Великая Скифия, стр. 165

Лайонак с трудом взобрался на Альбарана и, не оглядываясь, поскакал в степь. Его лошадь заметно хромала.

Глава пятая.

Осуждение Херемона

1

Херемон, сын Никона, из рода Евкратидов, был и оставался одним из самых богатых людей в Херсонесе, владетелем кораблей, домов, немалых накоплений в виде дорогой посуды, золотых статеров, погребов со старыми винами, сохранившимися даже после осады.

В Керкинитиде, Стенах, Прекрасном порту имелись у него склады, десятки доверенных лиц занимались до скифского нашествия скупкой хлеба и торговлей с варварами.

– Чьи караваны с хлебом идут с Равнины в Керкинитиду?

– Богатого Херемона!

– На чьих многовесельных судах развеваются разноцветные флаги?

– На судах богатого Херемона!

– Чьи рабы ломают камень в горах?

– Его же!..

Было странно видеть, как сотни, тысячи людей, подобно кропотливым муравьям, тащили каждый свою ношу, чтобы опустить ее к ногам земного бога – костлявого Херемона. Росла и умножалась из года в год слава «грифа, стерегущего золото», увеличивались и его богатства.

И казалось, особенно тем, кто слышал об этом человеке где-нибудь в далеком углу Тавриды, но никогда не встречался с ним лицом к лицу, что Евкратид – человек высокого роста и необыкновенной силы, могущий устрашить своим видом кого угодно, что он полон энергии, утопает в роскоши, живет в многобашенном дворце и вообще похож не то на сказочного великана, не то на могучего царя, окруженного тысячами подданных и сотнями слуг.

Но богатый Херемон был немощен и стар. Он иссох, как стебель прошлогоднего бурьяна, что торчит среди снежной пустыни и печально склоняется под напором холодного ветра.

Он носил поношенную одежду и искал средства от вшей, которые по неизвестной причине нашли свой приют на его полумертвом теле.

Старик не имел сына, и единственной наследницей его была прекрасная лицом и добрая нравом Гедия, воспитанница храма Девы-Покровительницы.

Перед советом города стояла немаловажная задача решить судьбу имущества Херемона на случай его смерти. Это имущество составляло немалую часть, так сказать, «национального» достояния Херсонеса.

Да и не только об имуществе Херемона болели души отцов города-государства. Дело шло о дальнейшем существовании многорукого и многоликого хозяйственного организма, который работал на этого человека и сросся со всей общественно-хозяйственной системой полиса.

Структура полиса была очень компактной. В ней в неразрывном единстве сосуществовало личное и общее. Хлеботорговое дело являлось одним из самых мощных щупальцев небольшого, но прожорливого государства-спрута, его рабочим придатком, проникающим в самую толщу живого тела Скифии и жадно сосущим его соки. Херемон входил в кучку хлебных магнатов, фактических хозяев города. Разрушить его хозяйство – значит парализовать одну из самых сильных присосок Херсонеса, отсечь клешню у рака, перебить крыло у птицы!.. Расстройство хозяйства и торговли старого «грифа» могло ослабить всю колонию.

Это понимали многие, но относились к Херемону по-разному.

Бедные – а их в Херсонесе было немало и с каждым годом становилось все больше – ненавидели костлявого кащея за его безжалостное отношение к должникам, за его скупость и черствость к тем, кто гнул на него спину, умножал его богатства.

Но многие радетели демократии, такие, как Бион, то есть люди среднего достатка, которые желали сохранения заведенного порядка вещей и боялись потрясений, замечали глубокомысленно:

– Херемон, несмотря на жесткость характера и неприглядную внешность, хороший гражданин и демократ!.. Будь на месте Херемона сильный и честолюбивый человек, он стал бы тираном Херсонеса. А Херемон удовлетворяется должностью пастуха священных овец и не претендует на большее.

Такого же мнения были и высшие демиурги, которые цепко держались за кормило государственной власти, умело используя ее для собственного обогащения.

