Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I, стр. 390

Кровь стекала с зубьев медленно утихающего лезвия его меча, и Деметер тяжело дышал, лишь сейчас осознавая, насколько близко они были от поражения и гибели. Лишь невероятное мастерство, с которым Люций поражал врагов, спасло обоих Десантников, и Соломон признал про себя, что репутация мечника как смертоноснейшего воина во всем Легионе вполне заслуженна.

— И всё-таки мы удержали их, — выдохнул Деметер, поняв, сколь дорогой ценой досталась им эта победа. Все Астартес, бывшие под командованием Люция, погибли, и Соломон с болью в душе оглядывал заваленный телами зал, понимая, что никто не сможет на первый взгляд отличить предателя от лоялиста.

Мог ли он сам, по какой-нибудь злой шутке судьбы, оказаться на той стороне баррикад?

— Мы справились, Капитан Деметер, — усмехнулся Люций. — Исключительно благодаря вам, не так ли?

Соломон хотел было оскорбиться высокомерным тоном мечника, но понял, что слишком устал для этого. Лишь покачав головой в ответ на неблагодарность Люция, он устало кивнул.

— Странно, что эти Десантники заявились сюда столь малым числом, — задумчиво произнес Соломон, приседая на одно колено возле тела последнего из сраженных им предателей. — На что они вообще могли рассчитывать?

— Ни на что, разумеется, — отозвался Люций, вытирающий обрывком ткани лезвие меча. — Но это пока.

— О чем ты? — тут же повернулся к нему Соломон, окончательно раздосадованный дурацкими и загадочными ответами мечника. Тот вновь ухмыльнулся, но ничего не ответил, и Деметер вновь начал оглядывать зал, постепенно заполняющийся вонью сожженной плоти и перепиленных костей.

— Не беспокойся, Соломон, — крикнул ему в спину Люций, — сейчас ты всё-всё поймешь!

Взглянув в глаза изукрашенного шрамами воина, Деметер увидел в них самодовольный блеск и вздрогнул от неприятного предчувствия. Ужасное, невыразимое подозрение начало зарождаться в его душе, стягивая живот холодными, скользкими кольцами.

Соломон, уже начиная понимать, что произошло нечто жуткое, принялся быстро подсчитывать безмолвные и неподвижные тела, устилающие искореженный пол. Люцию придали остатки нескольких подразделений, около тридцати воинов…

— О, нет, — прошептал Деметер, насчитав около тридцати трупов. Он смотрел на искореженные и наспех починенные доспехи, покрытые застарелыми ранами и шрамами тела, обожженные лица, и слишком поздно понимал, что эти Десантники вовсе не высаживались с кораблей Воителя. Все эти месяцы они защищали Дворец Регента вместе с ним. Среди них не было ни одного предателя.

— Это же лоялисты!

— Боюсь, что да, — промурлыкал Люций. — Знаешь, я собираюсь вернуться в славные ряды нашего любимого III Легиона, и входная цена — расчищенный путь во Дворец для Эйдолона и его шайки. Поэтому я чрезвычайно благодарен вам, — он издевательски поклонился, — Второй Капитан Деметер, что вы пришли мне на помощь так вовремя. Право, не знаю, смог бы я в одиночку перебить их всех до прибытия лорд-коммандера.

Соломон почувствовал, как рушатся последние устои его разума и веры в будущее, снесенные ужасом перед тем, что он по незнанию сотворил своими руками. Капитан рухнул на колени, и по его щекам покатились слезы безумного страдания и тоски.

— Нет! — закричал он. — Что ты наделал, Люций?! Ты погубил нас всех!

Рассмеявшись, мечник ответил ему:

— Ты сам себя погубил, Соломон, а я лишь приблизил твой конец.

Деметер отшвырнул в сторону окровавленный меч, преисполненный отвращения к самому себе. Убийца, слепой и жестокий убийца, хуже тех предателей, что окружают сейчас Дворец Регента — вот кем он стал. Ненависть к Люцию вскипела в его жилах бурлящей рекой.

— Моя честь, моя верность Императору, моя доблесть… Все, что мне оставалось, — сквозь зубы пробормотал он, глядя в отталкивающее лицо мечника. — Ты отнял их у меня!

Люций плавной походкой подошел к Соломону, дерзкая, высокомерная улыбка растянула его изрезанные шрамами щеки. С тихим смешком он спросил:

— И как ощущения?

Зарычав, Деметер бросился на мечника, смыкая руки на его шее. Ненависть и раскаяние наполнили тело Десантника силой, достаточной, чтобы придушить ублюдка на месте.

