Стрела Чингисхана, стр. 30
Разумовский поднял к уху трубку и сказал:
– Товарищ генерал, слушаете, да? Здесь подполковник Магомедов из Хасавюртовского райотдела. Я его оставляю на месте за себя. Он встретит следственную бригаду. Я рапорт напишу и с ним оставлю. Так точно. Я не могу ждать. Еду на свое задание. Да-да… Он самый. Хорошо, передаю трубку. – Комбат протянул трубку подполковнику полиции: – С вами будет разговаривать генерал-майор Гаджимуратов, начальник оперативного штаба Антитеррористического комитета республики.
Подполковник полиции вдруг потерял все высокомерное выражение своего лица, почти робко взял трубку и отошел, чтобы никто не слышал его разговор.
Подполковник Разумовский, не теряя время, присел на подножку грузовика, вытащил из планшета стопку бумаги и ручку и начал писать рапорт. Армия приучает к краткому изложению любых фактов, и потому все данные Разумовский сумел уместить на половине странички.
Вернулся подполковник Магомедов и уже не потребовал, а попросил рассказать ему все по порядку.
– Во-первых, трубку верните, – протянул руку Разумовский, и Магомедов, смутившись, вытащил трубку комбата из своего кармана и отдал хозяину. – Во-вторых, я все изложил в рапорте. Вам необходимо будет передать его руководителю следственной бригады. Она уже выехала и, я думаю, скоро будет здесь. Вот документы убитых. Вот портрет Чингисхана. Я описал в рапорте, откуда он взялся и для чего, видимо, предназначался. Снизу приписан мой телефонный номер. Будут у следаков вопросы – пусть звонят. А мы спешим. Удачи вам…
Чанышев бегом побежал к БМР, с разбегу умудрился вскарабкаться на башню и ловко нырнул в люк.
– Молодцы, ребята, отлично отработали, – поблагодарил капитан экипаж. – Спецназу ГРУ работы не оставили. Наши даже на выстрел подбежать не успели, как вы все завершили. Обязательно в рапорте вашу стрельбу отмечу…
Решив, что часть пути завершена, и весьма успешно, капитан Чанышев уже не так внимательно смотрел в тепловизор, и почти не разговаривал по связи с подполковником Разумовским. Весь маршрут был просчитан минувшим вечером. Появляться в Махачкале у спецназовцев особой необходимости не было, отмечаться визитом в кабинет руководства того или иного уровня они не любили, и потому сразу за Хасавюртом капитан дал приказ механику-водителю:
– Скорость максимальная, насколько позволяет дорожная обстановка. Гони, чтобы не скучать. Лучше будет, если никого не раздавишь.
Но эта дорога значительно отличалась по загруженности от дороги в Махачкалу. Здесь и машин было намного меньше, и само дорожное полотно этими машинами было не так сильно побито.
В сам Кизляр, хотя там им и предлагали место в казарме, решили не заезжать. Главная дорога проходила прямо, а в Кизляр нужно было поворачивать направо и ехать еще восемь километров. Но колонна предпочла сразу проделать десятикилометровый путь до поворота на Терекли-Мектеб, и только после этого выехали уже на более узкую боковую, почти не имеющую насыпи и кювета дорогу. Через двадцать восемь километров пути Разумовский все же вышел на связь:
– Валерий Николаевич, смотрю в карту. Через два километра поворот на ветеринарную станцию. Прямиком поедем, через степь. Через Терекли-Мектеб слишком долго.
– Я помню, товарищ подполковник. Я же вчера себе на карту маршрут нарисовал. И механика-водителя проинструктировал. Он следит за дорогой. Свернем вовремя.
Доехав до поворота, водитель повернул напрямую в степь. Как раз в это время колонну обогнали две машины. Одна – гражданская, которая проехала дальше, а вторая, полицейская, остановилась. Из машины вышел полицейский и махнул рукой. Остановилась и боевая машина разведки.
– Что вы хотели? – высунулся из люка Чанышев.
– Куда путь держите? – не глядя на капитана, но внимательно рассматривая БМР, спросил полицейский в бронежилете, скрывавшем его погоны. Он явно был не ногайцем.
– Туда… – показал рукой Валерий Николаевич.
– Откровенное признание, – ухмыльнулся полицейский, но тут же перешел на решительный и даже грубый тон. – Я не из любопытства спрашиваю. Мы здесь за порядок отвечаем и должны знать, что у нас под носом происходит, – и разразился длинной непереводимой тирадой.
