На что похоже счастье, стр. 35

– С Элли О’Нил.

Услышав ее имя, Грэм вздрогнул от неожиданности:

– Откуда ты знаешь…

– Я провел небольшое расследование, – ответил менеджер, вскидывая ладони в умиротворяющем жесте. – Это ведь моя работа, не забыл? – Он вытащил из портфеля плотный коричневый конверт. – Я не собирался нагружать тебя всем этим, поскольку нам здесь осталось находиться всего ничего. Но поскольку ты, как выясняется, до сих пор по ней сохнешь…

– Я не сохну, – возразил Грэм чересчур поспешно.

– …и до сих пор не оставил в прошлом то, что было между вами…

– Ничего между нами не…

– …я хочу, чтобы ты, по крайней мере, был в курсе, – закончил Гарри и протянул ему конверт. Грэм не сделал никакой попытки его взять. – Сейчас далеко не самый подходящий момент, чтобы ввязываться в историю, которая может оказаться… с душком. Цена может получиться слишком высока.

– Тебя это не касается, – сердито сверкнул глазами Грэм.

– Это не пойдет тебе на пользу, – продолжал Гарри, как будто не слышал. – Эта история попадет во все газеты. Это плохо скажется на твоем имидже, а мы сейчас действительно не можем себе этого позволить.

Он по-прежнему держал конверт в протянутой руке. Когда он понял, что Грэм не собирается его брать, он с глухим шлепком бросил конверт на столик и поднялся.

– Поверь мне, это все ради твоего же блага, – сказал он и двинулся к выходу из трейлера.

На ковер лег прямоугольник света, потом дверь захлопнулась, и Грэм остался один.

Он долго смотрел на конверт, разрываясь между желанием вскрыть его и отправить в мусорку. Он даже не представлял, что удалось накопать Гарри, понятия не имел, что заставило его взяться за расследование. И не был уверен, что хочет это знать.

Ему вспомнилось самое начало их переписки, ни к чему не обязывающий словесный пинг-понг, все эти сообщения, которые, по сути, были ни о чем, и при этом в них все-таки крылось что-то большее. Практически целый мир.

До сегодняшней встречи они не виделись несколько недель. И хотя Грэм скучал по ней, хотя ему ничего не хотелось так сильно, как постучаться в ее дверь и снова обнять ее, дело было не только в этом. Он не ожидал, что будет так скучать по переписке с ней. Многие месяцы она была адресатом всех его размышлений, а теперь он потерял ее, и его мысли кружили внутри черепной коробки, точно ошалевшие светляки в банке. Он и не подозревал, как много может значить присутствие в твоей жизни человека, с которым можно вот так поговорить; он не подозревал, что этот человек может стать для тебя чем-то вроде спасательного троса, без которого тебя некому будет спасти, если ты начнешь тонуть.

Грэм погладил пальцем уголок конверта, придвигая его ближе к себе, и внезапно понял, как отчаянно хочет узнать, что там, внутри, получить ту крупицу сведений об Элли О’Нил, которая была ему доступна, в чем бы она ни заключалась, что бы ни означала.

Конверт безмолвно смотрел на него, загадочный и официальный.

В нем была заключена какая-то тайна.

Наверное, не стоило этого делать.

Но Грэм протянул руку и взял его.

* * *

От: [email protected]

Сохранено: среда, 3 июля 2013 13:21

Кому: [email protected]

Тема: белый флаг

Может, заключим перемирие? Я знаю, ты все еще на меня сердишься, но мне сейчас очень нужна подруга. (И не просто подруга, а именно ты…)

15

Стояла такая жара, что чем-то заниматься было практически невозможно. Как только они закончили переоформлять витрины, Элли подтащила табуретку к вентилятору и уселась лицом к лопастям, но они лишь гоняли по магазину теплый воздух. Немногочисленные покупатели, у которых хватало мужества заглянуть внутрь, разворачивались и уходили почти сразу же. Духота в зале была еще более невыносимой, чем раскаленное пекло снаружи.

Наконец часа в два мама поднялась со своего места.

– У меня такое чувство, будто я сижу в печке, – сказала она. – Давай закрываться и пойдем отсюда.

