Запретный камень, стр. 35

– В этот раз нам обещают какие-то грандиозные результаты. Эти уравнения уже почти решены, – добавил он.

– Так пусть их уже решат наконец. Сообщи мне о результатах.

А пока не мешало бы разобраться с этими мерзкими детьми. Они потерялись где-то в Италии, так что надо ехать туда. Ее мозг, кажется, сейчас взорвется от их выкрутасов, но хуже всего то, что Орден уже не справляется. Все время допускает какие-то ошибки. В XVI веке Гранд-Мастер Альбрехт фон Гогенцоллерн не стал бы с ними церемониться – быстро бы привел их в чувство.

Одна ошибка – и голова с плеч долой.

Но сейчас уже не те времена. Так что и действовать приходится соответственно. Деньги многое решают, а в ее руках практически неисчерпаемые ресурсы. Чего не хватает по-настоящему – так это времени. Песок в часах утекает безвозвратно.

Лишь один человек в мире обладал таким же талантом, как и она, только он мог помочь ей закончить все как можно скорее, но он, к сожалению, уже недосягаем. Эбнер тоже неплох, конечно, только приходится мириться с его мерзкой натурой.

Галина распахнула стеклянные двери и вышла на лестницу, спускающуюся к большой площади. Через час закат.

Над площадью Согласия возвышался Луксорский обелиск. На его месте когда-то работала гильотина из-под которой катились головы непокорных. Но теперь бесценный дар Египта задыхался в клубах выхлопных газов и мешал движению – автомобили и мотоциклы казались на его фоне детскими игрушками. Жаль, что гильотина больше не работает.

– Перед тем как мы пойдем на набережную, я прогуляюсь возле Лувра. Мне нужно подумать.

Эбнер шел позади нее и тоже почти спустился.

Но она остановилась и повернулась к нему:

– Одной.

Глава тридцать шестая

Запретный камень - i_046.png

Золотистый «мазерати» рассекал зеленые холмы Италии, как острый нож переваренную брокколи.

Вейд не сводил взгляда с дороги. Сердце колотилось в груди так, словно вот-вот выскочит и застрянет где-нибудь в горле, где уж наверняка перестанет биться.

– Вейд, ты как? – спросила Лили.

– Ох…

Блондинка за рулем рассмеялась и кивнула в сторону заднего сиденья:

– Il cesto. Mangiare!

– Корзинка? – переспросила Бекка.

Даррел уже вытащил что-то из-под ног.

– Ого! Корзинка для пикника с едой! Хлеб, сыр, салями… даже кока-кола!

Покопавшись в корзинке, он передал ее друзьям, и впервые за несколько дней дети наконец-то наелись досыта. Несмотря на резкие повороты под визг тормозов и скорость более сотни миль в час, Вейду удалось с аппетитом умять бутерброд с пахучим сыром и салями, запивая клубничной газировкой.

– Вот теперь гораздо лучше, – сообщил он и повернулся к Бекке. Та увлеченно читала дневник, то и дело качая головой. – Что ты нашла?

– Пока ничего полезного, – ответила она, поправляя очки, которые надевала для чтения. – Слушайте. Вот что случилось до всей этой истории с Тевтонским Орденом.

Мы покидаем остров. Наш бесценный груз приторочен канатами к палубе судна. Николай передает мне клочок бумаги и просит добавить его в дневник.

«Что это?» – спрашиваю я.

«Человек, который нам встретился… объяснил вот этими цифрами, как наша машина сделала невозможное возможным. Что думаешь, Ганс?»

Рычаги и блоки в моем мозгу то ходят ходуном, то застопориваются, пока паруса несут нас на запад. И наконец я начинаю понимать истинный смысл этих цифр.

Дрожащими руками Бекка передала Вейду раскрытый дневник.

– Не знаю, кого они там встретили. Но ты что-нибудь понимаешь вот в этом?

Автомобиль как раз шел довольно спокойно, и Вейд, взглянув на пожелтевшую страницу, увидел следующее:

ds = —c22dt2 + dl2 + (k2 + l2) (d?2 + sin2qd?2)

– Алгебра? – И он завис над этой головоломкой из букв и цифр, удивляясь, неужели алгебраические символы уже существовали во времена Коперника. Жаль, что он так плохо знает историю математики.