– Пошлите официальный запрос в оперативный штаб Антитеррористического комитета, – посоветовал Чанышев. – Генерал-майор Гаджимуратов, может, что-то вам объяснит, а может, и даже скорее всего, ответит вам вашими же словами, только более конкретными. Он, я слышал, любит такие выражения. А если вам не сообщили, значит, не сочли нужным поставить вас в известность. С вами просто не посчитались.
– Не скажете, значит? – спросил уже с угрозой в голосе полицейский.
Капитан не ответил ему, нырнул в люк и скомандовал:
– Поехали…
– Валерий Николаевич, – снова вышел на связь подполковник Разумовский. – Что этому чучелу надо было?
– Требовал от нас чистосердечного признания и полного доклада о наших планах.
– Послал?
– К генералу Гаджимуратову.
– Правильно. А степь здесь и в самом деле красивая. Я теперь лучше понимаю Арсланбекова. Она даже еще красивее, чем в видеосюжете.
Путь до ветеринарной станции занял минут сорок. Когда колонна остановилась у раскрытых ворот, капитан Чанышев заметил, что из печной трубы дома тонкой струйкой поднимается дымок.
– Внимание всем! В доме кто-то есть. Соблюдать осторожность… – Он поднял автомат и шагнул вперед, чтобы спрятаться за углом выступающего сарая с широкими воротами вместо двери. Наверное, через эти ворота заводили больных животных. И тотчас, не дожидаясь команды, в сторону дома повернулась башня БМР и пушка уставилась прямо в окно…
Глава десятая
Енали нравилось быть самостоятельным и взрослым, а выполняя взрослую работу, более того – работу специалиста, он себя ощущал одновременно и взрослым, и необходимым. Протерев ватным тампоном ухо Ветру, он тем же тампоном потер стекло микроскопа, включил ультрафиолетовую лампу, подсунув ее между осветительным зеркалом и поляризатором, и долго рассматривал стекло. Потом и сам тампон пытался рассмотреть, но мелкого ушного клеща не нашел. Скорее всего, у Ветра был отит. Но и отиты бывают тяжелыми и затяжными, здесь главное – вовремя начать лечение.
Ветер пока еще не принадлежал Енали. Но он уже относился к нему как к своей драгоценности, как к главному своему сокровищу и чувствовал свое единство с ним. И как же после этого не отдать все свое время лечению любимого коня.
Переставив ультрафиолетовую лампу в переноску с сильным зеркальным отражателем, как делал это отец, Енали по двадцать минут грел Ветру оба уха. Конь проявлял терпение и уважение к мальчику и позволял производить над собой все эти манипуляции. Лошади вообще очень умные животные. Мурза приказал мальчику вернуться вечером, и перед отъездом следовало еще раз прогреть уши. Завершив второй сеанс физиотерапевтического лечения, Енали решил перед третьим поспать немного в тепле. Он рано поднялся и замерз в пути на холодном ветру. Подбросив в печь еще одну порцию дров, Енали, не раздеваясь, улегся на диване в большой комнате и сразу уснул…
Проснулся Енали от шума. Но не сразу понял, что это такое. Только сев на диване и основательно помотав головой, он сообразил, что за стенами дома работают двигатели машин. Даже показалось, что там трактор гудит. Енали подошел к окну и увидел, как в сторону окна поворачивается пушка-то ли на легком танке, то ли еще на какой-то машине. Испугавшись, парнишка метнулся от окна в глубину комнаты. Потом выскочил в дверь ветеринарной станции, где еще стоял рядом со станком непривязанный и обеспокоенный Ветер, и с силой прижался лицом к его морде, успокаивая и коня, и себя.
Если там машины, если там военные, то они, наверное, ищут мурзу Роберта Ильхановича Арсланбекова. Наверное, это те самые, про которых говорил Арсланбеков накануне вечером. Он назвал их спецназом ГРУ, спецназом военной разведки и обрисовал возможность встречи в самых черных красках. Но самих спецназовцев Енали не видел. Наверное, они тоже были там, за окном, однако он, только увидев пушку, которая смотрела в окно, был не в состоянии кого-то еще рассматривать. Енали обнимал Ветра и одновременно держался за его голову, чтобы не упасть. Он был рад, что успел убежать из комнаты до того, как выстрелит пушка, и ждал этого выстрела. Но, может быть, в ветеринарную станцию она стрелять не будет?