Искупление Габриеля, стр. 47

– Габриель, я люблю тебя. Я могу выдержать и вытерпеть много дурных черт твоего характера. Но я не потерплю, когда ты отгораживаешься от меня. Либо ты будешь говорить со мной, либо я возвращаюсь домой. – Подняв голову, она увидела два ярких и сердитых сапфира, сверкающих в сумраке спальни.

– Что? – прорычал Габриель.

– Если я поеду к отцу, он не станет отгораживаться от меня. Он будет рад выговориться. Я буду помогать им с Дайаной. Им сейчас очень нужна поддержка. Зачем мне оставаться здесь? Ты ведешь себя так, словно едва терпишь мое присутствие. – Она перевернулась на спину и стала разглядывать узор балдахина.

– Беатриче. – Голос Габриеля звучал надтреснуто. – Если тебе понадобилось навестить отца, мы поедем туда вместе. Но я ни за что не отпущу тебя одну. Будь я проклят, если ты вернешься домой без меня.

Джулия отважилась слегка улыбнуться:

– Вот теперь я вижу того Габриеля, за которого выходила замуж. А то уж я подумала, что потеряла тебя.

Она сняла с него очки и положила их на прикроватный столик, а затем прижала мужа к себе, затаскивая под одеяло.

Габриель лег на бок, глядя на нее. Потом очень осторожно нашел в темноте ее губы.

– Ну вот, наконец-то. – Джулия пристроила голову у него на груди. – Теперь расскажи, чем вызвана черная полоса в твоем настроении.

– Сомневаюсь, что тебе захочется услышать это прямо сейчас.

– Захочется.

– Отлично. Вчера ты сказала, что я, наверное, сожалею, что рядом со мной ты, а не какая-то другая женщина, с которой я бы мог трахаться. – Его тон становился все жестче. – Больше никогда не говори мне подобных слов.

– Прости меня, – прошептала Джулия.

– В этих словах нет ни капли правды. Клянусь перед Богом, такого у меня и в мыслях не было. Моя прежняя жизнь осталась в прошлом, и я не хочу ее возвращения, да поможет мне Бог.

– Я и не просила тебя туда возвращаться. Я лишь надеялась, что мы с тобой вместе разгоним твое дрянное настроение и ты не будешь сидеть и мучиться один.

– Уверяю тебя: сидя на балконе, я не фантазировал о траханье с другими женщинами. – Его голос стал сердитым. – А то, что у нас есть, очень важно, и опошление этого недопустимо.

Джулия порывисто села:

– В том, чем мы занимались вчера ночью, нет ничего пошлого. Мы любим друг друга. Мы оба получили неприятные известия и оба нуждались в успокоении.

– Я был эгоистичен.

– Это было обоюдным. Помнишь? Я хотела тебя. Я нуждалась в тебе. Если ты был эгоистичен, значит и я тоже. Но мне события вчерашней ночи видятся по-иному. Да, мы вели себя агрессивнее и напористее, чем обычно. Однако ты обещал мне, что с тобой я в полной безопасности. И я это чувствовала. Ты обещал, что мы будем смелы и изобретательны в сексе. Вчера нам было не занимать смелости и изобретательности. Мы отдавали себя друг другу и потому оба щедро получали. – Джулия попыталась сохранить серьезное лицо, но не смогла. Она улыбнулась, стараясь не рассмеяться.

Еще через мгновение она лежала на спине. Габриель навис над ней, и их носы разделяло всего несколько дюймов.

– Сомневаюсь, что святому Франциску понравилось бы, что ты взяла часть его молитвы и применила ее к нашим сексуальным утехам, – заявил Габриель.

– Франциск верил в любовь и брак. Он бы понял, а уж если бы ему что-то не понравилось, он бы деликатно об этом промолчал.

Габриель закрыл глаза и покачал головой. Но на его губах тоже играла улыбка. Когда он снова открыл глаза, в них светилась привычная нежность.

– Я мог бы жить с тобой целую вечность, и ты все равно не переставала бы меня удивлять.

– Рада это слышать, Габриель. Ты по-настоящему привязан ко мне. Даже когда у тебя черная полоса. Мне не стыдно за то, что вытворяли наши тела, поскольку наши души тоже были вовлечены в это. Не хочу, чтобы и у тебя это вызывало стыд.

