Великая Скифия, стр. 116
В то же время государство Палака не имело такой внутренней устойчивости. Оно трещало по всем швам. Палак чувствовал, что ему все труднее становится удержать расползающуюся человеческую массу. Лишь удачная война могла укрепить его власть и помочь ему в задуманной перестройке скифской державы.
Поэтому царь так упрямо сидел в сыром шатре, кашляя от простуды. Он ждал падения Херсонеса, мечтал вернуться в Неаполь с победой.
И только после неоднократных тревожных сигналов о непорядках на Равнине, заселенной крестьянами, Палак последовал настойчивым советам Раданфира и Фарзоя и выехал в Неаполь в сопровождении преданных друзей.
За себя руководить осадой оставил Раданфира.
– Ничего, – сказал он, уезжая, – вам недолго осталось ждать! Через неделю город должен сдаться, если до этого срока не станет кладбищем для голодающих греков.
– Терпеливы, проклятые! – удивлялся Калак, тряся серьгой в единственном ухе.
– Сдавайтесь! – кричали воины грекам. – На что надеетесь?
– Надеемся скоро победить вас! – отвечали херсонесцы.
Глава третья.
Диофант Синопеец
1
Голод в осажденном городе усиливался. Рабы, носившие камни, падали от истощения. Сотни женщин с детьми собрались на площади и громко требовали хлеба.
– Мои дети умирают с голоду!.. Лучше пойти на мировую со скифами, чем потерять детей!
– Демиурги решили уморить весь народ! Ольвия жила под рукою Скилура, и мы пожили бы, зато остались бы живы и спасли бы от смерти детей!..
– Правильно, Палак не хуже своего отца, он не обидел бы нас!
Миний слушал эти речи и морщился от досады. Они напоминали ему, что выхода впереди нет, помощи от Понта, видимо, не будет. Море бушевало. Разве Митридат рискнет своим флотом?.. Глава полиса ломал голову в поисках выхода из тяжелого положения, но ничего не мог придумать.
Приходил в храм Херсонеса и мрачно смотрел на стариков, там сидящих. Ни о чем не спрашивал их, зная, что они не могут дать настоящего совета.
Собирал вокруг себя военачальников, требовал от них неусыпного наблюдения за лагерем врага и поддержания дисциплины среди воинов.
– Эпистат, – обращались к нему, – нужно сделать большую вылазку и прогнать скифов силой! Погляди, после отбытия Палака варваров не осталось и одной трети. Большинство ушло обратно в степи.
Это был голос молодых, нетерпеливых, которым не хотелось умирать от голода медленно. Они жаждали развязки.
Миний отрицательно качал головой.
– Нет, мы слишком слабы. Дух народа и войска упал. А скифы еще сильны и сыты. Они одолеют нас, ворвутся в город и превратят его в развалины, а жителей перебьют. Подождем.
– Но чего ждать?.. Завтра люди начнут убивать друг друга и есть человечину!.. Ты этого ждешь?
– Надо попробовать заключить мир с Палаком, – несмело предлагали более осторожные, – дать ему богатые дары, рабов, признать его хозяином над Равниной и западными портами. Пусть снимет осаду и позволит нам закупить хлеб у сколотов-пахарей.
– Палака здесь нет!.. Надо говорить с князем Раданфиром!
Эпистат думал. Раданфир не примет даров. Зачем они ему, если завтра он возьмет все!
– А что, если скифы устроят новый приступ?
Об этом было страшно подумать. Теперь Херсонес не устоял бы против решительного штурма.
Разговоры прекращались. Члены совета продолжали сидеть неподвижно у алтаря Херсонеса. На площади шумел холодный ветер и бродили истощенные люди.
Стратеги Никерат и Орик поддерживали оживление на стенах города. Они перегоняли сотни воинов с одного участка на другой, велели жечь костры, вести громкие переклички.
Это производило свое впечатление. Скифы видели, как деятельны и неутомимы греки, плевали с досадой в сторону города и поворачивались к кострам, около которых коротали дни. Воины выполняли приказ Палака «ждать, пока греки не изголодаются», и благодушно бездействовали в расчете, что яблочко созреет и само упадет им в рот. Суету и движение на стенах простодушные степняки принимали за признак силы врага и приходили к убеждению, что нужно еще немного подождать. Они не знали, что Херсонес жил уже не хлебом, которого не имел. Все было съедено, включая собак, кошек и священных голубей с чердаков храма.
