Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I, стр. 527

Вереница оперативников прошла мимо Сонеки. Одним из них был Танер, человек с которым Бронци забрал его той судьбоносной ночью. Танер поприветствовал Сонеку легким кивком. Между агентами не завязывалось дружбы. Каждый из них существовал в своем замкнутом мирке службы и долга. Сонека и не надеялся подружиться с Астартес, поскольку их различия были слишком очевидны, но поведение оперативников ставило его в тупик. Они все еще были людьми, людьми, объединенными общей целью, но для них это ничего не значило. Пето никогда не встречал столь разрозненное общество людей. Нормальные отношения воинского товарищества отсутствовали. Никто не говорил, кем они были до этого, откуда они. Никто не предлагал выпить и не рассказывал забавные истории. В каком-то смысле они были больше космодесантниками, чем людьми.

Пек подозвал Сонеку.

— Пето, как сегодня Джон? — спросил он, кладя свой тренировочный меч обратно на полку.

— Точно так же как и всегда: сдержан и терпелив. Он понял, что мы приближаемся к цели. Это немного подняло ему настроение.

Пек кивнул.

— Что-то еще?

Сонека пожал плечами.

— Да, есть кое-что. Сегодня он не спрашивал меня о Рахсане.

— Нет?

— За последние пять месяцев это впервые. Я всегда ему говорил, что в свое время он ее увидит, но сегодня он не спросил меня о ней..

— Хорошо, по крайней мере тебе не надо было врать, — ответил Пек.

— А этого и так не было.

Пек начал завязывать шнурки на своих тяжелых сапогах.

— Следующие несколько дней ты будешь мне нужен, Пето. Операции скоро начнутся, и мне нужно чтобы ты сообщал обо всем, чего ты сможешь добиться от Грамматикуса. Ты провел с ним больше времени, чем кто-либо другой.

— Я не претендую на то, что знаю его, — ответил Сонека. — Он не сильно мне доверяет.

— Никто из нас его не знает, — сказал натягивающий свой длинный плащ Пек. Он вздохнул. — Иногда мне хотелось бы, чтобы мы просто вырвали все тайны из его головы. Ширу могло бы это понравиться.

Сонека знал, что Альфа Легионеры всерьез спорили о лучшем способе использования Грамматикуса. Было решено, что это не благоразумно делать, из-за риска потерять единственную связь с Кабалой.

— Мы уже далеко зашли по этому пути… — сказал Пек. — И мы все еще не уверены, что он не врет.

— О Нурте он нам не солгал, — сказал Пето.

Нурт погиб пять месяцев назад, точно таким образом, как говорил Джон Грамматикус. Последний, так и не начавшийся день, превратился, темнея и сгущаясь, в первобытную ночь. Атмосфера превратилась в токсичный коктейль из пепла и соли, а ураганы разорвали поверхность и заставили моря кипеть.

Лорд Наматжира сперва категорически отверг приказ Альфария бросить Нурт. Он рассмеялся в лицо Примарху из-за идеи позволить столь тяжело заработанной победе выскользнуть у него из рук. Но когда ухудшились условия, его насмешливый хохот прекратился, и даже ему стало ясно, что остаться на планете будет самоубийством. Напуганный силой и мощью собирающихся гибельных штормов, Наматжира приказал начать отступление.

Последовала суматоха. Ни одна армия размером с шестьсот семидесятую экспедицию не могла быть быстро высажена или эвакуирована даже по срочным схемам. Волны посадочных судов и тяжелых транспортов бросали вызов ураганным ветрам, чтобы приземлиться на в спешке созданных точках эвакуации, куда быстро стекались потоки солдат. Технику и аванпосты бросили. Целые подразделения, пытавшиеся добраться до эвакуационных сборных пунктов, были потеряны в наползающей тьме. Некоторые полностью нагруженные транспортные суда не смогли прорваться через бушующую атмосферу обратно на орбиту. Некоторые вернулись на корабли с пустыми отсеками, не сумев засечь посадочные зоны или эвакуируемых солдат.

