Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I, стр. 1331

Как любовники постепенно узнают ритмы и предпочтения своих партнеров, так и их мысли медленно сближались, образуя союз. Но назвать этот процесс легким мог только тот, кто не понимал его сложности. Ибн Халдан ощутил охвативший его холод имматериума, бурлящего, словно разъяренный океан. И подобно океанам Старой Земли, это пространство служило пристанищем существам самых различных форм и размеров. Ибн Халдан чувствовал, как они кружат вокруг яркого луча объединившихся мыслей подобно осторожным хищникам, подкарауливающим потенциальную жертву.

— Я установил контакт, — произнес он. — Но не смогу долго его поддерживать.

Далекий радужный ореол в мысленном восприятии Ибн Халдана начал совмещаться с границами зала, словно на одном экране одновременно проявились сразу два пикта. Он стал различать туманные очертания помещения на корабле, где находился второй астропат, отличающегося простотой, присущей Десятому легиону. Вокруг, словно безликие привидения, возникали расплывчатые фигуры — полупрозрачные гиганты в черненых доспехах, окруженные холодноватой аурой, отдающей механистичностью.

Да, это определенно корабль Железных Рук.

Ибн Халдан отстранился от постороннего присутствия и впустил в свое сознание передаваемое послание. Оно хлынуло потоками бессмысленных и неясных видений, но другого он и не ожидал. Психическая песня хора астропатов росла и усиливалась, согласуясь с его усилиями обработать послание, и он сам словно плыл в потоке концентрируемой энергии. Сила воли и моральная стойкость помогали расшифровать простые послания с соседних планет, но сигнал, оформленный так далеко, как этот, требовал больше усилий, чем мог обеспечить один астропат.

Халдан был особенным астропатом, его талант метафизического восприятия мог трансформировать расплывчатую путаницу отстраненного символизма в послание, доступное для толкования даже неопытному новичку. По мере того как отрывочные и резкие мысли экспедиционного астропата просачивались в его мозг, накопленная энергия сглаживала их и соединяла в единое целое, помогая определить смысл сообщения.

Для определения содержания сигнала Ибн Халдан интерпретировал и экстраполировал образы и звуки, и к астропатическому шифру добавлялись общепринятые аллегорические ссылки. Это было настоящее искусство, духовный танец, сотканный из интуиции, природного таланта и долгих тренировок. Подобно тому как ни один летописец, обладающий творческим складом ума, не мог объяснить, как он достиг мастерства в своем деле, так и Ибн Халдан не мог сформулировать процесс превращения набора беспорядочных образов в четкое сообщение.

Слова, выделенные из символического шифра, слетели с его губ.

— Мир черного песка, — произнес он. — Исстваан. Легион продвигается быстро. Возмездие Дорна грядет, но сыны Медузы ударят раньше Воронов и Повелителей Ночи. Лорд Манус жаждет первой крови и головы Фениксийца.

Расшифровка продолжалась, и Ибн Халдан почувствовал, как вокруг него гибнут астропаты, исчерпавшие весь запас своих сил. Но послание было настолько важным, что с потерями в хоре приходилось мириться.

— Горгон Медузы станет первым воином Императора на Исстваане. Он станет наконечником копья, пронзающего сердце Хоруса Луперкаля. Он станет мстителем.

Когда послание внезапно закончилось, Ибн Халдан повис на креплениях своего трона и постепенно восстановил нормальный ритм дыхания. Его мозг немедленно начал мучительную процедуру заполнения пустоты, образовавшейся после прекращения связи, но для полного избавления от последствий такого испытания потребуется еще несколько дней.

Ему, как и всегда, хотелось сесть и открыть глаза, но удерживающие ремни и складка кожи над пустыми глазницами не позволяли сделать ни того ни другого.

— Все кончено, — прошептал он. Его слова эхом прокатились по залу, словно он закричал во весь голос. — Больше ничего нет.