А вот папа знал бы наверняка…

Не успел подумать об этом, как «рычаги и блоки» в его собственном мозгу, скованные страхом за отца и ужасом от того, что на такой скорости их может запросто размазать в лепешку, заскрипели, сдвинулись с места – и, провернувшись, застопорились.

Он достал отцовские конспекты.

– Для меня это слишком сложно. Сдается мне, это формула из пространственно-временной метрики. Кажется, папа учился на лекциях дяди Генри чему-то похожему…

Автомобиль плавно влился в поток многополосной трассы. За холмы справа начинало садиться солнце. Далеко впереди блестело Средиземное море.

Вейд листал страницы отцовских конспектов а в голову лезли мысли о том, что сейчас может твориться в Берлине. На глаза навернулись слезы.

Неужели папа в тюрьме? Или еще где похуже?

– Вейд? – тихонько позвала Бекка, наклонившись к нему.

– Да, сейчас.

Сосредоточившись, он просмотрел еще несколько страниц и, споткнувшись на очередной записи, остановился.

– Квантовая физика?! Но в шестнадцатом веке понятия не имели о квантовой физике!

– Ты хочешь сказать, что… – начал было Даррел.

Но Вейд знаком попросил помолчать. Перевернул еще страницу, сверился с Дневником, пожал плечами.

– Формула из Дневника – или очень на нее похожая – есть в отцовской тетрадке. Но как она могла попасть в Дневник – ума не приложу.

– Чего ты не понимаешь? Она же там записана, – сказала Лили.

– Коперник не мог рассуждать в таких выражениях. Эта формула – из современной физики.

– Но он же сказал, что кого-то встретил, – напомнил Даррел. – К тому же Коперник вообще был продвинутым. Совершил переворот в науке, разве нет? – заметил Даррел.

И тут Вейда вдруг озарила догадка, от которой его мозг буквально перекосило. Он пытался сформулировать ее словами, но никак не получалось.

– Просто… Я не понимаю, как Коперник мог сделать эту запись в 1514 году.

– Объясни хоть, что за уравнение? – попросила Лили. – Что оно значит? Что вы, математики, в нем видите?

– У папы законспектирована лекция дяди Генри обо всяких экзотических теориях, дырах во времени и так далее. И вот эта формула, – Вейд очень старался не походить интонацией на отца, – иллюстрирует поведение дыры во времени. Пространственно-временного тоннеля – причем проходимого.

– Проходимого? – уточнил Даррел.

– Именно. Через который можно путешествовать во времени. В этих конспектах написано, что автор формулы – Кип Торн. А папа знает его! И много о нем рассказывал. То есть вот это, – Вейд постучал указательным пальцем по Дневнику, – не Коперник. Это Кип Торн!

– Покажи-ка, – попросил Даррел. Вейд передал ему Дневник.

– Но у Ганса Новака написано, что формулу открыл Коперник! – сказала Бекка с неожиданной ревностью. – В результате странного «небесного путешествия». Откуда же он ее узнал, а, Вейд?

– Да-да, Вейд, объясни, – присоединилась Лили.

– Не знаю… Может, Дневник подделали в некоторых местах? Или он вообще… фальшивый?

– Фальшивый?! – вспыхнула Лили. – Да из-за этого Дневника…

– Знаю! – с досадой перебил Вейд. – Погибли люди. Убит дядя Генри…

– Погодите, – перебил Даррел. – Моя мама – для всех вас Сара – постоянно работает со всякими старыми книжками. Когда она вернется, ей будет достаточно взглянуть на бумагу, чернила и состояние Дневника, чтобы сказать, настоящий он – «аутентичный», как она говорит, – или нет.

– В общем, я не могу этого объяснить, – сказал Вейд, возвращая Бекке Дневник, – но если папа записал формулу на лекции дяди Генри, а дядю Генри убили из-за Дневника с этой формулой, значит, сам дядя Генри считал Дневник настоящим, так или нет?

– Он бы тоже назвал его «аутентичным», – задумчиво вставила Лили.