Наполненный паникой кошмар эвакуации продолжался чуть более семнадцати часов. Почти половина сил экспедиции не смогла пережить его. Трудности извлечения тяжелой техники означали, что танковые бригады понесли особенно тяжелые потери. Принцепс Жевет открыто угрожал Наматжире. Из-за нехватки сверхтяжелых транспортов шестеро его титанов остались на поверхности. Неделю спустя принцепс отделил свои силы от шестьсот семидесятой экспедиции и вернулся на Марс, предупредив Лорда-Командира, что он может больше никогда не рассчитывать на сотрудничество с Механикумами.

Никто в экспедиции Империума не видел убивший Нурт объект. Не было никаких предположений о его размере, конструкции или способе действия. Никто даже не знал, точно ли это был Куб. Никто не мог объяснить его работу, или хотя бы описать ту погибель, которую он выпустил на планету, хотя это было похоже на стремительное разложение, болезнь поражающую органические и неорганические структуры.

Хотя разумы Имперцев ощутили это. Его раскаленный поцелуй покинул границы исчезающей атмосферы и ударил по астротелепатическим отделам убегающей экспедиции. Это вызвало галлюцинации и безумие. Уксоры Гено Хилиад ощутили это слабее, но чувствовали то же самое. Между собой они пришли к выводу, что это прозвучало как хныканье и визжание какого-то демона, пробудившегося и обнаружившего себя запертым в бесцветном, непроницаемом цилиндре, в который превратился Нурт.

Пето Сонека все еще снилась суматоха того дня. Он никогда больше не спал спокойно. Если ему не снились кружащиеся, наползающие, чтобы уничтожить их всех черные облака, ему снились неприятные сны о диоритовых головах, или о стихе, засевшем в глотке Дими Шибана.

Глава вторая

Высокая орбита, Гидра Тертиус 42, вторая половина дня

Когда вошел Сонека, Грамматикус уже был одет и готов идти. Они сидел за металлическим столом и выглядел крайне взволнованным.

— Подозреваю, что он готов поговорить со мной, — сказал Джон.

— Это так.

— Наконец-то, — произнес Грамматикус и встал на ноги. — Мы на высокой орбите?

— На высокой орбите Гидры Тертиус 42. Интересный выбор места, Джон.

Грамматикус улыбнулся.

— Ее выбрали как дань уважения к эмблеме Альфа Легиона. Они это оценили?

— Думаю, они только стали подозрительнее. Хотя они всегда подозрительны.

Грамматикус засмеялся, но Пето слышал в его смехе нервные нотки.

— Джон. Я не совсем понимаю, зачем тебе это надо, но возьми себя в руки, если хочешь достигнуть своей цели. Ты напряжен, ведь ты пробыл здесь слишком долго. Успокойся. И, прошу тебя, не будь резок и не шути с ними.

Грамматикус кивнул и, откашлявшись, сделал глубокий вдох.

— Понимаю, спасибо за совет. Я действительно очень напряжен.

Они вместе вышли из камеры. Грамматикус в последний раз оглянулся через плечо, словно ожидая увидеть там себя…

Сонека вел его по тусклым металлическим коридорам отсека для заключенных, мимо пустых камер, через две двери, которые он открыл, приложив руку к замковой пластинке.

— Как рука? — спросил Грамматикус.

— Лучше, чем старая, — ответил Пето.

Они вошли в один из центральных коридоров боевой баржи. Палуба была сетевидной, а сам проход настолько обширным, что по нему мог свободно проехать танк. Казалось, что сделанные из олова и меди, освещенные холодным, розовато-лиловым светом горизонтальных ламп, стены навсегда остались позади. Эхо их шагов разносилось по пустым коридорам.

— А они тебе доверяют, — заметил Грамматикус.

— В смысле?

— Они послали тебя за мной без сопровождения.

— Джон, если ты забыл — это боевая баржа космодесанта, один из самых защищенных космических кораблей в человеческом космосе. Куда тебе бежать?

— Верно. Но все-таки, они тебе доверяют, — сказал Грамматикус. — Ты никогда не задумывался, почему они позволили тебе это сделать?

— Сделать что?

— Побрататься со мной. Обедать со мной каждый день.

Сонека сделал печальное лицо.

— Я не спрашивал. При всем уважении, я такой же пленник, как и ты.

— Но ведь ты должен был подумать об этом, — настаивал Джон.

— Я полагаю, — ответил Сонека, — что они решили, что ты больше расскажешь мне, чем любому из них, как человек человеку.