Он кивнул и торжественно ее поцеловал.

Джулия ответила.

– Ты говорил, что в постели с тобой я в полной безопасности. Но я хочу, чтобы и ты знал: в постели со мной ты совершенно свободен. Весь багаж нашего прошлого не властен над нами, когда мы лежим с тобой в постели.

– Согласен, – сказал Габриель, погладив ей подбородок.

– А теперь, может, расскажешь, что? так расстроило тебя вчера?

– Не сейчас, – возразил Габриель, и по его лицу пробежала тень. – Дай мне еще немного времени. – Он поиграл с ее бриллиантовыми сережками. – Мое сердце принадлежит тебе, Джулианна. Никогда не сомневайся в этом.

Джулия уютно устроилась в его объятиях, однако заснула далеко не сразу.

Глава тридцать третья

Джулия не была психологом, но она обращалась к ним за помощью и кое-что знала о двенадцатиступенчатых программах и методиках выхода из кризисных состояний. Тем не менее сама она всячески старалась не ставить любительские диагнозы другим людям. Однако в случае с Габриелем она не могла следовать этому правилу. Душевный покой ее мужа был поколеблен, причем настолько, что вынудил его схватиться за свои прежние привычки.

Джулия подозревала, что причина его тревог как-то связана с печальными новостями, которые они узнали от Тома и Дайаны, но полной уверенности у нее не было. Одно событие вовсе не обязательно являлось причиной другого. Они могли просто совпасть по времени.

Не зная, что? омрачает душу Габриеля, Джулия, естественно, не знала, как помочь ему и чем успокоить. Над ним словно нависло черное облако, которое не исчезало, вопреки всем попыткам Габриеля вести себя так, словно с ним все в порядке.

Нет, не все. Джулия это знала. Сильнее всего ее задевало его нежелание откровенно поговорить с ней.

Каникулы в Умбрии подходили к концу. Их ждала поездка во Флоренцию. Джулия больше не пыталась расспрашивать мужа, решив для себя быть ему любящей и заботливой опорой. Но если к моменту их возвращения в Кембридж он так ничего ей и не расскажет, она возьмет ситуацию в свои руки.

Летом прошлого года, страдая от вынужденной разлуки с Джулией, Габриель уехал в Италию, где работал волонтером во флорентийском приюте для сирот, устроенном местными монахами-францисканцами. Вскоре работники приюта убедились: Габриель далеко не идеальный волонтер. Вместо того чтобы послушно выполнять чьи-то распоряжения, он предпочитал давать свои. Он без колебаний стал менять обстановку в приюте. Изменения прежде всего касались бытовых удобств и качества пищи для детей. Работники приюта стали возражать, говоря, что у них нет денег на осуществление всех его перемен. И тогда Габриель оплатил расходы из собственного кармана.

В итоге фра Сильвестро – директор приюта – с благодарностью принял его пожертвования, но вздохнул с немалым облегчением, когда францисканцы из Санта-Кроче убедили Габриеля, что он лучше послужит общему делу, проводя экскурсии и читая лекции о жизни Данте.

Фра Сильвестро обрадовался, узнав, что в августе Габриель посетит приют вместе с женой. В присутствии Джулии благотворительность профессора Эмерсона не будет столь агрессивной.

Эмерсонов встречали директор, его помощница Елена и стайка детей в возрасте от четырех до восьми лет. Дети называли Джулию Zia Julia. [23] Они преподнесли ей букет цветов и собственные рисунки. Рисунки были яркими и красочными, и на каждом в окружении улыбающихся детей стояла женщина с длинными темными волосами.

На мгновение Габриель даже оторопел. В глазах детей, особенно тех, кто постарше, он мельком увидел себя в детстве. Его мать умерла в больнице городка Санбери. Габриель помнил, как бродил по больничному вестибюлю. Ему отчаянно хотелось есть. В вестибюле стоял автомат с едой и напитками, но у Габриеля не было ни цента. И тогда он лег на пол и сунул голову под выступающее днище автомата, надеясь отыскать оброненные кем-то монеты.

Усилием воли он подавил воспоминания. Если бы в тот день ему не встретилась Грейс, его жизнь пошла бы совсем в ином направлении.