Хаос, стр. 14
— Умей говорить «нет»?
— Вот ты смеешься, а это не смешно! Все мои друзья, все до единого, на чем-то торчат. Большинство из нас так и не слезут. Кто-то помрет. Ты не такая. Ты самая незадолбанная из всех, кого я знаю. Не надо меняться.
— Я и не собираюсь. Не буду ничего пробовать. Просто хотела нормально выспаться, и все. Проспать всю ночь по-человечески безо всяких снов.
— Слушай, а ты это нарисуй, а?
— Что?
— Свои сны. Нарисуешь — и выведешь из организма, может, и перестанет сниться…
Мне страшно. Такое чувство, что я выношу этот ужас на свет. Теперь он отравит мне дни, а не только ночи. Только кого я обманываю, спрашивается? Я все равно постоянно об этом думаю, выходит, Винни дело говорит — надо мне все это нарисовать.
Беру новый рулон обоев и начинаю рисовать. Карандаш не годится. Прошу Винни принести мне угля. Нужны жирные черные линии. И наверное, будет правильно рисовать тем, что уже обожжено огнем. Рука у меня трясется, когда я делаю набросок. Ничего не выйдет. Закрываю глаза — и я снова там. Кошмар у меня в голове, он переполняет меня, а потом вырывается наружу — свет и тень, лица, огонь, страх. Я начинаю рисовать не открывая глаз, а когда открываю — на меня с бумаги глядит лицо.
Человек с ребенком на руках.
Это он.
Это Адам.
Адам
Они отняли ее у меня — записную книжку. Отняли и не отдают. Джуниор просматривает ее, листает страницы.
— Это что такое? Твои секретишки? Никак ты всех их поимел? Вот извращенец!
— Заткнись! Отдай!
— Ух ты, тут и девочки, и мальчики! Так и знал, что ты больной. Да тебе столько не поиметь, даже за миллион лет. А наверное, хочется!
Пытаюсь отобрать книжку, но он поднимает ее высоко над головой и пляшет.
— Джуниор, это мои записи. Отдай книжку. У тебя что, ничего своего нет?
— Теперь есть. Твоя кни-ижечка!
— Отдай, кретин! Тебя это не касается!
Я в отчаянии. Ему нельзя туда смотреть. Лучше было бы разорвать ее или сжечь! Кровь бурлит от адреналина. Их четверо, а я один, но это уже не важно. Мне надо получить книжку назад, и я ее получу. Джуниор уже отбежал метров на двадцать, а его шестерки меня держат. Изо всех сил пытаюсь их растолкать, пихаюсь локтями. Одного отодвинул, но еще двое никуда не делись. Из-за их спин вижу, как Джуниор останавливается. Листает медленнее. Если я не доберусь до него за две секунды, я попал. Он прочитает заголовки колонок, прочитает описания. Найдет знакомые имена. И себя.
Ударяю самого высокого головой в живот, следующему врезаю коленом куда не надо, пролетаю мимо них, бросаюсь на Джуниора, даю ему под дых, валю на землю. Мы падаем на асфальт.
— Отвали, урод!
Книжка по-прежнему у него. Вцепляюсь ему в руку, разгибаю пальцы по одному. Он начинает визжать, как девчонка: без шестерок-то он уже не такой крутой. Три пальца — и он выпускает книжку. Она падает рядом с нами, я хватаю ее и отползаю от него. Поднимаюсь на ноги и засовываю книжку за пояс брюк. Джуниор валяется на земле, держится за пальцы другой рукой.
— Ты мне пальцы переломал, козел! Переломал на хрен!
Похоже, кто-то вызвал охрану — нас окружаю. Один охранник наклоняется к Джуниору и осматривает его руку, остальные два хватают меня за локти и волокут в школу. Ноги у меня почти не касаются земли. Уже у дверей слышу, как один из шестерок Джуниора врет про меня с три короба.
— Так и налетел на нас. Как бешеный. Как зверь. Будто обдолбанный!
Меня тащат в приемную директора и там первым делом обыскивают. Я надеюсь, что книжку они не нащупают, она совсем плоская, легко прятать, — но ее, конечно, находят. Просят достать. Я не хочу. Тогда мне говорят, что сами достанут, если я не хочу. Приходится залезть в брюки и вытащить книжку. Она слегка потрепалась и обмялась по форме моей задницы.
— Положи на стол.
Кладу — но заглядывать в нее не позволю. Это не их записи. Им туда смотреть не положено.
— Это не тетрадь. Что это?
— Записная книжка.