Госпожа Сарашина взяла его за руку и погладила по блестящему от испарины лбу, хотя после тяжелейшего испытания сознание Ибн Халдана готово было покинуть его. Но над астропатом навис лорд Дорн, и сияние золотой брони и близость неизмеримой мощи примарха, словно разряд дефибриллятора, не позволили астропату погрузиться в живительный транс.

— Будь проклято твое нетерпение, Феррус, ты меня погубишь, — прошипел Дорн, и его голос выдал тяжесть лежащей на плечах примарха ноши. — Ты должен был неукоснительно следовать моим приказам!

Примарх Имперских Кулаков повернулся к хормейстеру.

— Больше ничего? Ты уверен, что послание передано полностью?

— Если Абир Ибн Халдан говорит, что это все, значит, больше ничего нет, — твердо ответил хормейстер. — Криптэстезианцы проведут фильтрацию записи на случай каких-то остаточных значений или подтекстов, но Ибн Халдан один из наших лучших астропатов.

Лорд Дорн обернулся к хормейстеру.

— Один из лучших? Почему для приема столь важного сообщения вы не задействовали самого лучшего телепата?

Хормейстер переглянулся с Сарашиной, и Ибн Халдан ощутил их смущение, когда возник образ астропата, давно покинувшего Башню Шепотов ради высокого назначения в один из благородных домов Навис Нобилите.

— Лучший астропат еще не вернулся к нам, — сказал хормейстер.

— Я же приказал задействовать любые средства, чтобы получить надежную информацию с переднего края, — жестко произнес Дорн, и его рука легла на украшенную ониксом и золотом рукоять тяжелого меча. — Люди, вы хоть понимаете, о чем идет речь? Я вынужден вести войну, за ходом которой не могу следить, я сражаюсь с врагом, которого не могу оценить, и, чтобы продолжать борьбу, мне остается только полагаться на информацию из окрестностей Исстваана. Для спасения Империума мне нужны лучшие оперативники. Истина сейчас имеет наиважнейшее значение, вам это понятно?

— Мы все прекрасно понимаем, лорд Дорн, — сказал хормейстер после недолгого колебания.

— Наш лучший оперативник как раз сейчас находится на пути сюда, — добавила Сарашина. — Но он не в состоянии помочь нам. Пока не в состоянии.

— Почему? — потребовал разъяснений Дорн.

Сарашина вздохнула.

— Потому что его разум нуждается в восстановлении.

Часть первая

СНЫ В КРАСНОМ ТЕРЕМЕ

Глава 1

КРЫША МИРА

МАЛЫШКА

ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

Путники преодолели окаменевшие леса Уттаракханда [178] и бесплодные радиоактивные пустыни Уттар-Прадеш. С каждым днем приближаясь к крыше мира, они ступили в долину Брахмапутры. Поднялись на плоскогорье Тераи-Дуара [179], занятое корабелами Механикум под сухие доки для ремонта судов. Прошли через залитые светом ацетиленовых ламп железные храмы и поднялись еще выше, в разреженный воздух Бхабхара, где землю пересекали сухие русла, по которым когда-то давно талая вода сбегала с самых высоких вершин в долину.

В прежние времена здесь царила пышная зелень субтропических лесов, но древние войны уничтожили на поверхности мира почти все живое. Океаны испарились, континенты выгорели, и все, что отличало эти земли, исчезло в процессе сражений, но мир выжил. В этом лесу преобладало дерево ашока [180], любимое дерево древнего бога давно исчезнувшей империи, когда-то занимавшей окрестные земли.

Один из старинных мифов этой империи гласил, что величайшая из его правительниц дала жизнь смертному богу, держась за ветви дерева ашока в деревне племени шакьев [181]. Этот бог основал новую религию, но от его учений уже ничего не осталось, и даже нельзя было сказать, был ли этот бог жестоким или милостивым.

Путники ничего не знали об истории этого района, а Бхабхар давно превратился в унылый рабочий лагерь, простиравшийся насколько хватало глаз. Миллионы ремесленников, чернорабочих и неуклюжих мигоев [182] собирались в городах из полотна и пластальных блоков, составляя мускульную силу, при помощи которой преобразовывались дальние горные отроги.