На что похоже счастье, стр. 33

– Это хорошо, – сказала мама. – Потому что я хочу закончить с витринами.

Элли устало вздохнула. У мамы была утомительная привычка каждые несколько недель менять оформление двух витрин.

– Сегодня? – спросила она, хотя на самом деле ее вопрос должен был звучать как «В такую жару?».

Мама предпочла проигнорировать ее недовольство.

– Сегодня ничем не хуже и не лучше любого другого дня, – пожала плечами она. – Думаю, шахматную доску надо сдвинуть в сторону, вокруг разложить какие-нибудь ракушки, а на освободившееся место повесить твои рамки.

– Ладно, – сказала Элли и, подойдя к витрине, собралась убрать надувные мячи, которые украшали ее с тех пор, как начались школьные каникулы.

– Я сама уберу, – остановила ее мама. – Можешь переписать еще несколько стихов для новых рамок? Готовые уже почти закончились.

Элли потянулась за маленьким томиком стихов, который таскала с собой в сумке. На прошлой неделе они продали две рамки, обе со стихами Элизабет Бишоп, и мама была уверена, что их купили именно поэтому. Женщина, купившая их, перед этим минут пятнадцать читала стихи, выбирая, какие взять.

Элли уселась на табуретку перед прилавком, уже решив, что возьмет Йейтса или Одена. Но когда она открыла томик, оттуда выпорхнул лист бумаги, и она с изумлением поняла, что держит в руках рисунок Грэма.

Ее взгляд скользнул вдоль тонких карандашных линий, таких строгих, геометрически правильных, с прямыми, точно стрелы, краями и четкими углами. Все это было словно во сне. Элли почувствовала, как растворяется в этих линиях, сплетающихся в страховочную сетку, сохраняющую ее от воспоминаний о том дне, когда был сделан рисунок.

Она погладила большим пальцем крохотную дырочку, которую острие его карандаша процарапало в бумаге, когда она отвлекла его. Сквозь бумагу с обратной стороны просвечивали буквы, и Элли перевернула листок и пробежала глазами меню, внезапно перенесшись в то кафе со сладким запахом шоколада, висящим в воздухе. Она долго сидела, держа рисунок за уголки, и мысли ее были далеко. Потом встала и вместе с рисунком пошла в подсобку, где выбрала одну из новых рамок – черную, добротно сделанную – и сняла с нее задник. Вставляя внутрь рисунок, она позаботилась, чтобы не видно было подписи вдоль нижнего края – неровного серого росчерка, который мог выдать автора.

Когда она вынесла готовую рамку в зал, мама нахмурилась.

– Это же не стихи, – сказала она, но Элли ее не слушала.

Она положила в витрину розовую карточку с надписью «Рисунок не продается», а потом установила рамку поверх нее, прислонив к остальным так, чтобы она была обращена к югу, чтобы она смотрела на воду и бухту. Чтобы она смотрела на Грэма.

– Стихи, – сказала она. – Стихи.

От: [email protected]

Отправлено: среда, 3 июля 2013 11:44

Кому: [email protected]

Тема: (без темы)

Привет, Эван.

Похоже, я таки попаду домой на эти выходные. Невероятно, но мы укладываемся в график съемок, так что меня здесь ничто не держит. Думаю, если ты покормишь Уилбура примерно в обед в субботу, он спокойно продержится до вечера.

Спасибо тебе еще раз, дружище. Обними от меня кабанчика.

ГЛ

14

Едва только Грэм увидел ее в кулинарии, как в тот же миг понял свою ошибку.

Он не забыл ее. Но он опустил руки.

И теперь, сидя за столиком напротив Оливии, он отчетливо, с отчаянной обреченностью понял, что был не прав. Надо было проявить упорство. Надо было являться к ее дому каждый вечер, звонить ей каждый день, писать каждый час. Надо было не сдаваться.

Напрасно он тогда ушел.

А теперь уже слишком поздно.

Она даже не взглянула на него. Ни единого разу.

Напротив него Оливия со скептическим выражением лица изучала меню, мелом нацарапанное на доске над прилавком.

– У них тут даже ни одного салата нет! – возмутилась она. В ее голосе звучали капризные нотки, которые исчезали, лишь когда она бывала в образе своей героини.