— Записная книжка, а дальше?!
— Записная книжка, сэр.
— Охранник протягивает руку к книжке, но я успеваю ее выхватить.
— Доусон, положи книжку.
— Нет, сэр.
Охранник цитирует устав школы:
— Учащимся запрещается проносить в школу личные вещи, кроме тех, которые необходимы для учебного процесса. Если подобные личные вещи…
Слышу, как сзади открывается дверь. Кто-то входит. Мне даже думать не нужно — разворачиваюсь и пулей вылетаю наружу. Через три секунды воет сирена, в ушах гудит. Всю школу подняли по тревоге. Блин, как мне отсюда выбраться? Приемная у самого входа, но двери заперты, и моим удостоверением личности их, само собой, не открыть. Девушка за стойкой регистрации, разинув рот, глядит, как я мчусь по коридору прямо к ней. Я перепрыгиваю через стойку, и девушка визжит.
— Какая кнопка? — ору я ей в лицо. — Какая кнопка открывает двери?
Она не отвечает, но стоит посмотреть на кнопки, и все становится ясно. Черная квадратная кнопка слева. Нажимаю ее — двери раздвигаются. Девушка тут же нажимает другую кнопку — вызова охраны, и сирена воет опять. Плевать. Я уже на улице. Сбежал.
Мчусь по тротуару сломя голову. В школе вызовут полицию, меня мигом найдут. Не зря же меня чипировали. Теперь стоит только посмотреть на спутниковую карту или дать задание вертолету, которые в лондонском небе так и кишат. Тут же и засекут. Но я не хочу, чтобы еще кто-нибудь сунул нос в мою книжку. Держать ее при себе становится опасно. Нужно или уничтожить, или спрятать.
До самого бабулиного дома я лечу не останавливаясь. Сворачиваю в подъезд, бросаюсь к двери. Бабуля стоит на пороге в пальто. Протягивает руки вперед, чтобы я ее не сшиб.
— Я как раз собиралась к тебе. Из школы позвонили.
Я не сразу могу говорить, надо отдышаться хотя бы минуту, но мне приходит в голову, что, может быть, именно через эту минуту и явится полиция. Поэтому я заталкиваю бабулю в дом и закрываю дверь.
— Ладно-ладно, нечего тут толкаться. Опять в драку полез, да? — спрашивает бабуля. — Говорила я тебе…
Отдышаться мне не удалось, но больше тянуть нельзя.
— Мне надо кое-что спрятать, — пыхчу я.
— Что?
Вытаскиваю книжку из кармана.
— А-а, твою книжку.
— Ты про нее знаешь?!
— Я, конечно, старая и туповатая, но не слепая! Давай ее сюда.
Я не решаюсь.
— Адам, мне можно доверять. Я на твоей стороне. Да, ты так не считаешь, но я на твоей стороне.
Раздается стук в дверь и крик:
— Откройте! Полиция!
Бабуля жестом велит мне помалкивать.
— Адам, мне можно верить.
Вручаю ей книжку. Она поворачивается ко мне спиной и засовывает ее к себе в лифчик.
— Там никто уже лет тридцать не бывал. Надежнее, чем в сейфе.
Потом она как ни в чем ни бывало подходит к двери.
— Миссис Доусон?
— Да.
— Мы ищем Адама Доусона. Он здесь?
— Да, он здесь.
— Мы должны задержать его.
— Хорошо. Он пойдет с вами. Я тоже. Не хочу упускать его из виду.
Мы проводим в участке пять часов. Масса вопросов — обо мне, Джуниоре, книжке. Я молчу. Ни слова. И ни на кого не смотрю. В полиции хотят, чтобы я в чем-то признался, извинился, но признаваться мне не в чем, и подлизываться я не желаю. И все это время бабуля держится просто отпадно.
— Ему всего шестнадцать, — нудит она. — Шестнадцать. Ну, не поладил с мальчиками в школе, подумаешь. Наверняка с вами такое тоже бывало, хотя бы разок-другой.
Сначала они хотят обвинить меня в нападении, но в результате бабуля подписывает соглашение привести меня в полицию через неделю. Мол, за это время я одумаюсь, может, решу что-нибудь рассказать. Бабуля ставит закорючку на всех бумагах, и мы едем домой.
Дома мы оказываемся только после десяти, и на коврике у входной двери лежат два конверта — один адресован мне, другой бабуле. Бабулин — из школы. Меня исключили на шесть недель. После этого мне предстоит собеседование с директором — он решит, пускать меня обратно или нет. А пошли они! Отвязались — и это главное.