собрали нас с единой целью – разграбить дома наши, пока мы здесь, на площади.
Но на всех перекрестках стояли или прохаживались воины царевы и наблюдали за порядком. Их даже было слишком много для поддержания порядка. У некоторых мелькнула мысль, что будет устроено побоище с целью уменьшить эллинское население, освободившиеся дома передать рабам, имущество и ценности – в царскую казну.
Прежде чем начать экклезию, из царских и храмовых кладовых принесли книги и свитки, где имелись списки рабов и долговые записи. Потом Лайонак дал знак, и магистраты взошли на трибуну. Жрецы совершили жертвоприношения, вознесли молитвы богам, и экклезия началась.
Первым выступил Лайонак. Он в скифо-эллинской одежде выглядел настоящим пантикапейским греком, его речь лилась гладко и звучно.
– Великий царь боспорский Савмак взошел на престол волею богов и подтверждает все вольности граждан священного города Пантикапея! Утверждает право их собственности на дома, мастерские, имущество и землю, если они не шли и не идут против власти его и не пытаются призвать врагов на державу нашу, не сговариваются поднять оружие против его власти и царственности!..
Все слушали молча, уперев глаза под ноги. Каждый спрашивал себя, не виновен ли он в перечисленных преступлениях.
– Все земли бежавших или убитых врагов царских, их имущество и дома объявляются отныне царскими! Все рабы, что работали на царских и других землях, в мастерских и в домах хозяев, отныне свободны! И никто не смеет называть рабом другого, наказывать или лишать свободы насилием или обманом!..
– А кто же работать будет? – не выдержали в толпе.
– Слава богам, есть работники в царстве! Но только свободные! Работники, бывшие рабы или свободные, отныне обязаны выполнять работу старательно и честно, а хозяева – заплатить за их работу!..
– Да кто же пойдет работать в каменоломни и рыбные сараи, если он свободен?
– Он лучше останется на площади, будет царские лепешки жрать и спать под забором!
– Все долги, – продолжал бесстрастно Лайонак, – как старые, так и новые, что сделаны до дня восстания, прощаются, а долговые записи одновременно со списками рабов будут сожжены!.. После экклезии должники да заявят, кому должны, а заимодавцы принесут записи и здесь сожгут их!..
Это вызвало большое оживление. Лица большинства прояснели, люди стали обмениваться многозначительными взглядами и восклицаниями. Прощение долгов было для большинства делом крайне желанным, ибо многие не знали, как выпутаться из долговой кабалы.
– А теперь подождем царя, он хочет сам выступить перед народом и принять присягу вашу на верность ему до смерти!
Царь прибыл в пышном окружении своих соратников и поднялся на трибуну при гробовом молчанин демоса.
– Мы, – начал царь, – воспрепятствовали предателям отдать Боспор Митридату, хотя сговор о передаче был уже совершен между Перисадом и Диофантом! Этим самостоятельность Боспорского царства оказалась сохраненной, а права и вольности его народа – полностью восстановленными! Отныне никаких даней Митридату или кому другому Боспор не платит!..
Это произвело впечатление, народ зашумел.
– Мы лишили имущества таких богачей, как Саклей, Перисад и других, вам известных. И долговые обязательства ваши перед ними уничтожили. А отнятые в последний год за долги дома и мастерские возвращаем их бывшим владельцам. И не уничтожать мы намерены владетелей домов и мастерских, как утверждают враги наши, а сохранить и укрепить права каждого на его достояние!.. Царские долги прощаем полностью!
– А кто работать будет? – опять раздался чей-то голос.
– Царской властью нашей повелеваем всем, кто имеет мастерские, приступить к работе не позже трех дней! Народу свободного много – вот вам и работники!.. А заплатить за работу легче, чем содержать раба, а над ним надсмотрщика и воина с копьем… Рабов отныне нет в Пантикапее!
После речи царя была принята присяга, и экклезия разошлась. На площади остались пылающие костры, в пламени которых исчезали долговые записи и рабские списки.
– Смотрите, – кричал веселый Атамаз, – какой яркий огонь! Он согреет многих из вас лучше солнца! Огонь – очищающий от долгов и неволи!
Дюжие ратники принесли каменную плиту с указом о наделении землей безземельных, об изъятии всего имущества изменников и о полном прощении всех долгов и кабальных обязательств.
Постановление об отмене рабства и даровании бывшим рабам гражданства боспорского было вырезано крупными буквами на деревянных досках. Такие доски скрепляли в виде призм по три штуки и выставили на столбах в разных местах города. Призмы эти вращались на оси и назывались кирбами.
Не все ушли с площади в одинаковом настроении. Бедняки ощутили нечто вроде радости и удовлетворения. Граждане состоятельные унесли в душе раздражение и ненависть. Освобождение рабов, прощение долгов, объявление крестьян-сатавков независимыми от городских и храмовых общин лишало их доходов. Среди сторонников старого порядка сразу же свили гнездо измена и предательство, сыгравшие свою роль в дальнейших событиях.
Однако дело было сделано. Новый царь полностью вступил в управление державой. В окружении жрецов и друзей он приносил в храмах благодарственные жертвы богам.