– Куда? – отозвалась Элли, по-прежнему глядя на лопасти вентилятора, отчего ее слова странно вибрировали.

Впрочем, она и сама знала ответ. Они пойдут туда, куда ходили всегда.

Полчаса спустя они уже направлялись на пляж. Не на тот пляж в черте города, на котором жарились под солнцем на камнях туристы, похожие на тюленей, и не на детский пляж со спасателями и огороженным местом для купания, и даже не на песчаный пляж у рыболовецкого причала.

Они отправились в бухточку.

Повесив на двери магазина табличку «Окончательно изжарились, вернемся завтра», они забежали домой, чтобы переодеться в купальники, захватить полотенца и взять пса, и теперь направлялись к небольшой отмели поблизости от их дома, на пляж, который был таким уединенным, что они привыкли считать его своим личным. С самого детства Элли они сбегали сюда вдвоем от всех, летом с полотенцами и солнцезащитным кремом, зимой – с сидром и пледами. Они часами бродили по воде, собирали камешки и подглядывали за птицами. Это было их место, и, до того как несколько недель назад она назначила здесь встречу Грэму, она ни разу никого сюда не приводила. Даже Квинн.

Теперь, спускаясь к воде, она поймала себя на том, что разглядывает голыши под ногами: а вдруг найдется второе такое же сердечко? Мама уже разложила на всегдашнем месте полотенца, и Бублик опрометью понесся в воду, смелый, отважный и полный удали, но тут же с позором ретировался, напуганный кротчайшей из волн.

Элли сбросила шлепанцы и зашла по колено в воду, блаженно дрожа от прохлады. Ноги у нее заледенели, а плечам было тепло, она запрокинула голову и закрыла глаза. Утренние события начали подергиваться дымкой и таять в лучах солнца.

– Целых три недели, – произнесла мама, приближаясь к ней. – Мне будет этого не хватать.

Элли не нужно было уточнять, о чем она говорит. За всю жизнь они с мамой не разлучались дольше чем на несколько дней, а мама до сих пор считала, что она скоро уедет в Гарвард на стипендию, которой не существовало. Но дело было не только в этом. Таким образом она готовила себя к куда более длительному расставанию. Когда она отвезет Элли в Бостон и оставит ее там в пустой комнате студенческого общежития, это будет репетицией следующего лета, когда ей придется уехать в колледж по-настоящему. Эта августовская поездка была началом конца. Она знаменовала начало их последнего года вместе.

Поэтому она понимала, что? мама имела в виду, когда сказала «целых три недели», и понимала, что нужно подойти к ней и взять ее соленую руку и сказать: «Я знаю» или «Я тоже буду по всему этому скучать». Но какая-то крохотная очерствевшая частичка ее сердца не давала ей перестать смотреть прямо перед собой на ту незримую границу, где море перетекает в небо.

– Три недели – это совсем недолго, – сказала она наконец, сдержанно и отчужденно.

Мама кивнула, устремив взгляд куда-то вдаль. Она не могла знать, о чем Элли сейчас на самом деле думает. А думала она о том, что три недели – это целая жизнь и что, может, еще ничего не выйдет. Пока что ей удалось скопить шестьсот двадцать четыре доллара и восемь центов, и если она продолжит работать такими же темпами, то к августу наберется почти тысяча долларов. Но этого было совершенно недостаточно, а при одной мысли о том, чтобы отказаться – упустить такой шанс, или, того хуже, попросить о помощи, – внутри у нее что-то сжималось и на нее накатывала жалость к себе, безысходность и злость.

Бублик носился по берегу туда-сюда, возмущенный тем, что его бросили. Когда Элли свистнула ему, он, поскуливая, плюхнулся в воду и поплыл, высоко держа морду над волнами.

– Послушай, – начала мама, – я знаю…

Но Элли не хотела ничего слышать; она набрала полную грудь воздуха и бросилась в воду. Холод обжег ее, пронизав до костей, так что по всему телу разбежалась дрожь. Сквозь прищуренные глаза она увидела, как Бублик отчаянно работает лапками, кружа вокруг нее в страшном беспокойстве, и несколькими сильными гребками вытолкнула себя из глубины на поверхность воды.