Были устроены моления Посейдону-Кораблеспасателю и Афродите Навархиде, чтобы обеспечить плавающим успех. В этом заключался намек на якобы ожидаемую помощь с моря. Но этому уже никто не верил.
Падал мокрый снег. Днем он таял, ночью грязь прихватывало морозом. Холодный борей пронизывал до костей защитников, стоявших на стенах. Воинам выдавали последнее вино из храмовых запасов. По два глотка на человека.
В домах женщины резали на ремешки кожу, из которой были сшиты их чувяки, по-местному «скифики», и варили ее, желая накормить детей хотя бы этим тошнотворным варевом.
Скимн и Гекатей приходили домой, чтобы дать детям по глотку вина из походных фляжек. Керкет все еще делал болтушку из отрубей с прибавкой каких-то стеблей, поил ею детей и пил сам.
– Мы скоро ноги протянем, сынок, – грустно изрекал Скимн, – а вот у богачей есть хлеб!.. Миний, Агела или полоумный Херемон спать с пустым брюхом не ложатся.
Погревшись у домашнего очага, мужчины брали свои копья и медленной походкой смертельно усталых людей брели к стенам.
О сдаче города стали говорить все чаще и громче. Миний и все члены совета понимали, что сдача города скифам неизбежна. Но эпистат все оттягивал момент решительных переговоров.
– Подождем еще день, – говорил он своим доверенным.
Скифы разжигали костры вблизи стен и жарили мясо.
– Сдавайтесь! – предлагали они грекам. – Будете есть мясо и сосать жир из костей!.. А не сдадитесь – подохнете!
И, смачно чавкая, глодали мослы.
Вдоль стен валялись поломанные и целые штурмовые лестницы, обгорелые бревна таранов, обломки стрел и копий. Все это было втоптано в подмерзающую грязь и выглядело очень уныло.
У костров кучками сидели сколоты, грея ладони. Их воинственные порывы остыли, как остыла земля от осенних ветров. И если херсонесцы опасались приступа, то скифы имели все основания бояться отчаянной вылазки горожан. Их боеготовность совсем ослабла. Еще раз подтверждалась истина, что война – тяжелый и упорный труд. Кто хочет побеждать, тот должен воспитывать у своих воинов привычку к ратным трудам. Скифы этого качества не имели.
Раданфир, сидя в шатре, играл с Фарзоем в кости. На ковре стояли чаши с вином. Пришли старейшины агарских родов. Степенно поклонились князьям, касаясь правой рукавицей земли. Поглаживая бороды, заявили, что агарам невмоготу дальше сидеть под стенами без дела, воины ропщут и требуют немедленного штурма.
– Пора идти на приступ, князь! Иначе боги накажут нас за бездействие. Подумай и ответь нам.
Раданфир выслушал старейшин, откинувшись на подушки, подложенные под спину. Ответил сурово:
– Чего думать-то?.. Все давно обдумано царем вашим, а царское слово – закон! Палак велел нам стоять под стенами города до его сдачи, и мы выполняем его повеление. Когда мне будет нужен совет ваш, я позову вас. Соберусь штурмовать Херсонес – скажу вам. А пока идите в свой лагерь и не лезьте с непрошеными советами.
Старший из агаров выпрямился, глаза его загорелись недобрым огнем.
– Плохо, князь, знаешь ты агарских сколотов, – изменившимся голосом сказал он, – если кричишь на старейшин, как на своих слуг. Высоко голову держишь, а думаешь плохо… Пора идти на приступ, ибо ждать, что город сам откроет для нас ворота, значит уподобляться детям. Не хочешь принять наш совет, воюй с греками, сидя за вином, а мы отойдем с нашей ратью за Равнину. Иначе мы останемся совсем без коней. Они подохнут от бескормицы.
– Не уйдете, пока царь не разрешит!
– Царь Палак не снаряжал нас, а если мы останемся пешими, то он не вернет нам коней.
– Захочет – вернет.
– Почему же у вас, о сколоты из гордого племени сайев, тысячи мужей не имеют ни коней, ни оружия и совсем не похожи на воинов? Или царь не хочет помогать им?