Вдруг невыносимая боль вторглась в живот Соломона и тут же рванулась вверх, к груди, и он закричал, отшатываясь назад, с чудовищной раной, нанесенной мечом предателя. Опустив глаза, Деметер увидел сияющее лезвие, пронзившее доспехи и плоть. Вонь сожженного мяса и оплавленного керамита не дала ему сделать последний вдох перед тем, как Люций вонзил меч в его грудь по самую рукоять.

Жизненная сила покидала Соломона, и боль от всех ран, полученных за века Великого Похода, разом обрушилась на него. Сломанные при падении в океан Лаэра кости, ожоги в огненной буре Истваана III… рана от меча Люция. Его тело превратилось в комок мучительной агонии, каждый нерв издавал вопли страдания.

Деметер рухнул на колени, глядя, как кровь изливается из раны бесконечным бурлящим потоком. Из последних сил он схватил Люция за руку и поднял голову, стараясь посмотреть предателю в глаза и не поддаваясь смерти, тянущей его вниз:

— Ты… не… победишь… — прошептал он, каждое слово давалось ему тяжелее, чем любая из побед, одержанных прежде.

Люций пожал плечами.

— Может, да, может, и нет. Какая разница? Ты-то всё равно об этом не узнаешь.

Медленно, словно в замедленной съемке голопикта, Соломон повалился наземь, чувствуя, как воздух обтекает его лицо и как трещит череп от столкновения с каменным полом. Перевалившись на спину, он увидел сквозь дыры в полуразрушенном куполе сияющее синее небо, впервые очистившееся от туч.

Капитан улыбнулся, чувствуя, что лечебные модули доспехов безуспешно пытаются противостоять смертельной ране от меча Люция, и продолжил жадно всматриваться в небеса, словно надеясь отыскать взглядом зависший на орбите флот Хоруса.

С ясностью, прежде небывалой, Соломон видел весь ужас предательства Воителя, жестокую бесконечную войну, надвигающуюся на человечество. Слезы катились по его щекам, но Деметер оплакивал не себя, а миллиарды обреченных на страдания, бесславную гибель и вечную тьме по вине несусветных амбиций одного человека.

Люций куда-то отошел, потеряв интерес к поверженному врагу, и Соломон обрадовался тому, что встретит конец в мире и одиночестве. Его дыхание все слабело, и с каждым вздохом небо темнело над головой Десантника.

Свет умирал вместе с ним, и Деметер подумал, что Вселенная так провожает его, опуская темную завесу над погибшей планетой. Улыбнувшись, он мысленно отсалютовал своим братьям и с честью ступил во тьму.

Глаза Соломона закрылись, и последняя слеза капнула на мозаичный пол.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Глава Двадцать Первая

Отмщение/Цена изоляции/Изящный предатель/Любовь, скрепленная смертью

ФЕРРУС МАНУС ПОЧТИ НЕ ПОКИДАЛ Железную Крепь со дня чудовищного предательства того, кто когда-то был его другом и братом. Впрочем, за эти месяцы зала сильно изменилась: сияющие стены покрылись вмятинами и трещинами, ибо примарх вымещал свою ярость на чудесных вещах, которыми некогда дорожил.

Перешагивая через обломки оружия и доспехов, разбросанных по полу, Габриэль Сантар отмечал, что многие из них оплавлены или сожжены дотла, будто побывали в кузнечном горне. Он нес примарху дата-планшет, содержащий наконец-то полученные вести с Терры, и надеялся, что они смогут помочь Манусу выйти из граничащего с безумием уныния, подкосившего его сильнее, чем удар молотом Фулгрима.

Все механики, кузнецы, технодесантники и ученые 52-й Экспедиции не покладая рук трудились над исправлением тяжелого ущерба, нанесенного флоту Железных Рук внезапной атакой Детей Императора, и, благодаря их самоотверженности, в невероятно краткий срок корабли Ферруса Мануса были готовы отправиться к Терре и донести до властей Империума весть о предательстве Воителя.

Однако же навигаторы и астропаты флота оказались не в силах прозреть бесконечность варпа, ужасающие бури невероятной силы и размаха, закручивающиеся в глубинах Имматериума, не позволяли и думать о переходе в направлении Сегментума Солар, как и о том, что кому-то удастся прибыть на помощь Железным Рукам. Вход в бушующую нереальность в таких невиданных прежде условиях являлся, по сути, самоубийственным, но Сантару пришлось приложить все свое красноречие, чтобы смягчить гнев своего примарха и убедить его дождаться окончания, или, по крайней мере, стихания варп-штормов.