Великая Скифия, стр. 54
Тысяча шапок взметнулась вверх. Тысяча глоток чуть не лопнула от приветственного крика. Победитель снял шлем и поклонился низко царю. Пот струился по его лысине.
– Как зовут тебя, человек? – спросил Палак.
– Марсак я, дядька князя Фарзоя.
– Честь и слава тебе и твоим сединам!.. А тебе, друг Фарзой, я могу позавидовать. И теперь понимаю, кто научил тебя хорошо владеть мечом.
– Да, Палак-сай, – ответил Фарзой, перед этим испытавший немалое беспокойство за жизнь своего воспитателя. – Марсак был приставлен ко мне покойным отцом. И, несмотря на свою седую голову, он имеет богатырскую силу и задор юноши.
– Спасибо тебе, Марсак! Был ты княжеским дядькой, теперь будь царским богатырем! – крикнул царь, довольный, что спесивый зять Гориопифа был посрамлен. И в то же время испытывал досаду из-за отсутствия Гориопифа, а вызывающее поведение «вепрей» раздражало его. Он хотел, чтобы Гориопиф пришел к нему с повинной.
Когда начались конные скачки со стрельбой из лука на галопе, Лайонак не выдержал, выехал на поле, сдерживая ретивого коня.
– Чего ты хочешь, воин? – спросил его пожилой военачальник с перерубленным носом, следивший за порядком на поле.
– Хочу показать мастерство упражнений на коне.
– Становись вон туда, дойдет очередь, покажешь. Я махну тебе рукой.
Дождавшись условленного знака, Лайонак повел лошадь по кругу, делая при этом неожиданные повороты, прыжки, садился лицом к хвосту коня, проскакал полкруга, стоя в седле. Толпа зашумела, зарукоплескала. Наездник разбросал по всему полю рукавицы, шапку, кинжал, а потом на скаку стал поднимать эти предметы с земли, ловко удерживаясь в седле. Стрелял по цели одной и двумя стрелами, прыгал на коне через пылающий костер.
– Это необыкновенный наездник! – не удержался царь. – Чей он?
Никто не мог ответить на это. Фарзой должен был заявить, что лихой наездник прибыл в Неаполь вместе с ним.
– Как? – удивился царь. – И это твой человек?.. Ну, друг, ты умеешь подбирать людей! Поздравляю тебя! Наградить бойца на секирах и наездника оружием и конями!
Праздник продолжался.
3
Вечером шут царя и боспорский наездник встретились под крышей дома Никии.
– Поздравляю тебя с успехом! Твой приезд удачен, царь заметил тебя!
– Да, он наградил меня конем… Ты разве был на празднике? Я что-то не видел тебя?
Бунак испытующе посмотрел в глаза товарищу.
– Ты, говоришь, меня не видел?
– Нет. Меня только поразило, что царский шут странно похож на тебя.
Бунак понимающе вскинул брови.
– Скажи прямо, Лайонак: ты узнал меня? Не скрывай этого!
– Да, – просто согласился тот, – я узнал тебя в одежде царского шута. Не хмурься только и не смотри на меня так. Я давно уже подозревал, что так называемые «дураки» при знатных господах и царях – чаще всего умные и проницательные люди. Они искусно притворяются глупыми и смешными… Шут – это тот же мим, но, пожалуй, выше мима. Ты подтвердил это!
– Я рад твоим словам, – пробормотал Бунак, отирая пот со лба, – и ты не ошибся, считая, что шутом быть – тоже искусство, и довольно трудное. И ты должен понять меня.
– Я уже понял, Бунак. Я сам, как и ты, носил рабский ошейник, испытал унижения и обиды. Меня уже не смутишь дурацким колпаком.
– Ты всегда был хорошим человеком, Лайонак, и всегда им останешься!
Друзья обнялись.
– Однако, – заявил Бунак, смеясь, – ты уже раскрыл мою тайну, тайну дурацкого колпака, а вот свою не выдал! Не думаю, что ты приехал в Неаполь лишь для того, чтобы принять участие в конных состязаниях, и не для того, чтобы заменить меня в моей должности!
Им стало весело, они хлопали друг друга по плечам и хохотали.
– Верно, Бунак, – наконец ответил боспорец, – я прибыл сюда по делу, о котором рассказал бы еще вчера, если бы это дело было моим личным. Но я посланец многих людей, и не обижайся, что был осторожен.
– Понимаю, одобряю и молчу. Пусть тайна останется при тебе.