– Я уверен, они могут накрошить для тебя в тарелку какой-нибудь зелени, – бросил он рассеянно, и она посмотрела на него с таким видом, как будто он предложил ей поесть с пола.

Вот уже почти три недели он пытался представить, что будет, если он снова наткнется на Элли. Но ни один из этих сценариев не предусматривал присутствия Оливии.

– Прошу прощения, – возвысила она голос и сделала знак женщине, которая помогала ему собирать с полу конфеты. – А нет возможности где-нибудь раздобыть рукколу? И грушу? Или козий сыр? – Она с ослепительной улыбкой обернулась к Грэму. – Мне просто до смерти хочется козьего сыра.

Женщина явно с трудом сдерживала смех.

– Мы предлагаем только то, что есть в меню. – Она кивнула на доску с перечнем возможных вариантов, включавшим в себя сэндвичи с ростбифом, индейкой и ветчиной. – И заказ надо делать у стойки.

Грэм поднялся на ноги:

– Я схожу.

– Тогда я, пожалуй, буду сэндвич с индейкой, – сказала Оливия и со вздохом вытащила телефон. – Только без хлеба.

– Какой же это сэндвич! – пробормотала женщина и вернулась за прилавок.

Грэма пытались пропустить вперед, но он вежливо отказался. В ожидании своей очереди он стал смотреть в окно, откуда был виден магазинчик О’Нилов, потом перевел взгляд на Оливию, которая сидела за столом, обмахиваясь рукой с наманикюренными пальчиками.

Гарри не оставлял своих попыток убедить Грэма, что закрутить роман с Оливией – это второй по эффективности шаг, который он может сделать для собственной карьеры. Первым, разумеется, было выбрать следующий проект из кучи сценариев, которые были веером разбросаны на кофейном столике в его гостиничном номере, один хуже другого, про инопланетян, роботов и вампиров. Была среди них и музыкальная версия старого ситкома, в которой Грэму предлагалось сыграть своего собственного брата-близнеца, и комедия о похождениях двух друзей-старшеклассников, которые выдавали себя за студентов колледжа.

– Да знаю я, знаю, – говорил Гарри каждый раз, когда Грэм отвергал очередной сценарий. – Но нам нужно решить, в каком направлении двигаться дальше.

Грэм и сам отдавал себе в этом отчет, но ему хотелось сделать правильный выбор.

В последнюю пару недель он с головой ушел в съемки, выкладывался в каждой сцене, скрупулезно выполнял все указания режиссера, с блеском отыгрывал все свои реплики. По вечерам он засыпал на продавленной гостиничной койке с исчирканной пометками копией сценария на груди, а по утрам прокручивал текст роли в голове, пока принимал душ и чистил зубы.

Все равно ничего другого ему не оставалось. Без Элли этот городок очень быстро начал его душить, он устал каждый день обедать в своем трейлере, а ужинать в номере гостиницы. Гарри уже начинал его утомлять, а Мик не хотел разговаривать ни о чем, кроме работы. Время от времени Грэм развлекался игрой в карты с другими актерами, но большинство из них были старше, поэтому в конце концов он стал проводить время в одиночестве, а мало существует вещей более тоскливых, чем мерцающий экран телевизора и тарелка с недоеденным ужином на смятой гостиничной постели.

Вчера вечером, включив телевизор, он с удивлением обнаружил, что показывают «Убить пересмешника». В прошлый раз он смотрел этот фильм еще в детстве, с родителями, и сейчас мгновенно прилип к экрану, покоренный очарованием этой классической картины. И пусть его ровесники сколько влезет смотрят комедии, нашпигованные шутками ниже пояса, и боевики. Грэм вдруг понял, что хотел бы сняться именно в таком фильме. В чем-то серьезном.

Утром по пути на съемочную площадку Оливия пристроилась рядом с ним. Грэм знал, что она уже дала согласие на съемки в следующих двух картинах: в диснеевском фильме о принцессе наших дней и в комедии о двух соседках по общежитию. И пусть он относился к ее выбору с долей скепсиса, в каком-то смысле он ей даже завидовал. Она точно знала, чего хочет, и точно знала, в каком направлении двигается. О себе он того же самого сказать не мог.