Менее покладистый человек на месте Херемона в самом деле оказался бы опасным для кучки городских заправил, захватил бы власть в свои руки и стал бы единоличным властителем, тираном.

Многие поддержали бы такого смельчака в надежде что-то получить в свою пользу при разгроме старой власти. Бедные жаждали разбогатеть, способные – приложить свои таланты, честолюбивые – выдвинуться, обиженные – отомстить. Немало было и таких, что таили мечты о расширении границ полиса, о преобразовании города-государства в эллинистическую монархию наподобие Боспора. Не таким ли был и Скимн-архитектор?

Но Херемон стар и болен, он скоро умрет. Кто займет его место? Кто возглавит его хозяйство?

Сотни людей могли сейчас сказать:

«Я работаю у Херемона!»,

«Я работаю на Херемона!»,

«Я кормлюсь у Херемона!»,

«Я раб Херемона!»,

«Я наемник Херемона!»,

«Я откупщик у Херемона!»,

«Я охраняю богатства Херемона!»

И вдруг – Херемона не станет! Не будет ли это означать потерю направляющей и сдерживающей силы для многочисленных людей, занятых у Херемона?

Как сделать, чтобы потеря хозяина не отразилась на деятельности его хозяйства?

Как поступить, чтобы существующий порядок в полисе не дрогнул после смерти Херемона?

Все эти вопросы занимали членов совета и служили темой обсуждения на тайных совещаниях эсимнетов.

Имя Гедии, наследницы богача, многократно произносилось под сводами храма Обожествленного города и в домах демиургов.

Кто станет мужем девушки-жрицы, тот фактически займет место Херемона.

Было бы лучше, если бы это оказался человек незначительный по своему уму и не пользующийся популярностью среди народа!

Тогда все будет идти по-старому и архонтам можно будет спокойно править народом, часто повторяя слово «демократия», но на деле проводя в жизнь свои замыслы и тайные решения.

2

Мата наказывала архитектору донести совету о положении в Керкинитиде, думая, что она первая позаботилась об этом.

Скимн и Бион блуждали где-то в степи, а херсонесские властители уже знали все подробности о волнениях среди воинов, обеспокоенных потерей богини, о приезде Херемона в лагерь Диофанта и об его энергии в деле подготовки немедленного похода против Неаполя. Стало также известно, что в состоянии безумного ослепления горем Херемон обещал сделать Диофанта своим зятем и наследником. Знали демиурги и о том, что Диофанту понравилось предложение старика и что он через Гориопифа усиленно занимается розысками Гедии, добивается ее освобождения в чаянии получить обещанную награду. Не совсем было ясно, зачем Диофант срочно едет в Херсонес и с какими предложениями обратится он к совету.

Но уже то, что стратег везет на трех кораблях хлеб, говорило само за себя. С одной стороны, это радовало демиургов, с другой – беспокоило и наводило на размышления.

Уж не собирается ли он подготовить почву для предстоящей женитьбы на богатой наследнице?

Диофант в роли зятя Херемона и наследника его огромного состояния будет являть собою прямую угрозу для демократии полиса. Чужак использует все права, полученные при этом, и станет хозяином Херсонеса!.. Тогда прощай независимость города! Полис, гордый своей многовековой элевтерией, превратится в раба Митридата, станет частицей Понтийской империи, а пучеглазый синопеец будет его тираном, поддерживаемым из-за моря!..

– Этого нельзя допустить! – изрекли архонты на тайном совете.

Дамасикл и Херемон считались друзьями детства. Но после скандала в судилище, когда была вскрыта измена Ханака, между ними пробежала черная кошка. Секретарь не мог забыть публичных обвинений, брошенных ему в лицо Херемоном, и ждал случая отомстить.

Теперь он решил, что такой случай настал и он сможет нанести чувствительный удар «старому грифу», причем сделает это как бы в интересах полиса.

Лицемерный и злопамятный секретарь начал действовать.