– Наоборот, Бунак, я должен посвятить тебя во все, и даже больше – я хочу просить твоего совета и помощи.
– Вот моя рука, товарищ! Готов дать клятву верности и молчания. А что касается совета и помощи – рассчитывай на меня немедленно!
– Поклянемся же!
Друзья взяли два ритона с вином и надрезали ножами пальцы рук. Каждый выдавил несколько капель крови в сосуд другого. Обнявшись, сели рядом и долго смаковали вино в молчании. Это была клятва на крови. Ни один из сколотов не нарушит такой клятвы.
– Ну, а теперь слушай, – сказал Лайонак.
– Я весь слух и внимание.
– Так вот, мы продолжим вчерашний разговор… Я уже говорил тебе, что сатавки теперь рабы. Перисад и все пантикапейские богачи сели на спину коренным хозяевам земли с помощью дандариев, синдов, сарматов. Ух и злы! Готовы любого сколота живьем съесть!..
– Ах, мерзавцы! Резать их надо и конями топтать!
– Вот, чтобы резать их, надо большое дело начинать! Тут и я напомню тебе об Аристонике Пергамском. Он поднял восстание угнетенного народа в Пергаме. Сам он был царский сын, но сочувствовал тем, кто страдает. Он поднял рабов против хозяев и основал государство Солнца. Правда, ненадолго. Подлые хозяева призвали на помощь римлян, и Аристоник был побежден. Если начинать борьбу на Боспоре, надо иметь своего Аристоника. Тогда можно было бы освободить сатавков, да и городских рабов от пантикапейского гнета…
– Это мне нравится. Но и на Боспоре найдутся свои предатели, а Перисаду со стороны помогут. Митридат уже обещал помощь ему?
– Обещал.
– Ну вот. Не успеете вы подняться, как нагрянут, задавят, кровью зальют!
– Поэтому я и здесь, что не хочу, чтобы так получилось!
– Говори скорее!
– Меня послали сюда угнетенные сатавки и фиас рабов Пантикапея. Рабов, что поклоняются богу безыменному и единому. Вот наш знак.
Лайонак засучил рукав и показал шуту татуировку.
– Ага, – задумчиво произнес Бунак, – якорь, что означает спасение.
– Да… Спасение через борьбу!
– Чего же ты хочешь добиться в Неаполе? Если оружия, то заранее скажу – не получишь. Палак сам не знает, откуда взять его, а наши мастерские разрушены, те же, что работают, получили царские заказы.
– Оружие?.. Нет, оружие у нас есть!.. Я приехал просить Палака помочь нам. Для сатавков Палак – законный царь!
– Просить Палака помочь вам против Боспора?.. Войной, что ли?
– Войной! Пусть освободит нас и примет под свою руку.
Бунак удивленно и с сомнением покачал головой.
– Стоит только Палаку подойти к границам Боспора, – продолжал боспорец, – мы восстанем как один, у нас все готово! Боспор падет от одновременного удара извне и изнутри!
Бунак молчал. Ему казалось, что друг его шутит.
– Конечно, – молвил он, подумав, – Боспор, как и Херсонес, сидит на сколотской земле… И я рад был бы добраться до горла Саклея. Но… ведь Палак решил нынче взять осадой Херсонес! В прошлом году он потерпел поражение от Диофанта и сейчас едва ли будет рисковать войной и тут и там.
Лайонак отмахнулся досадливо.
– Если он полезет на Херсонес, то опять проиграет. Получится то же, что и в прошлом году. Сегодня Херсонес покрепче Пантикапея!
– Ты считаешь херсонесских греков непобедимыми?
– Нет, но сам посуди, Бунак: если даже Палак возьмет Херсонес до весны, то получит очень мало. Опять прибудут понтийские корабли и освободят город… Палак не будет сильнее после взятия Херсонеса. А на Боспоре сразу будет иметь многотысячное войско повстанцев, склады с оружием, гору хлеба, даже флот с опытными моряками из рабов. Пусть тогда сунется Митридат!.. Мы отбросим его общими силами! Тогда и Херсонес можно будет взять совсем легко при помощи кораблей. Ведь город имеет стены со стороны суши, а с моря он беззащитен… О, если Палак так же умен, как его отец, он сразу поймет, что путь к победе лежит через Боспор. Сегодня царство Перисада – трухлявый пень, он упадет от первого удара. А под Херсонесом Палак просидит всю зиму и будет встречать понтийские войска весной, когда его воины подтянут животы.